— Больше выкроить не смогу. Через двадцать минут в моей квартире. Мам! — покричала я, судорожно запихивая в сумку кое-какие вещи. — Мне надо отлучиться. По работе. Буду часа через два, не позже.
7
Утром в среду, обменявшись многозначительными репликами с причесанными и ухоженными мальчиками за стойкой, Коди, в костюме и сапогах, умудрился добыть нам разрешение ждать вылета в зале VIP.
— Откуда ты их всех знаешь? — удивилась я.
Коди презрительно отшвырнул пару газет — о гольфе и о рынке ценных бумаг.
— Неужели нельзя хоть один экземпляр чего-то приличного завести? На каждом шагу ведь…
Едва мы вошли в самолет, как бортпроводник заметил Коди и мгновенно зарделся.
— Коди?
— Верно. По крайней мере, сегодня я зовусь так. Но кто знает, в какой из моих многочисленных ипостасей я предстану завтра? — Коди повернулся ко мне. — Пристегни ремень, дорогая. Послушай-ка, ты не посмотришь, я, кажется, не пристегнулся?
— Это же так просто, толстый ты…
— Прошу прощения, сэр. — Коди оттолкнул мою руку и призвал Румяного Мальчика. — Вы не поможете мне вот с этим? — Он показал на свою ширинку.
— А в чем проблема? — Румяный Мальчик с трудом скрывал смущение.
— Мне, если не возражаете, надо бы пристегнуться… Вот так… Ух ты… какие нежные пальчики… Вот так, аккуратненько… удобненько… вот так…
— На каждом шагу, — проворчала я. — У тебя обширный круг знакомств.
— Это лучше, чем жить взаперти, дав обет скорби. — Он недоверчиво оглядел меня, потом глаза его вспыхнули. — Что? Неужели парень из аптеки?
— Нет. — Я специально выдержала паузу, чтоб его помучить. — Это Оуэн.
— Милашка Оуэн?
В тот вечер, когда мы праздновали день рождения Коди, Оуэн подошел к нему и спросил: «Простите, можно у вас подругу одолжить?» В результате Коди сделал вывод, что Оуэн неподражаем.
— Милашка Оуэн, — подтвердила я.
— И ты с ним уже спала? Я опешила.
— Конечно.
— А мне ничего не сказала!
— Да разговора не было… Мы ведь с тобой толком не виделись, да?
— Господи всемилостивый! Давай же, рассказывай.
С ним я чувствую себя моложе. — Я поспешила заговорить, чтобы не дать ему пуститься в причитания. — Но не всегда в положительном смысле. С тех пор как мы стали встречаться, я… во-первых… — я стала отгибать пальцы. — Посмотри-ка, красивый у меня лак на ногтях? Так вот, во-первых, я устроила ему пьяный скандал прямо на улице; во-вторых, хватала его за всякие места в такси; в третьих, в воскресенье удрала от мамы, чтобы только заняться с ним сексом.
— Чтобы только заняться сексом? — переспросил Коди.
— И вчера вечером я это повторила, — добавила я. — По дороге с работы.
Оуэн позвонил мне в контору в районе половины седьмого и спросил:
— Ты что сегодня делаешь?
— Я сегодня иду домой, а ты идешь на концерт.
— У меня еще полтора часа. Приезжай.
Я мгновенно закрыла все папки и ушла. Едва я позвонила в звонок, как дверь отворилась, и он втянул меня внутрь, а через несколько секунд мы уже занимались делом — он прижал меня к двери, я даже не успела раздеться, как уже обхватила его ногами за талию.
— Какого цвета у него глаза? — заинтересовался Коди.
— Не знаю. Глаза как глаза. Ничего такого. Я просто весело провожу время, а кроме того, Оуэн еще не остыл к своей бывшей подружке.
— Но это первый, с кем ты переспала после Антона. Как он? Соответствует?
— Это нечестно, — сказала я. — Антона я люблю, это все равно что сравнивать «Макдоналдс» с шикарным рестораном. — Я задумалась. — Хотя… Иногда биг-мак — как раз то, что нужно.
Наш разговор прервал командир корабля.
— Через сорок пять минут мы совершим посадку в аэропорту Хитроу.
Оуэн был моментально забыт, я вдруг вспомнила, зачем, собственно, лечу в Лондон. И какие передо мной открываются перспективы. Я представила себе лучший из возможных исходов, и во рту у меня пересохло: меня издадут, книга будет иметь успех, и я стану знаменитостью… Но насколько это вероятно?
Мгновенно посерьезнев, я повернулась к Коди.
— Ничего из этой затеи не выйдет.
— Это ты так из вредности говоришь.
— Нет, серьезно. Ничего из этого не выйдет.
— Я не спорю.
— Ой, прости, я забыла, с кем имею дело. Мы немного помолчали.
— А почему, собственно говоря, ничего не должно выйти? — спросила я. — У тебя пораженческие настроения.
Он вздохнул и стал листать газету.
