— Только перестань выкобениваться. Посмотрим...
Мийли выходит, Таавет идет за нею на крыльцо, видно, душа его все еще не успокоилась.
— Скажи председателю, баран, мол, злой... Что ты боишься ходить со стадом — того гляди нападет... Пусть уведет этого зверюгу из Айасте, съест сам или накормит шефов.
— Уж я-то знаю, что сказать,— говорит Мийли.— А ты выгони овец из хлева и пока пригляди за ними. Не велико это дело, так только — посматривай.
Мийли уходит вдоль придорожного выгона, под гору.
Таавет открывает дверь хлева и отходит в сторону, чтобы овцы могли выйти. Из полутемного хлева молнией выскакивает баран, будто он ожидал за дверью прихода хозяина или даже подловил подходящее мгновение, глядя сквозь щель в стене. Торжествующе, не питая почтения к бывшему хозяину хутора, он толкает Таавета в живот. Таавета берет оторопь, он инстинктивно отшатывается и дает волю своим старым одеревеневшим ногам, трусит в сторону. К счастью, баран не собирается гоняться за ним, он останавливается и смотрит на солнце, будто его интересует погода.
Таавета разбирает злость на барана... Я тебя вышколю, сволочь, думает он и заходит в овин. Возвращается он со старой плеткой, которой когда-то орудовал на пахоте, и решительно шагает к барану, чтобы воздать ему должное.
Погоди же, попялишься ты у меня на солнце, со злостью думает Таавет. Он начинает суд и расправу, вытягивая плеткой обнаглевшего барана. Но баран артачится по-прежнему, веревочная плеть не причиняет ему боли, разве что только дразнит его,— толстая шерсть оберегает его бока и спину. Он уже не пялит глаза на солнце, решает с честью вступить в очередную баталию и пятится, беря разгон для атаки,— так уж он привык действовать. И только тут Таавет Анилуйк, повидавший виды старикан, понимает, что от его плетки толку мало. Баран мчится на него как оглашенный, и ничем тут не поможешь.
— Туке, возьми его! Туке! — в отчаянии кричит Таавет.
Пес растянулся на травке. Хотя он и не больно зубаст, все
же вскакивает на ноги и успевает в последнюю минуту укусить барана в заднюю ногу. Баран останавливается, поворачивается к новоявленному врагу и, выставив рога, пытается преследовать его. Однако Туке не плошает, он бесстрашно кусает барана в губу. Дерзкий баран посрамлен и улепетывает.
— Бог в помощь! — вдруг раздается за спиной.
Таавет поворачивает голову и видит моложавого человека,
идущего вдоль садовой изгороди во двор. Таавет тушуется и пытается спрятать плетку за спину. Ему стыдно, что чужой человек мог заметить, как он карал барана.
— Спасибо! — отвечает он глухо.
Человек приветливо улыбается. Это крупный и сильный мужчина, на плечах у него промасленный пиджак, на ногах кирзовики. Идет он потупясь, словно опечаленный чем-то. Дружески протягивает руку Таавету:
— Гляди-ках неужто сам хозяин вернулся...
— Да, закончил науки. Теперь вот пасу овец, как библейский Иаков.
— Ну что ж, и эта работенка не пыльная.
Таавет пожимает его узловатую руку, с интересом приглядывается к нему, но все же не узнает.
— Кто сам-то будешь? — наконец спрашивает Таавет.
— Сааремяги,— улыбается человек.
— Ах, Сааремяги Аугуста сын. Вот не думал.
— Много времени утекло... Будь добр, хозяин, пусти меня в кухню, там у меня аккумулятор в углу.
Таавет на мгновение оглядывается в ту сторону, куда удрал баран, и кивает.
Комбайнер вытягивает аккумулятор из-под скамейки для воды, берет его под мышку как поросенка, и Таавет снова навешивает замок на дверь, хотя сам и не собирается идти куда- нибудь далеко. Он охотно бы поговорил с односельчанином, появившимся в поле его зрения, но комбайнер очень занят и времени у него, видимо, в обрез, погода хороша.
Сааремяги стоит в воротах сада, поводит плечом и говорит рассудительно:
— А не хочешь, хозяин, работенку получить? Мне бы помощника надо. Был тут один школьник, да ушел с первого сентября в школу.
— Не знаю еще,— колеблется Таавет. Слишком неожиданное это для него предложение.
— Руки-ноги на этой работе не шибко утруждать, а колхоз даст еще и зерна.
Таавет гонит овец на поле. Комбайнер идет перед стадом, как новоявленный пастырь, с аккумулятором под мышкой. Хозяин молчит, он, само собой, не против такой работы, к тому же в Сибири убирал хлеб на комбайне, но все же как-то неловко сразу сказать «да». Сааремяги ничего больше не говорит, видимо, считает дело решенным.
Они подходят к старому паровому котлу.
