Я благодарственно улыбнулась и поспешила к маме. Мы сразу сели за папино письмо.
Оно оказалось от его адвоката. Господи, неужто все так серьезно? Хотя от усталости буквы у меня перед глазами так и плясали, суть я все-таки ухватила.
Папа предлагал так называемое «промежуточное финансовое урегулирование». Формулировка звучала зловеще, поскольку предполагала в последующем наличие более постоянного «финансового урегулирования». В письме говорилось, что он станет выплачивать маме определенное ежемесячное содержание, которое позволит ей оплачивать текущие счета, включая закладную.
— О'кей, давай прикинем. Сколько вы платите по закладной?
Мама уставилась на меня с таким видом, словно ее попросили объяснить теорию относительности.
— Ну, хорошо. А коммунальные платежи? Сколько примерно вы платите за электричество?
— Я… я не знаю. Все счета оплачивает отец. Извини, — сказала она, и я поняла, что продолжать бессмысленно. Причем — все.
Трудно поверить, но когда-то мама работала. В машбюро, где и познакомилась с отцом. Но когда забеременела мною, она ушла с работы: предыдущий выкидыш научил ее быть осторожной. Может, она в любом случае бросила бы работу после моего рождения, поскольку в ее время именно так поступали все ирландские женщины. Но если все другие мамаши, сдав детей в школу, возвращались к труду, то моя мама этого не сделала. Она говорила, что я ей слишком дорога. Если говорить более прозаически, мы просто не нуждались в деньгах, нам их всегда хватало, хотя папа так и не дослужился до высокого положения, персонального «Мерседеса» и все такое.
— Ну что ж, достаточно, — вздохнула я. — Давай спать.
— Тут еще кое-что, — сказала мама. — У меня сыпь. — Она вытянула вперед ногу и распахнула халат. Сомнений не было: ляжка была усыпана красными волдырями.
— Надо показаться врачу. — У меня дрогнули губы. Истерика.
Мама тоже рассмеялась.
— Позвоню доктору Бейли и попрошу еще раз к нам прийти.
В аптеку я больше не поеду. Этот симпатичный парень в халате решит, что я совсем спятила.
Во вторник утром в Килдэре творилось нечто несусветное. Прибыли дизайнер по интерьеру и восемь его помощников, им предстояло превратить пропахший мокрой травой шатер в сверкающую сказку «Тысячи и одной ночи». Но шатер еще был не до конца смонтирован, и обе группы пытались работать параллельно. Когда же один из строителей грязными сапогами прошелся по полотнищу из золотистого атласа, разразилась война.
Дизайнерша, мощная тетка по имени Мэри, обозвала несчастного «нескладным животным».
Однако тот воспринял это выражение как невероятно смешное и все твердил: «Нет, мужики, вы только послушайте: я — нескладное животное. Животное!»
Потом, в свою очередь, он обозвал Мэри «жирной гермафродиткой», что было чистой правдой, но не вполне отвечало задачам гармоничной совместной работы, и мне пришлось применить все свое дипломатическое искусство, чтобы предотвратить дальнейшие взаимные нападки. (Куда уж дальше?)
Когда спокойствие было восстановлено, я вышла в чисто поле в надежде спокойно позвонить тете Гвен в Инвернесс.
Своим немного визгливым голосом она принялась выражать восторги по поводу моего звонка, спрашивать, сколько же мне сейчас лет, но я ее грубо оборвала — ничего другого не оставалось, времени было в обрез. Я вкратце обрисовала ситуацию с отцом и завершила словами: «Я подумала, может, тебе следовало бы с ним поговорить?»
Тетя Гвен мгновенно превратилась в Неуверенную Старушку.
— Ну… я не знаю… Я не смогу… Это не мое дело… Девушка, говоришь? А что я ему скажу?
Тут мое внимание отвлекли: дизайнеры и строители дружно высыпали из шатра на улицу и, как я с ужасом осознала, изготовились к бою. Несколько строителей уже закатывали рукава, а один из парней-декораторов угрожающе помахивал бутылкой минералки. Пора идти.
— Да, спасибо, тетя Гвен, — быстро буркнула я и, не дослушав ее жалкие оправдания, закрыла мобильник и направилась к месту событий.
Позже я попробовала позвонить тете Айлиш в Род-Айленд. Но она связалась с дурной компанией, любителями психотерапии, которые под страхом смерти не способны ни на какое решение. Ее ответ был таков: «Мы все взрослые люди. Твой отец сам отвечает за то, как проживет свою жизнь, — точно так же, как мать отвечает за свою».
— Иными словами, твой ответ — «нет»?
— Нет. Это не «нет», а предоставление им нового шанса. В слово «нет» я не верю.
— Но ты его только что произнесла.
— Нет, я его не говорила.