— Господи, о чем они только пишут…
В Хитроу мы приземлились через полтора часа — этот летчик оказался жалким обманщиком. Едва мы ступили на лондонскую землю, как мне повсюду начали мерещиться Лили и Антон. Каждую блондинку я принимала за Лили, а каждого мужчину выше ста семидесяти — за Антона.
— В этом городе восемь миллионов человек, — шипел на меня Коди, которого я то и дело хватала за рукав. — Мы никогда их тут не встретим.
— Прости, — прошептала я. С тех пор как Антон с Лили вместе, я бывала в Лондоне лишь дважды — сейчас был третий раз, — и пребывание на «их территории» начисто парализовало мою волю. Я до смерти боялась с ними столкнуться, и одновременно мне этого страшно хотелось.
Когда мы выходили из станции метро «Лестер-сквер», чтобы попасть в Сохо, я вся дрожала — где-то поблизости находилась контора Антона, но Коди отказывался называть улицу.
— Не отвлекайся! — заявил он. — Не забывай, зачем ты здесь.
Вам бы стоило взглянуть на эту Жожо Харви. Под три метра ростом, в теле, с темными ресницами и волнистыми каштановыми волосами до плеч. Если бы она была актрисой, то ее появление на экране сопровождалось бы тоскливой песней саксофона, с выраженными эротичными нотками. Видная девушка. И не тощая, понимаете? Ее было много.
Коди сказал, что подождет в приемной, и она повела меня по коридору в свой кабинет. На полках было полно книг, и, завидев «Мими» с ее бездарными снадобьями, я испытала приступ тоски, ненависти и еще примерно шестидесяти разных чувств. Хочу того же!
Жожо помахала растрепанной пачкой листов и сказала:
— Ваша рукопись. Ну и смеялись мы, честное слово!
— М-мм… Вот и хорошо.
— Как вы ездили в аптеку. И как папа отрастил бакенбарды. Просто здорово!
— Благодарю.
— Есть какие-нибудь предложения относительно жанра? Документальный или художественный?
— Не документальный, это уж точно. — Я была в ужасе.
— Тогда художественный.
— Но я не могу, — сказала я. — Это же все про моих родителей.
— И даже история с Гельмутом? Или как эта девушка — Колетт, кажется? — танцует вокруг пресса для брюк в одних трусиках? Мне этот эпизод очень понравился.
— Ну, нет, это, конечно, я из головы выдумала. Но главная линия — о том, как папа бросил маму, — это все подлинное.
— Знаете что? Можете считать меня бесчувственной, — она задрала ноги на стол — отличные сапоги, к слову сказать, — но это же все старо как мир:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
7
Утром в среду, обменявшись многозначительными репликами с причесанными и ухоженными мальчиками за стойкой, Коди, в костюме и сапогах, умудрился добыть нам разрешение ждать вылета в зале VIP.
— Откуда ты их всех знаешь? — удивилась я.
Коди презрительно отшвырнул пару газет — о гольфе и о рынке ценных бумаг.
— Неужели нельзя хоть один экземпляр чего-то приличного завести? На каждом шагу ведь…
Едва мы вошли в самолет, как бортпроводник заметил Коди и мгновенно зарделся.
— Коди?
— Верно. По крайней мере, сегодня я зовусь так. Но кто знает, в какой из моих многочисленных ипостасей я предстану завтра? — Коди повернулся ко мне. — Пристегни ремень, дорогая. Послушай-ка, ты не посмотришь, я, кажется, не пристегнулся?
— Это же так просто, толстый ты…
— Прошу прощения, сэр. — Коди оттолкнул мою руку и призвал Румяного Мальчика. — Вы не поможете мне вот с этим? — Он показал на свою ширинку.
— А в чем проблема? — Румяный Мальчик с трудом скрывал смущение.
— Мне, если не возражаете, надо бы пристегнуться… Вот так… Ух ты… какие нежные пальчики… Вот так, аккуратненько… удобненько… вот так…
— На каждом шагу, — проворчала я. — У тебя обширный круг знакомств.
— Это лучше, чем жить взаперти, дав обет скорби. — Он недоверчиво оглядел меня, потом глаза его вспыхнули. — Что? Неужели парень из аптеки?
— Нет. — Я специально выдержала паузу, чтоб его помучить. — Это Оуэн.
— Милашка Оуэн?
В тот вечер, когда мы праздновали день рождения Коди, Оуэн подошел к нему и спросил: «Простите, можно у вас подругу одолжить?» В результате Коди сделал вывод, что Оуэн неподражаем.
— Милашка Оуэн, — подтвердила я.
— И ты с ним уже спала? Я опешила.
— Конечно.
— А мне ничего не сказала!
— Да разговора не было… Мы ведь с тобой толком не виделись, да?
— Господи всемилостивый! Давай же, рассказывай.
