— Ладно, — успокоилась я. — Объявляю тебе благодарность от имени моей физиономии. А с какой стати ты мне делаешь подарок?
— С такой, что надо же хоть немного жить. И еще я рассчитываю на интимную близость.
— Для интимной близости подарки делать необязательно. — Я улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ.
— Три раза позвони за меня строителям — и я твоя раба навек.
— Идет.
26
Прошла еще неделя. Рабочие продолжали появляться как бог на душу положит — ровно с той периодичностью, чтобы поддерживать в нас искры надежды, но явно недостаточной для ощутимых результатов. Они сняли старые перемычки, но устанавливать новые не спешили.
Жить с дырявыми стенами в июле и августе еще куда ни шло — иногда это даже удобно, — но сентябрь и надвигающаяся непогода…
Каждое утро я, затаив дыхание, ждала их появления, а Антон звонил по двадцать раз на дню и спрашивал, пришли или нет.
Я всеми способами отговаривалась от общения с рабочими — очень часто и помногу занималась с Антоном любовью, а косметику почти всю пожертвовала Зулеме, так что мне почти не приходилось выслушивать бредни строителей в свое оправдание. Однако, если верить Антону, все причины были уважительными: Спаззо сломал руку, у Макко умер дядя, у Бонзо умер дядя, у Томмо угнали машину, а потом тоже умер дядя.
— Да что это такое? — бушевал Антон. — Неделя дядиных похорон, что ли?
Потом пошел дождь; новые швеллеры вставлять под дождем было нельзя. Перед этим четыре недели подряд — беспрецедентный случай! — стояла сухая погода, но, как только она стала нам нужна, небеса прохудились.
Меня тащили и тащили со дна океана. На поверхности я с трудом очнулась. Разбуженная детским плачем — в четвертый раз за ночь. Трудная выдалась ночь, даже по нашим меркам.
— Я посмотрю, — сказал Антон.
— Спасибо. — Я провалилась назад в тяжелый сон. Потом кто-то стал трясти меня за плечо, а я лежала мертвым грузом и никак не могла очнуться. Это был Антон.
— Она нездорова. Ее стошнило. Она вся перепачкалась.
— Переодень ее и поменяй белье.
Через две секунды меня снова тащили со дна океана.
— Прости, родная, но ей нужна ты.
«Надо проснуться, надо проснуться, надо проснуться».
Я заставила себя встать и направилась к Эме. Она вся пылала, в комнате стоял кислый запах, но она все равно улыбалась.
— Лили! — обрадовалась она, хотя в последний раз мы общались меньше часа назад.
Я взяла ее на руки; какая горячая! Эма редко болела. Она была мужественным ребенком и, падая и разбивая коленки, лишь потирала ушибленное место и вставала, в то время как другие дети поднимали рев. Она была настолько мужественная, что, случалось, поднимала других детей на смех, когда они плакали из-за ушиба; она смеялась, затем терла кулачками глаза и дразнилась: «Бу, бу, бу!» (Я пыталась ее от этого отучить, потому что другим мамашам это не нравилось.)
— Давай-ка смеряем температурку.
Термометр показал: под мышкой — 36, 7, в ушке — 36, 8, во рту — 36, 9, в попке — «прости, детка» — 37 ровно. Во всех отверстиях тела, куда ни загляни, — полный порядок.
Я посмотрела, нет ли сыпи, потом заставила ее покрутить головой.
— Ой! — сказала она. Это меня насторожило, и Эма проделала то же самое еще несколько раз, пока не зашлась смехом.
— С тобой все в порядке, — сказала я. — Ложись в кроватку. Завтра мне надо писать книжку.
Она закрыла ладошкой глаза и пропела:
— А я тебя вижу!
— Зайчик, сейчас четверть пятого, что ты можешь видеть?
Я опустилась в кресло-качалку в надежде, что так она уснет скорее, но тут, к моему изумлению, в окне спальни показалась чья-то голова. Мужчины лет сорока. Я не сразу поняла, что это грабитель. Я всегда думала, этим занимаются только молодые. Судя по всему, он взобрался по лесам. Мы уставились друг на друга в оцепенении.
— Зря стараетесь, — сказала я. — Брать у нас нечего.
Он не двинулся.
— Даже наша домработница-венесуэлка отказалась тут жить, — покричала я, прижимая Эму к себе. — Она предпочла жить в Криклвуде с едва знакомым мужчиной. И зовут его Блоггерс. У меня была кое-какая дорогая косметика, но все к ней перекочевало. Теперь это все в Криклвуде.
Я сделала паузу, а когда снова подняла глаза, грабитель исчез так же бесшумно, как появился. Потом я вернулась в нашу спальню, растолкала Антона и рассказала о случившемся.
— Что за чертовщина! — сказал он. — Утром же поговорю с рабочими.
Верный своему слову, утром он первым делом позвонил бригадиру и разговаривал подчеркнуто учтиво, что лишь свидетельствовало о том, как он зол.
— Доброе утро, Макко. Можем мы сегодня рассчитывать увидеть вас и ваших коллег? Нет? А что случилось? Кто-то из родственников умер? Не говорите, не говорите, я сам угадаю. Ваша собака? Ваш четырнадцатиюродный брат? Ах, ваш отец! За этот месяц ваш старик умирает, если не ошибаюсь, уже в третий раз. Новая попытка? Надо ему попринимать рыбий жир.
Антон замолчал и слушал, что ему говорят. Потом что-то пробурчал и повесил трубку.
— Черт!
— Что такое?
— У него и вправду умер отец. Он даже плакал. Теперь они никогда не вернутся.
Я была в отчаянии. Джемма тут была ни при чем, но я все равно возложила вину на нее.
В этот день мне еще раз пришлось вспомнить Джемму. Таня Тил прислала с курьером окончательный макет моих «Кристальных людей». Не книга, а красавица: увесистый том в твердой обложке, оформленной в том же ключе, что и «Мими». На той обложке было размытое изображение похожей на колдунью женщины на синевато-сизом фоне. Здесь было слегка размытое изображение похожей на колдунью женщины на лавандово-голубом фоне. Сначала мне даже показалось, что рисунки идентичны, но, вглядевшись, я обнаружила массу различий. На обложке «Мими» глаза у женщины были голубые, здесь — зеленые. Та была в сапогах на шнуровке, эта — в туфлях на невысоких шпильках. Масса различий, просто масса.
Книга поступит на прилавки через два месяца, двадцать пятого октября, но уже с завтрашнего дня начнет продаваться в аэропортах в киосках дьюти-фри.
— Удачи тебе, книжечка! — сказала я и поцеловала свое творение, стараясь защитить от злых чар, посланных Джеммой.
Если бы я не валилась с ног от усталости, то отвезла бы ее Ирине.
У Ирины жизнь переменилась. Она познакомилась с украинским «бизнесменом» по имени Василий, который вытащил ее из угрюмого Госпел-оука и поселил в квартиру с прислугой в Сент-Джонс-Вуде. Он был от нее без ума. Она продолжала работать на неполную ставку, но лишь из любви к компании «Клиник», а не для того, чтобы зарабатывать.
— Как подумаю, что бесплатных образцов не будет, — жить не хочется. (Тут она мелодраматически ударила себя в грудь, после чего достала пудреницу с зеркальцем и проверила, в порядке ли помада.)
Я уже навещала ее в новом жилище — большой квартире с тремя спальнями в модном многоквартирном доме с полным набором услуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146