— Пора бы этот старый чайник в утиль сдать,— говорит Арво.— Вечно он стоит на дороге, прямую борозду не проведешь и с комбайном не проедешь.
— Как здоровье Эльмара?
— Да что там. Ковыляет по дому. Иной раз сюда прибредет на котел поглядеть, посидит малость, покурит и скажет: вот, мол, опять пришел со старым другом поговорить. Дело стариковское, скучно одному, много ли наплетешь корзин.
Овцы разбегаются по пару, резвятся, щиплют травинки, одним словом, живут своей жизнью. Таавет наблюдает, как комбайнер ставит аккумулятор. Но прежде чем он успевает завести комбайн, из леса появляется не совсем обычный человек и спорым шагом всходит на бугор. Он в сером плаще, одна рука неподвижно топорщится в кармане, в другой — пузатый портфель.
Хмурое облачко набегает на лицо Сааремяги.
— Ээди Ээснер идет,— произносит он мрачно.— Не знаю, что ему тут нужно!
Еще издали, почти от самых рябин, раздается громовое «привет» Ээснера. Земледельцы отвечают ему сдержанно.
— Я пришел застраховать вашу жизнь,— сразу же приступает к делу Ээснер, открывает на колене свой портфель и выуживает из него несколько бумаг.— «Как солнышко в небесной сини, трепещет жизни огонек», — говорит поэт. Вот я и хожу тут, чтобы сохранить ваш огонек, не дать ему угаснуть. С вами могут случиться всякие несчастья: можете угодить в какую-нибудь шестерню, лошадь может понести, вилы впиться вам в бок... И на случай общей неработоспособности можем заключить договор.
— Ты что, перешел на другую работу? — спрашивает комбайнер, прерывая поток его слов.
— «Все течет, все изменяется», — сказал какой-то мудрец.
— Так что теперь ты страховой агент?
— Как видишь,— отвечает Ээснер и бойко продолжает: — Договора на смешанное страхование жизни заключаются со всеми гражданами Советского Союза, с шестнадцати и до шестидесяти пяти лет. Кстати,— поворачивается он к Таавету.— Ты мог бы взять полис, это совсем недорого, и не надо все сразу платить. Деньги можешь перевести, нужно только написать заявление.
— Нет, не нужно мне никакого полиса,— отвечает Таавет так резко, что Ээснера на мгновение берет испуг. Но он быстро приходит в себя, всяких людей повидал.
— Как хочешь. А ты, Сааремяги, должен застраховать свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Мийли выходит, Таавет идет за нею на крыльцо, видно, душа его все еще не успокоилась.
— Скажи председателю, баран, мол, злой... Что ты боишься ходить со стадом — того гляди нападет... Пусть уведет этого зверюгу из Айасте, съест сам или накормит шефов.
— Уж я-то знаю, что сказать,— говорит Мийли.— А ты выгони овец из хлева и пока пригляди за ними. Не велико это дело, так только — посматривай.
Мийли уходит вдоль придорожного выгона, под гору.
Таавет открывает дверь хлева и отходит в сторону, чтобы овцы могли выйти. Из полутемного хлева молнией выскакивает баран, будто он ожидал за дверью прихода хозяина или даже подловил подходящее мгновение, глядя сквозь щель в стене. Торжествующе, не питая почтения к бывшему хозяину хутора, он толкает Таавета в живот. Таавета берет оторопь, он инстинктивно отшатывается и дает волю своим старым одеревеневшим ногам, трусит в сторону. К счастью, баран не собирается гоняться за ним, он останавливается и смотрит на солнце, будто его интересует погода.
Таавета разбирает злость на барана... Я тебя вышколю, сволочь, думает он и заходит в овин. Возвращается он со старой плеткой, которой когда-то орудовал на пахоте, и решительно шагает к барану, чтобы воздать ему должное.
Погоди же, попялишься ты у меня на солнце, со злостью думает Таавет. Он начинает суд и расправу, вытягивая плеткой обнаглевшего барана. Но баран артачится по-прежнему, веревочная плеть не причиняет ему боли, разве что только дразнит его,— толстая шерсть оберегает его бока и спину. Он уже не пялит глаза на солнце, решает с честью вступить в очередную баталию и пятится, беря разгон для атаки,— так уж он привык действовать. И только тут Таавет Анилуйк, повидавший виды старикан, понимает, что от его плетки толку мало. Баран мчится на него как оглашенный, и ничем тут не поможешь.
— Туке, возьми его! Туке! — в отчаянии кричит Таавет.
Пес растянулся на травке. Хотя он и не больно зубаст, все
же вскакивает на ноги и успевает в последнюю минуту укусить барана в заднюю ногу. Баран останавливается, поворачивается к новоявленному врагу и, выставив рога, пытается преследовать его. Однако Туке не плошает, он бесстрашно кусает барана в губу. Дерзкий баран посрамлен и улепетывает.
