— Она вообще не человек. Понаблюдай за ней сегодня. Она никогда не моргает. Говорю тебе, она пришелец. Не смотри! — вдруг закричал он, загораживая мне обзор: на соседней скамейке какая-то женщина листала «Дейли Эко». Мой желудок коварно заурчал. Интересно, она уже прочла обо мне? И сколько людей по всей Британии прочитали эту отраву?
Сорок пять минут спустя мы стояли у порога Деттол-хаус. Дебс открыла дверь и оглядела нас своими круглыми синими глазами. Эма моментально захныкала.
— Вас приглашали на обед, — «добродушно» проворчала Дебс, — а не на ужин.
На ней, как всегда, было что-то младенчески-пастельное, а легкие тапочки на ногах сияли такой белизной, что у меня защипало в глазах. Смотреть на них можно было только через картонку с дырочкой, какие используются для наблюдения за солнечным затмением.
— Прошу прощения за опоздание. — Я пыталась сложить коляску, а Антон успокаивал ребенка. — Поезда в метро не дождешься.
— Уж это мне метро! — снисходительно проворчала Дебс. Она относится к нам с Антоном так, будто мы живем, как цыгане, по собственной воле, а не объективно бедны. — Кто-то из вас определенно должен найти дельную работу!
Я предостерегающе глянула на Антона. Хозяйку убивать не положено!
— Входите. — Дебс повела нас в гостиную, каждый раз выставляя вперед ногу, прежде чем аккуратно опустить ее на пол.
На кухне нас ждал папа. Он обнял меня с таким видом, будто у нас умер близкий человек.
— Бедная моя девочка! — заохал он. Когда он наконец меня отпустил, в глазах его стояли слезы.
— Насколько я понимаю, ты уже видел «Эко», — сказала я.
— Ведьма, настоящая ведьма эта баба.
— Нехорошо так отзываться о законной супруге, — тихонько шепнул мне Антон.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил папа.
— Не беспокойся. Надо поскорей об этом забыть, и все. Эма, поздоровайся с дедушкой.
— Ты только погляди на эту мордашку, — заворковал папа. — Куколка, а не ребенок.
Дебс налила всем выпить и радостно обратилась к Антону:
— Вижу, твоя шайка никак не угомонится?
— Это вы о чем, мама?
При слове «мама» Дебс слегка нахмурилась, но продолжала:
— ИРА. Отказываются сложить оружие.
Всякий раз, как в новостях фигурирует ИРА, мы решаем этот ребус, и Антон уже давно отчаялся объяснить Дебс, что он не является ее членом. Антон ирландец, а для Дебс это достаточный аргумент. Беда Дебс в том, что она не признает иностранцев. Она не понимает, почему весь остальной мир не может просто входить в состав Англии.
Потом Антон поздоровался с Джошуа и Хэтти, детьми Дебс от первого брака, восьми и десяти лет от роду.
— А, — воскликнул он с выражением, — «дети кукурузы»!
Дебс думает, что он их так называет, потому что они светловолосые. На самом деле «Дети кукурузы» — это название романа Стивена Кинга, и никакой связи с цветом волос тут нет. Зато есть связь с их необычным внешним видом и поведением: они всегда неестественно чистые и сговорчивые.
— Привет, Джошуа, привет, Хэтти. — Я присела, чтобы видеть их лица, но оба отвели глаза. Однако не стали, как делают невоспитанные дети, толкать меня и убегать прочь. Вместо этого они послушно стояли передо мной, уперев взор в несуществующий предмет у меня за головой.
Антон говорит, он почти уверен, что из них вырастут маньяки-убийцы и кончится тем, что они зарубят спящую мать топором.
Тут вихрем вбежала Поппи. Удивительно, до чего она похожа на отца — если его уменьшить размером и надеть парик с кудряшками.
— Лили! — закричала она. — Антон. И Эма! — Она расцеловала нас всех. Потом схватила Эму за ручку и бегом утащила ее куда-то за собой. Она просто прелесть, мы все ее безумно любим, особенно Эма.
Нас наконец усадили за стол, но обед оказался на редкость неудачным. Сначала Дебс извинилась за качество ростбифа.
— Его надо было съесть еще час назад, — сказала она в свое оправдание.
— Извините нас, — пролепетала я.
Однако все это было лишь прелюдией к основной программе, которая заключалась в злорадных комментариях по поводу интервью Марты Хоуп-Джонс.
— Лили, ты, наверное, сгораешь от стыда? Я бы на твоем месте сквозь землю провалилась. Носа бы на улицу не высовывала. Как подумаешь, сколько людей это прочтут и осудят тебя! Страшное дело.
— Да. — Я смотрела в тарелку. — Поэтому я была бы признательна, если бы мы не обсуждали эту тему.