Потом я звонила еще Джерри Бейкеру, папиному партнеру по гольфу, который натужно рассмеялся, как бы с сожалением.
— Я так и знал, что ты со мной свяжешься. Точнее — твоя мама. Полагаю, ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?
— Да! — Слава богу, есть хоть один человек, готовый помочь. — Поговорите?
— Давай не будем торопить событий. В свое время он сам образумится.
Безутешная, я позвонила миссис Тиндал — в надежде, что она возьмет маму под свое крыло. Дохлый номер. Она держалась подчеркнуто холодно, потом сделала вид, что к ней кто-то пришел, чтобы только отделаться от меня.
Мне доводилось слышать сетования брошенных жен на то, как их «подруги» больше не желают с ними знаться из опасения, что они уведут у них мужей. Я всегда считала это навязчивой идеей, но это оказалась правда.
В тот день я попала домой только к часу ночи. Мама еще не ложилась, но, к моему удивлению, выглядела немного лучше. Помертвелое, истерзанное выражение глаз несколько смягчилось, и настроение у нее явно улучшилось. Вскоре я узнала причину.
— Я прочла эту книгу, — бодро сообщила она.
— Какую книгу?
— Ну, эту — «Колдунью Мими». Очень милая штучка.
— Правда? — Я вдруг испугалась. Мне вовсе не хотелось, чтобы эта писанина кому-то нравилась,
— Она меня очень взбодрила. И ты даже не сказала, что ее написала Лили! Я только тогда поняла, когда увидела сзади на обложке ее фотографию. Это огромное достижение — написать книгу. — Потом она задумчиво добавила: — Я ее так любила, эту Лили. Она такая милая.
— Прости, но она увела у меня парня, ты забыла?
— Ах да. Она и еще что-нибудь написала?
— Еще одну, — отрезала я. — Но ее не издали.
— Почему это? — возмутилась мама.
— Потому что… потому что она никому не понравилась. — Я была несправедлива. Некоторым литагентам книжка, можно сказать, понравилась. Ну, почти. Вот если бы убрать этот вот персонаж… Да место действия перенести в Мэн… Или переписать ее в настоящем времени…
Лили годами писала и переписывала эту книгу — как бишь она называлась? Что-то похоже на минералку… Ах да, «Кристальные люди», вот как. Но даже после того, как она внесла все изменения, никто не захотел ее печатать. Тем не менее она умудрилась получить отказ не у одного или двух, а сразу у трех агентов, что произвело на меня неизгладимое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Оно оказалось от его адвоката. Господи, неужто все так серьезно? Хотя от усталости буквы у меня перед глазами так и плясали, суть я все-таки ухватила.
Папа предлагал так называемое «промежуточное финансовое урегулирование». Формулировка звучала зловеще, поскольку предполагала в последующем наличие более постоянного «финансового урегулирования». В письме говорилось, что он станет выплачивать маме определенное ежемесячное содержание, которое позволит ей оплачивать текущие счета, включая закладную.
— О'кей, давай прикинем. Сколько вы платите по закладной?
Мама уставилась на меня с таким видом, словно ее попросили объяснить теорию относительности.
— Ну, хорошо. А коммунальные платежи? Сколько примерно вы платите за электричество?
— Я… я не знаю. Все счета оплачивает отец. Извини, — сказала она, и я поняла, что продолжать бессмысленно. Причем — все.
Трудно поверить, но когда-то мама работала. В машбюро, где и познакомилась с отцом. Но когда забеременела мною, она ушла с работы: предыдущий выкидыш научил ее быть осторожной. Может, она в любом случае бросила бы работу после моего рождения, поскольку в ее время именно так поступали все ирландские женщины. Но если все другие мамаши, сдав детей в школу, возвращались к труду, то моя мама этого не сделала. Она говорила, что я ей слишком дорога. Если говорить более прозаически, мы просто не нуждались в деньгах, нам их всегда хватало, хотя папа так и не дослужился до высокого положения, персонального «Мерседеса» и все такое.
— Ну что ж, достаточно, — вздохнула я. — Давай спать.
— Тут еще кое-что, — сказала мама. — У меня сыпь. — Она вытянула вперед ногу и распахнула халат. Сомнений не было: ляжка была усыпана красными волдырями.
— Надо показаться врачу. — У меня дрогнули губы. Истерика.
Мама тоже рассмеялась.
— Позвоню доктору Бейли и попрошу еще раз к нам прийти.
В аптеку я больше не поеду. Этот симпатичный парень в халате решит, что я совсем спятила.
Во вторник утром в Килдэре творилось нечто несусветное. Прибыли дизайнер по интерьеру и восемь его помощников, им предстояло превратить пропахший мокрой травой шатер в сверкающую сказку «Тысячи и одной ночи». Но шатер еще был не до конца смонтирован, и обе группы пытались работать параллельно. Когда же один из строителей грязными сапогами прошелся по полотнищу из золотистого атласа, разразилась война.
