В сумеречном сарае поднимается такая пыль, что барахтающихся в соломе не видно. Полова свербит под одеждой, обоим жарко, руки-ноги разбросаны, парень и девушка тяжело дышат.
— Целуй, чего ты зря ломаешься, — подсказывает батрачка с хутора Сиргасте, чинная старая дева.
Сама она мужчин не терпит, награждает каждого, кто пытается ее погладить, беспощадными царапинами, но другим умеет давать советы прекрасно. Возможно, поэтому ее и зовут Маали-кошка. Она съезжает с кучи соломы, чтобы попить из колодца, пока молотилка стоит.
Майму отбилась от Ээди и в свою очередь вдавила парня в солому; она торжествует победу и Держит колено на груди батрака. Ээди пыхтит, лицо его красное. Ему стыдно, что девчонка оказалась сильнее, чем он думал.
— Ты, Майму, не делай больно красивому парню. Мужчины народ нежный, — говорит Маали, уходя.
Девушка только смеется и дергает батрака за уши; злость ее прошла. Ээди хватает девушку за руки и делает резкое движение. Майму слетает с его груди, парень садится и целует ее в пыльные губы — хорошо ли, плохо, как только может. Майму вырывается и оглядывается. К счастью, никто не видел. И тут тоже важно общественное мнение.
— Вот я и испробовал, как советовала Маали, — балагурит парень.
— Ах ты бессовестный!— смеется Майму.
Ээди решает приступить к делу.
— Не закрывай чердак на крючок вечером.
— А что тебе за дело на чужом чердаке?
— Так просто,— говорит парень.
— Что так просто? — улыбаясь, спрашивает Майму.
— Так просто, если...— бормочет Ээди.
Девушка решает помочь парню, ему, видно, понадобится еще четверть часа, прежде чем он набредет на главное. К тому же скоро снова начнется молотьба.
— Я не сплю на сеновале,— просто говорит она.— По ночам уже холодно.
— Тогда не запирайся в амбаре.
Девушка вскользь бросает взгляд на парня.
— А я сплю в задней комнате. С отцом и матерью, как яичко в гнездышке.
— Что же мне делать?— беспомощно никнет батрак.
— Чего же ты хочешь делать, если не знаешь?
— Твой отец разобьет мне голову топором, если поймает,— говорит Ээди.
— Будь ловок, не попадайся, — наставляет девушка парня.
— Да?
— Что ты за мужчина, если всего боишься, как заяц.
Такое обвинение конечно же не по душе парню. Лицо его
снова становится неподвижным и мрачным. Девушка замечает, как подействовали ее слова на Ээди, и лукаво улыбается. Она вдруг начинает жалеть, что обидела славного парня, и, как бы невзначай, нежно гладит его по руке.
— Я приду к тебе сегодня же,— говорит Ээди, посмотрев на Майму мягким взглядом.
— Ладно. Я привяжу собаку в риге,— тихо и без усмешки говорит девушка.— Приходи под окно, что в огород выходит. Ты у нас бывал, должен знать, где оно.
Батрак кивает. Девушка берет его сильную мозолистую руку, разглядывает ее и затем тычет растопыренными пальцами в солому.
— Как вилы,— нежно говорит она.
Ремень, как видно, снова надет на шкив. Во дворе кричит Таавет:
— Батрак! Эгей, батрак!
— Хозяин, как маленький ребенок, не может без тебя и шагу шагнуть,— сердито произносит Майму.
Ээди молча встает и спешит к хозяину.
Хитрый Таавет тем временем предпринял кое-что. Пока натягивал ремень, он похвалил Пауля Кяо за его умение держать в порядке свой амбар.
Кто не знает, что Пауль готов за похвалу очертя голову лезть хотя бы в адский котел. Растроганный, он обещает при
вести в порядок и закрома на Айасте. Лучше поздно, чем никогда, говорит Пауль, многозначительно глядя в глаза соседу. Таавет радуется про себя, он на сей раз взял верх.
— Ээди, ступай подавать снопы в молотилку, в хорошем расположении духа говорит он батраку.
— А кто солому укладывать будет?— медля, спрашивает батрак.
— Я пошлю двух женщин. Потом, когда Пауль вернется пойдешь сам.
Батрак неохотно лезет подавать в молотилку
Какой-то пожилой человек выезжает на велосипеде марки «Хускварна» из леса Варсаметса, он едет медленно, спокойно, степенно, как будто каждый нажим на педаль доставляет ему непередаваемое наслаждение. Его широкие болтающиеся штанины защемлены поблескивающими на солнце зажимами, под велосипедной рамой висит потертый, неопределенного цвета портфель. И больше ничего особенного нет в этом человеке. На опушке ельника, у моста, он сходит с велосипеда и, ведя его за руль, начинает подниматься в гору Хутор Айасте находится в живописном месте, красуется, будто орлиное гнездо на скале среди долины. Он виден издалека, с полей и из лесов; отсюда, с опушки, большая часть построек не видна, их заслоняет холм, заметны только липы во дворе и мякинник. На таком хуторе, поодаль от людей и шума, хорошо, наверное, коротать дни на старости лет, думает незнакомец.
С холма раздается гуд молотилки и мерное шипенье парового котла. Хорошо шагать под эти звуки. Идущий невольно вспоминает свою молодость, молотилка тогда была еще большой диковиной, и, когда ее пускали в ход, даже барон со своими дочерьми приходил смотреть, как она работает. Что-то теплое, полузабытое трепещет в груди чиновника; резкие черты его лица смягчаются, и в глазах появляется радостный блеск. Он человек впечатлительный; чем старше он становится, тем глубже трогают его сердце поля с созревшим хлебом и молотьба, когда он ездит среди осенней природы.
Он уже прошел мимо первых рябин и придорожной груды камней, когда на холме внезапно и странным образом все вдруг затихает. Ушам идущего эта тишина кажется какой-то чужой, непонятной. С хутора не слышно ни единого голоса, ни звука. Вот уже видны постройки, на доме настилают новую крышу, в воротах сарая беззвучно дымит труба парового кот
ла. Как в кино, думает чиновник, ощущая беспокойство. Может, я оглох, пугается он. Но нет, с рябины вдруг вспархивает, щебеча, пара скворцов. Наверное, на хуторе отмолотились,— успокаиваясь, решает человек и торопливо шагает к хутору.
На Айасте его глазам предстает следующая картина.
Люди скучились на пороге сарая, лица у них сосредоточенные и горестно-хмурые, все держатся скованно, замерли как в судороге, словно смотрят какую-то слезливую драму из историй святой Женевьевы. Видать, молятся, усмехается чиновник, хотя он не слыхал, чтобы в Тухакопли были баптисты. Кто знает, что за благую проповедь держат там в сарае для снопов в самый разгар страды; может, возникла какая новая вера, разве это так уж невозможно, думает человек, ставя велосипед к стене хлева. В газете писали недавно, что одна женщина из Вирумаа поссорилась с пастором, не захотела платить церковый налог, отправилась в Нарву и там, первая из эстонок, приняла ислам... Да, в сарае случилось что-то важное, если никто не заметил прихода незнакомого человека с портфелем.
Чиновник подходит поближе, его очень удивляет, что иные женщины сидят с мелово-белыми, оторопевшими лицами и всхлипывают;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45