Я и глазом не успела моргнуть, как папа опять был дома, а статус-кво восстановлен. Когда я вечером того дня приехала с работы, он уже сидел в своем кресле и решал кроссворд, а мама колдовала на кухне. У меня даже мелькнула мысль, не привиделось ли мне все, что было в том году.
Проигнорировав робко улыбающегося отца, я вошла в кухню и приперла маму к разделочной доске.
— Зачем ты его сразу пустила? Надо было хоть немного помучить.
— Он мой муж, — сказала она и сразу стала какая-то чужая и независимая. — Я давала брачный обет перед господом и людьми.
Ах, обет. Хомут! С его помощью многие поколения женщин превращены в рабынь и великомучениц. А что сделаешь? От психоза никакие резоны не помогают.
Я хотела призвать ее подумать как следует — никогда не поздно выставить его за дверь. Должна же быть какая-то гордость! Но какой смысл? Она уже немолода, ее не изменишь. Если уж она не переменилась за прошедший год, то теперь и подавно. Я хотела, чтобы она отомстила за всех женщин, но есть такие вредные люди — ни за что не станут делать то, что следует, предпочитают действовать по своему усмотрению.
А если посмотреть с эгоистической точки зрения, то его возвращение означало мой выход на волю. Жизнь вполне может вернуться в нормальную колею.
— Почему он пришел?
Про себя я решила, что рождественские праздники в обществе двух маленьких монстров его доконали. (У меня, впрочем, не было никаких доказательств, что дети Колетт — монстры, вполне возможно, я была к ним чудовищно несправедлива.)
— Потому что он любит меня, а ее — уже нет.
— А как он объясняет, что целый год прожил с женщиной тридцати шести лет?
— Сказал что-то насчет того, что ему скоро шестьдесят, да еще брат умер…
Правильно. Запоздалый кризис среднего возраста. Все это мы и без него знаем.
— И ты его простила?
— Он мой муж. Я давала обет в церкви. — Мама произнесла это таким непререкаемым тоном, что у меня зачесались руки взять что-нибудь потяжелее и выбить из ее головы эту дурь.
Слава богу, я атеистка, вот что я вам скажу.
Случись со мной что-нибудь в этом роде, вряд ли я бы стала налаживать отношения и уж точно бы не простила. В данном случае я не сомневалась, что теперь всегда буду презирать отца. Думаю, маме помогло ее самоотречение. Она считала себя в первую очередь добропорядочной женой, а не женщиной, наделенной чувствами и правами, а значит, отцу позволено в любой момент прискакать к домашнему очагу, в котором она все это время старательно поддерживала огонь. Не могу передать, до чего я разозлилась.
— Как ты можешь быть уверена, что через месяц он опять не взбрыкнет и не повторит все сначала?
— Не взбрыкнет. Он уже переболел, не знаю только чем.
— Но он изо дня в день будет видеться со своей драгоценней Колетт на работе!
Нет, не будет. — Тон, каким это было сказано, меня заинтриговал. Победный тон. — Он уходит на пенсию. Неужели ты думаешь, я бы позволила ему ходить туда, где бывает она? Ни за что! Я сказала ему, чтобы уволил ее или ушел сам. Лучше бы, конечно, чтобы она осталась без работы, но на худой конец и это сойдет. У меня вдруг появилась шикарная идея.
— Знаешь что, — предложила я, — давай съездим к ним на работу и над ней посмеемся?
В маминых глазах мелькнул огонек, но она сказала:
— Ты поезжай. А мне надо папе чай накрыть. — И вяло добавила: — Лучше ее простить.
Вот те на! Простить! Да никогда я эту Колетт не прощу, у меня проблем с господом нет. Немножко ненависти еще никому не вредило. Вот Лили — много лет ее уже ненавижу, а хуже мне от этого не стало.
Раз уж речь зашла о ненависти, мне требовалось кое-что сообщить отцу.
— У меня книга выходит.
Он очень обрадовался — возможно, тому, что я с ним заговорила, — а когда я ему показала сигнальный экземпляр, воскликнул:
— Замечательная обложка! Дверь захлопнула, да? — Он провел пальцем по моему имени. — Ты только посмотри: Джемма Хоган, моя дочь. «В погоне за радугой». Чудесное название! И о чем это?
— О том, как ты бросил маму и ушел к девице всего на четыре года старше меня.
Он впал в глубокий шок и, разинув рот, смотрел на маму, ожидая подтверждения, что я его разыгрываю.
— Это не шутка, — сказала я.
— Не шутка, — поддакнула мама.
— Господи Иисусе, — запричитал отец, — дай-ка посмотрю. — Дойдя до шестой страницы, он поднял глаза, бледный как смерть. — Это надо немедленно остановить. Немедленно! Это не может увидеть свет.
— Поздно, пап. У меня контракт.
— Обратимся к адвокату.
— И я кучу денег из аванса уже потратила.
— Я дам тебе денег.
— Не нужны мне твои деньги. Мне нужно, чтобы мою книгу издали.
Но ты посмотри на это! — Он в сердцах шлепнул рукой по страницам. — Это же все такое личное! Я бы не возражал, но это к тому же и неправда! Если это напечатают, мне будет очень, очень неловко.
— Вот и хорошо, — сказала я и приблизила к нему лицо. — Это называется — расхлебывать последствия своих поступков.
— Джемма! — Мама призвала меня на кухню. — Он же попросил прощения, — напомнила она, — причем искренне. Он пережил кризис, можно сказать — он себя не контролировал. Ты с ним слишком строга, ты вообще с людьми строга, тебе это известно? Думаю, у тебя проблема с отрицательными эмоциями: вот сейчас ты злишься…
— Проблема? Злюсь? Да ты-то что в этом понимаешь?
— Я регулярно смотрю передачу «Здоровье».
— Ах, ну да! Ну, так вот: никаких проблем с отрицательными эмоциями у меня нет, я просто считаю, что люди должны отвечать за свои поступки.
— Значит, ты мстительна.
— Да! — согласилась я. — Я мстительна. Джемма-Мстительница.
Я принялась носиться по кухне, держа пальцы «пистолетом» и напевая музыкальную тему из «Мстителей».
— Ты говоришь так, будто это хорошо, — упрекнула мама. — А это — плохо.
— И эта музыка не из «Мстителей», — прокричал из гостиной отец. — Это ты из «Профессионала» поешь.
Я встала в дверях, подняла воображаемую сумку и презрительно проговорила:
— У-уу! Взять его!
В тот же вечер я забрала из родительского дома все свои вещи и переехала обратно к себе. Я боялась, что уже привыкла жить с мамой или что вновь обретенная свобода вызовет примерно те же чувства, что сданные экзамены, когда ты коришь себя за то, что не занимаешься, хотя в этом уже нет необходимости. Но нет, возобновить прежнюю жизнь оказалось не так трудно.
Я позвонила Оуэну и сообщила радостную весть.
— Теперь, если захотим, мы можем видеться хоть постоянно. Приезжай прямо сейчас, примеримся к новой жизни.
Не успела я и полгазеты прочитать, как он примчался.
— Мне нужно с тобой поговорить, — объявил он.
— Зачем это?
— Угадай. — Он улыбался, но как-то странно.
— Что?
— Мне позвонила Лорна. — Так звали его бывшую подружку двадцати четырех лет от роду, и по шевелению моего скальпа я поняла, что сейчас последует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146