Дизайнерша, мощная тетка по имени Мэри, обозвала несчастного «нескладным животным».
Однако тот воспринял это выражение как невероятно смешное и все твердил: «Нет, мужики, вы только послушайте: я — нескладное животное. Животное!»
Потом, в свою очередь, он обозвал Мэри «жирной гермафродиткой», что было чистой правдой, но не вполне отвечало задачам гармоничной совместной работы, и мне пришлось применить все свое дипломатическое искусство, чтобы предотвратить дальнейшие взаимные нападки. (Куда уж дальше?)
Когда спокойствие было восстановлено, я вышла в чисто поле в надежде спокойно позвонить тете Гвен в Инвернесс.
Своим немного визгливым голосом она принялась выражать восторги по поводу моего звонка, спрашивать, сколько же мне сейчас лет, но я ее грубо оборвала — ничего другого не оставалось, времени было в обрез. Я вкратце обрисовала ситуацию с отцом и завершила словами: «Я подумала, может, тебе следовало бы с ним поговорить?»
Тетя Гвен мгновенно превратилась в Неуверенную Старушку.
— Ну… я не знаю… Я не смогу… Это не мое дело… Девушка, говоришь? А что я ему скажу?
Тут мое внимание отвлекли: дизайнеры и строители дружно высыпали из шатра на улицу и, как я с ужасом осознала, изготовились к бою. Несколько строителей уже закатывали рукава, а один из парней-декораторов угрожающе помахивал бутылкой минералки. Пора идти.
— Да, спасибо, тетя Гвен, — быстро буркнула я и, не дослушав ее жалкие оправдания, закрыла мобильник и направилась к месту событий.
Позже я попробовала позвонить тете Айлиш в Род-Айленд. Но она связалась с дурной компанией, любителями психотерапии, которые под страхом смерти не способны ни на какое решение. Ее ответ был таков: «Мы все взрослые люди. Твой отец сам отвечает за то, как проживет свою жизнь, — точно так же, как мать отвечает за свою».
— Иными словами, твой ответ — «нет»?
— Нет. Это не «нет», а предоставление им нового шанса. В слово «нет» я не верю.
— Но ты его только что произнесла.
— Нет, я его не говорила.
Потом я звонила еще Джерри Бейкеру, папиному партнеру по гольфу, который натужно рассмеялся, как бы с сожалением.
— Я так и знал, что ты со мной свяжешься. Точнее — твоя мама. Полагаю, ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?
— Да! — Слава богу, есть хоть один человек, готовый помочь. — Поговорите?
— Давай не будем торопить событий. В свое время он сам образумится.
Безутешная, я позвонила миссис Тиндал — в надежде, что она возьмет маму под свое крыло. Дохлый номер. Она держалась подчеркнуто холодно, потом сделала вид, что к ней кто-то пришел, чтобы только отделаться от меня.
Мне доводилось слышать сетования брошенных жен на то, как их «подруги» больше не желают с ними знаться из опасения, что они уведут у них мужей. Я всегда считала это навязчивой идеей, но это оказалась правда.
В тот день я попала домой только к часу ночи. Мама еще не ложилась, но, к моему удивлению, выглядела немного лучше. Помертвелое, истерзанное выражение глаз несколько смягчилось, и настроение у нее явно улучшилось. Вскоре я узнала причину.
— Я прочла эту книгу, — бодро сообщила она.
— Какую книгу?
— Ну, эту — «Колдунью Мими». Очень милая штучка.
— Правда? — Я вдруг испугалась. Мне вовсе не хотелось, чтобы эта писанина кому-то нравилась,
— Она меня очень взбодрила. И ты даже не сказала, что ее написала Лили! Я только тогда поняла, когда увидела сзади на обложке ее фотографию. Это огромное достижение — написать книгу. — Потом она задумчиво добавила: — Я ее так любила, эту Лили. Она такая милая.
— Прости, но она увела у меня парня, ты забыла?
— Ах да. Она и еще что-нибудь написала?
— Еще одну, — отрезала я. — Но ее не издали.
— Почему это? — возмутилась мама.
— Потому что… потому что она никому не понравилась. — Я была несправедлива. Некоторым литагентам книжка, можно сказать, понравилась. Ну, почти. Вот если бы убрать этот вот персонаж… Да место действия перенести в Мэн… Или переписать ее в настоящем времени…
Лили годами писала и переписывала эту книгу — как бишь она называлась? Что-то похоже на минералку… Ах да, «Кристальные люди», вот как. Но даже после того, как она внесла все изменения, никто не захотел ее печатать. Тем не менее она умудрилась получить отказ не у одного или двух, а сразу у трех агентов, что произвело на меня неизгладимое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146