— Ну конечно! Тебе же хочется поскорей об этом забыть. Когда кто-то пишет такие гадости да еще публикует это в газете с тиражом в семь миллионов экземпляров… Случись такое со мной — я бы, наверное, убила себя.
— Я вас избавлю от затруднений и охотно сделаю это сам, — весело проговорил Антон. — Если вы немедленно не заткнетесь.
Дебс залилась краской.
— Прошу извинить. Я просто пыталась выразить сочувствие. После такого ужасного, унизительного, постыдного…
— Довольно! — оборвал ее отец таким твердым голосом, что Дебс моментально примолкла. Но он тут же допустил промашку, облизав свой нож, и она радостно кинулась его пилить.
Все последние годы Дебс играла роль профессора Хиггинса в отношении того, что она считала папиной невоспитанностью: он, например, имел привычку пить молоко прямо из пакета, проливая его себе на подбородок и вытираясь рукавом. Благодаря ее усилиям он даже сбросил вес — она исключила из его меню все жирное, но мне было больно смотреть, как под ее недреманным оком он словно сжался.
День выдался поистине тяжелым, но в половине пятого над нами неожиданно смилостивилось небо: у Дебс была назначена тренировка по теннису. Она оставила отца по локоть в мойке с грязной посудой и помчалась переодеваться. Спустя пять минут она уже сбегала вниз по лестнице в легкомысленной белой юбочке и с волосами, стянутыми лентой.
— Ну… — восхитился Антон. — Вы прямо как школьница, а не какой-то сорокашестилетний эльен.
Дебс приняла игривую позу с ракеткой на плече, хихикнула и вдруг насупилась.
— Сорокашестилетний — кто?
— Эльен, — бодро ответил Антон. Мне захотелось убежать.
— Это ирландское слово. Означает «богиня».
— Правда? — В голосе слышалось недоверие. — Понятно. Что ж, мне пора. Время не ждет.
— Тем более эльенов, — подмигнул Антон. — До свидания. Удачной игры! И пожалуйста, потом ни с какими подружками не шляться! — погрозил Антон. — Знаю я вас, проказниц!
Она снова хохотнула, затем молча отпихнула липнувшего к ней Джошуа, протрусила к своему светло-желтому «Ярису» и была такова.
— Нет, — заключил Антон уже в метро, когда мы возвращались домой.
— Что — нет?
— Ни за что не поверю, что ей знакомо, что такое секс. У нее вместо сердца мочалка для мытья посуды. Непонятно, как Поппи-то появилась? Будем смотреть правде в глаза: из всех мужчин ее интересует только «Мистер Мускул».
— Наверное, она кладет с собой в постель флакон моющего средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Сорок пять минут спустя мы стояли у порога Деттол-хаус. Дебс открыла дверь и оглядела нас своими круглыми синими глазами. Эма моментально захныкала.
— Вас приглашали на обед, — «добродушно» проворчала Дебс, — а не на ужин.
На ней, как всегда, было что-то младенчески-пастельное, а легкие тапочки на ногах сияли такой белизной, что у меня защипало в глазах. Смотреть на них можно было только через картонку с дырочкой, какие используются для наблюдения за солнечным затмением.
— Прошу прощения за опоздание. — Я пыталась сложить коляску, а Антон успокаивал ребенка. — Поезда в метро не дождешься.
— Уж это мне метро! — снисходительно проворчала Дебс. Она относится к нам с Антоном так, будто мы живем, как цыгане, по собственной воле, а не объективно бедны. — Кто-то из вас определенно должен найти дельную работу!
Я предостерегающе глянула на Антона. Хозяйку убивать не положено!
— Входите. — Дебс повела нас в гостиную, каждый раз выставляя вперед ногу, прежде чем аккуратно опустить ее на пол.
На кухне нас ждал папа. Он обнял меня с таким видом, будто у нас умер близкий человек.
— Бедная моя девочка! — заохал он. Когда он наконец меня отпустил, в глазах его стояли слезы.
— Насколько я понимаю, ты уже видел «Эко», — сказала я.
— Ведьма, настоящая ведьма эта баба.
— Нехорошо так отзываться о законной супруге, — тихонько шепнул мне Антон.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил папа.
— Не беспокойся. Надо поскорей об этом забыть, и все. Эма, поздоровайся с дедушкой.
— Ты только погляди на эту мордашку, — заворковал папа. — Куколка, а не ребенок.
Дебс налила всем выпить и радостно обратилась к Антону:
— Вижу, твоя шайка никак не угомонится?
— Это вы о чем, мама?
При слове «мама» Дебс слегка нахмурилась, но продолжала:
— ИРА. Отказываются сложить оружие.
Всякий раз, как в новостях фигурирует ИРА, мы решаем этот ребус, и Антон уже давно отчаялся объяснить Дебс, что он не является ее членом. Антон ирландец, а для Дебс это достаточный аргумент. Беда Дебс в том, что она не признает иностранцев. Она не понимает, почему весь остальной мир не может просто входить в состав Англии.