— Бог в помощь! — вдруг раздается за спиной.
Таавет поворачивает голову и видит моложавого человека,
идущего вдоль садовой изгороди во двор. Таавет тушуется и пытается спрятать плетку за спину. Ему стыдно, что чужой человек мог заметить, как он карал барана.
— Спасибо! — отвечает он глухо.
Человек приветливо улыбается. Это крупный и сильный мужчина, на плечах у него промасленный пиджак, на ногах кирзовики. Идет он потупясь, словно опечаленный чем-то. Дружески протягивает руку Таавету:
— Гляди-ках неужто сам хозяин вернулся...
— Да, закончил науки. Теперь вот пасу овец, как библейский Иаков.
— Ну что ж, и эта работенка не пыльная.
Таавет пожимает его узловатую руку, с интересом приглядывается к нему, но все же не узнает.
— Кто сам-то будешь? — наконец спрашивает Таавет.
— Сааремяги,— улыбается человек.
— Ах, Сааремяги Аугуста сын. Вот не думал.
— Много времени утекло... Будь добр, хозяин, пусти меня в кухню, там у меня аккумулятор в углу.
Таавет на мгновение оглядывается в ту сторону, куда удрал баран, и кивает.
Комбайнер вытягивает аккумулятор из-под скамейки для воды, берет его под мышку как поросенка, и Таавет снова навешивает замок на дверь, хотя сам и не собирается идти куда- нибудь далеко. Он охотно бы поговорил с односельчанином, появившимся в поле его зрения, но комбайнер очень занят и времени у него, видимо, в обрез, погода хороша.
Сааремяги стоит в воротах сада, поводит плечом и говорит рассудительно:
— А не хочешь, хозяин, работенку получить? Мне бы помощника надо. Был тут один школьник, да ушел с первого сентября в школу.
— Не знаю еще,— колеблется Таавет. Слишком неожиданное это для него предложение.
— Руки-ноги на этой работе не шибко утруждать, а колхоз даст еще и зерна.
Таавет гонит овец на поле. Комбайнер идет перед стадом, как новоявленный пастырь, с аккумулятором под мышкой. Хозяин молчит, он, само собой, не против такой работы, к тому же в Сибири убирал хлеб на комбайне, но все же как-то неловко сразу сказать «да». Сааремяги ничего больше не говорит, видимо, считает дело решенным.
Они подходят к старому паровому котлу.
— Пора бы этот старый чайник в утиль сдать,— говорит Арво.— Вечно он стоит на дороге, прямую борозду не проведешь и с комбайном не проедешь.
— Как здоровье Эльмара?
— Да что там. Ковыляет по дому. Иной раз сюда прибредет на котел поглядеть, посидит малость, покурит и скажет: вот, мол, опять пришел со старым другом поговорить. Дело стариковское, скучно одному, много ли наплетешь корзин.
Овцы разбегаются по пару, резвятся, щиплют травинки, одним словом, живут своей жизнью. Таавет наблюдает, как комбайнер ставит аккумулятор. Но прежде чем он успевает завести комбайн, из леса появляется не совсем обычный человек и спорым шагом всходит на бугор. Он в сером плаще, одна рука неподвижно топорщится в кармане, в другой — пузатый портфель.
Хмурое облачко набегает на лицо Сааремяги.
— Ээди Ээснер идет,— произносит он мрачно.— Не знаю, что ему тут нужно!
Еще издали, почти от самых рябин, раздается громовое «привет» Ээснера. Земледельцы отвечают ему сдержанно.
— Я пришел застраховать вашу жизнь,— сразу же приступает к делу Ээснер, открывает на колене свой портфель и выуживает из него несколько бумаг.— «Как солнышко в небесной сини, трепещет жизни огонек», — говорит поэт. Вот я и хожу тут, чтобы сохранить ваш огонек, не дать ему угаснуть. С вами могут случиться всякие несчастья: можете угодить в какую-нибудь шестерню, лошадь может понести, вилы впиться вам в бок... И на случай общей неработоспособности можем заключить договор.
— Ты что, перешел на другую работу? — спрашивает комбайнер, прерывая поток его слов.
— «Все течет, все изменяется», — сказал какой-то мудрец.
— Так что теперь ты страховой агент?
— Как видишь,— отвечает Ээснер и бойко продолжает: — Договора на смешанное страхование жизни заключаются со всеми гражданами Советского Союза, с шестнадцати и до шестидесяти пяти лет. Кстати,— поворачивается он к Таавету.— Ты мог бы взять полис, это совсем недорого, и не надо все сразу платить. Деньги можешь перевести, нужно только написать заявление.
— Нет, не нужно мне никакого полиса,— отвечает Таавет так резко, что Ээснера на мгновение берет испуг. Но он быстро приходит в себя, всяких людей повидал.
— Как хочешь. А ты, Сааремяги, должен застраховать свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45