С ним я чувствую себя моложе. — Я поспешила заговорить, чтобы не дать ему пуститься в причитания. — Но не всегда в положительном смысле. С тех пор как мы стали встречаться, я… во-первых… — я стала отгибать пальцы. — Посмотри-ка, красивый у меня лак на ногтях? Так вот, во-первых, я устроила ему пьяный скандал прямо на улице; во-вторых, хватала его за всякие места в такси; в третьих, в воскресенье удрала от мамы, чтобы только заняться с ним сексом.
— Чтобы только заняться сексом? — переспросил Коди.
— И вчера вечером я это повторила, — добавила я. — По дороге с работы.
Оуэн позвонил мне в контору в районе половины седьмого и спросил:
— Ты что сегодня делаешь?
— Я сегодня иду домой, а ты идешь на концерт.
— У меня еще полтора часа. Приезжай.
Я мгновенно закрыла все папки и ушла. Едва я позвонила в звонок, как дверь отворилась, и он втянул меня внутрь, а через несколько секунд мы уже занимались делом — он прижал меня к двери, я даже не успела раздеться, как уже обхватила его ногами за талию.
— Какого цвета у него глаза? — заинтересовался Коди.
— Не знаю. Глаза как глаза. Ничего такого. Я просто весело провожу время, а кроме того, Оуэн еще не остыл к своей бывшей подружке.
— Но это первый, с кем ты переспала после Антона. Как он? Соответствует?
— Это нечестно, — сказала я. — Антона я люблю, это все равно что сравнивать «Макдоналдс» с шикарным рестораном. — Я задумалась. — Хотя… Иногда биг-мак — как раз то, что нужно.
Наш разговор прервал командир корабля.
— Через сорок пять минут мы совершим посадку в аэропорту Хитроу.
Оуэн был моментально забыт, я вдруг вспомнила, зачем, собственно, лечу в Лондон. И какие передо мной открываются перспективы. Я представила себе лучший из возможных исходов, и во рту у меня пересохло: меня издадут, книга будет иметь успех, и я стану знаменитостью… Но насколько это вероятно?
Мгновенно посерьезнев, я повернулась к Коди.
— Ничего из этой затеи не выйдет.
— Это ты так из вредности говоришь.
— Нет, серьезно. Ничего из этого не выйдет.
— Я не спорю.
— Ой, прости, я забыла, с кем имею дело. Мы немного помолчали.
— А почему, собственно говоря, ничего не должно выйти? — спросила я. — У тебя пораженческие настроения.
Он вздохнул и стал листать газету.
— Господи, о чем они только пишут…
В Хитроу мы приземлились через полтора часа — этот летчик оказался жалким обманщиком. Едва мы ступили на лондонскую землю, как мне повсюду начали мерещиться Лили и Антон. Каждую блондинку я принимала за Лили, а каждого мужчину выше ста семидесяти — за Антона.
— В этом городе восемь миллионов человек, — шипел на меня Коди, которого я то и дело хватала за рукав. — Мы никогда их тут не встретим.
— Прости, — прошептала я. С тех пор как Антон с Лили вместе, я бывала в Лондоне лишь дважды — сейчас был третий раз, — и пребывание на «их территории» начисто парализовало мою волю. Я до смерти боялась с ними столкнуться, и одновременно мне этого страшно хотелось.
Когда мы выходили из станции метро «Лестер-сквер», чтобы попасть в Сохо, я вся дрожала — где-то поблизости находилась контора Антона, но Коди отказывался называть улицу.
— Не отвлекайся! — заявил он. — Не забывай, зачем ты здесь.
Вам бы стоило взглянуть на эту Жожо Харви. Под три метра ростом, в теле, с темными ресницами и волнистыми каштановыми волосами до плеч. Если бы она была актрисой, то ее появление на экране сопровождалось бы тоскливой песней саксофона, с выраженными эротичными нотками. Видная девушка. И не тощая, понимаете? Ее было много.
Коди сказал, что подождет в приемной, и она повела меня по коридору в свой кабинет. На полках было полно книг, и, завидев «Мими» с ее бездарными снадобьями, я испытала приступ тоски, ненависти и еще примерно шестидесяти разных чувств. Хочу того же!
Жожо помахала растрепанной пачкой листов и сказала:
— Ваша рукопись. Ну и смеялись мы, честное слово!
— М-мм… Вот и хорошо.
— Как вы ездили в аптеку. И как папа отрастил бакенбарды. Просто здорово!
— Благодарю.
— Есть какие-нибудь предложения относительно жанра? Документальный или художественный?
— Не документальный, это уж точно. — Я была в ужасе.
— Тогда художественный.
— Но я не могу, — сказала я. — Это же все про моих родителей.
— И даже история с Гельмутом? Или как эта девушка — Колетт, кажется? — танцует вокруг пресса для брюк в одних трусиках? Мне этот эпизод очень понравился.
— Ну, нет, это, конечно, я из головы выдумала. Но главная линия — о том, как папа бросил маму, — это все подлинное.
— Знаете что? Можете считать меня бесчувственной, — она задрала ноги на стол — отличные сапоги, к слову сказать, — но это же все старо как мир:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146