Потом Антон поздоровался с Джошуа и Хэтти, детьми Дебс от первого брака, восьми и десяти лет от роду.
— А, — воскликнул он с выражением, — «дети кукурузы»!
Дебс думает, что он их так называет, потому что они светловолосые. На самом деле «Дети кукурузы» — это название романа Стивена Кинга, и никакой связи с цветом волос тут нет. Зато есть связь с их необычным внешним видом и поведением: они всегда неестественно чистые и сговорчивые.
— Привет, Джошуа, привет, Хэтти. — Я присела, чтобы видеть их лица, но оба отвели глаза. Однако не стали, как делают невоспитанные дети, толкать меня и убегать прочь. Вместо этого они послушно стояли передо мной, уперев взор в несуществующий предмет у меня за головой.
Антон говорит, он почти уверен, что из них вырастут маньяки-убийцы и кончится тем, что они зарубят спящую мать топором.
Тут вихрем вбежала Поппи. Удивительно, до чего она похожа на отца — если его уменьшить размером и надеть парик с кудряшками.
— Лили! — закричала она. — Антон. И Эма! — Она расцеловала нас всех. Потом схватила Эму за ручку и бегом утащила ее куда-то за собой. Она просто прелесть, мы все ее безумно любим, особенно Эма.
Нас наконец усадили за стол, но обед оказался на редкость неудачным. Сначала Дебс извинилась за качество ростбифа.
— Его надо было съесть еще час назад, — сказала она в свое оправдание.
— Извините нас, — пролепетала я.
Однако все это было лишь прелюдией к основной программе, которая заключалась в злорадных комментариях по поводу интервью Марты Хоуп-Джонс.
— Лили, ты, наверное, сгораешь от стыда? Я бы на твоем месте сквозь землю провалилась. Носа бы на улицу не высовывала. Как подумаешь, сколько людей это прочтут и осудят тебя! Страшное дело.
— Да. — Я смотрела в тарелку. — Поэтому я была бы признательна, если бы мы не обсуждали эту тему.
— Ну конечно! Тебе же хочется поскорей об этом забыть. Когда кто-то пишет такие гадости да еще публикует это в газете с тиражом в семь миллионов экземпляров… Случись такое со мной — я бы, наверное, убила себя.
— Я вас избавлю от затруднений и охотно сделаю это сам, — весело проговорил Антон. — Если вы немедленно не заткнетесь.
Дебс залилась краской.
— Прошу извинить. Я просто пыталась выразить сочувствие. После такого ужасного, унизительного, постыдного…
— Довольно! — оборвал ее отец таким твердым голосом, что Дебс моментально примолкла. Но он тут же допустил промашку, облизав свой нож, и она радостно кинулась его пилить.
Все последние годы Дебс играла роль профессора Хиггинса в отношении того, что она считала папиной невоспитанностью: он, например, имел привычку пить молоко прямо из пакета, проливая его себе на подбородок и вытираясь рукавом. Благодаря ее усилиям он даже сбросил вес — она исключила из его меню все жирное, но мне было больно смотреть, как под ее недреманным оком он словно сжался.
День выдался поистине тяжелым, но в половине пятого над нами неожиданно смилостивилось небо: у Дебс была назначена тренировка по теннису. Она оставила отца по локоть в мойке с грязной посудой и помчалась переодеваться. Спустя пять минут она уже сбегала вниз по лестнице в легкомысленной белой юбочке и с волосами, стянутыми лентой.
— Ну… — восхитился Антон. — Вы прямо как школьница, а не какой-то сорокашестилетний эльен.
Дебс приняла игривую позу с ракеткой на плече, хихикнула и вдруг насупилась.
— Сорокашестилетний — кто?
— Эльен, — бодро ответил Антон. Мне захотелось убежать.
— Это ирландское слово. Означает «богиня».
— Правда? — В голосе слышалось недоверие. — Понятно. Что ж, мне пора. Время не ждет.
— Тем более эльенов, — подмигнул Антон. — До свидания. Удачной игры! И пожалуйста, потом ни с какими подружками не шляться! — погрозил Антон. — Знаю я вас, проказниц!
Она снова хохотнула, затем молча отпихнула липнувшего к ней Джошуа, протрусила к своему светло-желтому «Ярису» и была такова.
— Нет, — заключил Антон уже в метро, когда мы возвращались домой.
— Что — нет?
— Ни за что не поверю, что ей знакомо, что такое секс. У нее вместо сердца мочалка для мытья посуды. Непонятно, как Поппи-то появилась? Будем смотреть правде в глаза: из всех мужчин ее интересует только «Мистер Мускул».
— Наверное, она кладет с собой в постель флакон моющего средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146