Я смутилась, но Антон был искрометен. Даже меня ему удалось убедить. Он говорил, какая я знаменитая писательница, какая меня ждет головокружительная карьера, как им повезло, что мы обратились именно к ним, как мы будем верны их банку, когда станем зашибать миллионы и владеть домами в Нью-Йорке, Монте-Карло и Леттеркенни. (Древняя столица Кароланов.) Затем, в подтверждение своих хвастливых заверений, он извлек на свет письма от Жожо, из бухгалтерии «Докин Эмери», справки о проданных на данный момент книгах и вытекающих из этого авторских гонорарах, документ об ожидаемых объемах продаж «Кристальных людей», рассчитанных руководством отдела реализации издательства, и моих предполагаемых доходах. (Между прочим, впечатляющие цифры. Я и не думала, что у «Докин Эмери» такой размах.)
Чтобы развеять беспокойство банкиров насчет того, что мы можем не расплатиться вовремя или что у нас нет стабильного источника дохода, он передал им двойной лист с предполагаемым графиком погашения кредита: одну сумму он рассчитывал выплатить в сентябре, когда мне перечислят первые потиражные, а вторую — в ноябре, когда я подпишу новый контракт.
— Джентльмены, будьте уверены: свои деньги вы получите в срок.
И в качестве финального аккорда он достал три экземпляра «Мими», которые я тут же подписала для жен банкиров.
— Дело в шляпе, — сказал Антон, когда мы вошли в метро.
Письмо на фирменном бланке банка пришло через два дня. Мы стали наперебой открывать конверт, и у меня в животе поднялась тошнота. Глаза запрыгали по тексту, я ничего не понимала, но Антон сообразил быстрее меня.
— Черт!
— Что?
— Они желают нам удачи, но с наличными не работают.
— Ну и все, — сказала я, с разочарованием и облегчением одновременно. — Пошли они…
Но, конечно, этим дело не кончилось. Антон, с его неистребимым оптимизмом, просто назначил встречу с другим банком.
— Под лежачий камень вода не течет, — объявил он.
Несмотря на проявленную в очередной раз напористость и изобретательность, второй банк нас тоже послал; Антон, на бегу зализывая раны, тут же договорился со следующим. На этот раз, зная, что шансы невелики, я чувствовала себя дутой величиной, а Антон меня все нахваливал. Когда мы снова получили вежливый отказ, я взмолилась.
— Еще разочек, — сказал он. — Ты слишком быстро сдаешься.
Я кормила Эму завтраком (долгая и суматошная процедура, в результате которой пол и стены кухни и даже мои волосы оказывались в брызгах каши), когда Антон выложил на стол конверт.
— На, взгляни. — Он улыбался, как дурачок.
— Сам скажи. — Я боялась поверить, но ничто другое не приходило на ум…
— Банк дал добро, они дадут нам денег. Дом наш.
Я бросилась ему на шею, он закружил по кухне, и мы оба хохотали, как безумные. Потом я притихла и со страхом уставилась на него.
Он какой-то алхимик. Иначе как объяснить, что он всякий раз умудряется находить выход из, казалось бы, неразрешимой ситуации? То нашел мне агента, и я смогла издаться, то «нашел» мне вторую книгу, когда я думала, что у меня ее нет, а теперь вот нашел, как осуществить мою мечту о доме, на который у нас нет денег.
— Как ты это делаешь? — слабым голосом спросила я. — Продал душу дьяволу?
Он сделал такой жест, будто полирует висящую на груди медаль, и рассмеялся над собой.
— Лили, это же все твоя заслуга. Это ведь твоими гонорарами мы собираемся погашать кредит. Иначе я бы мог обрабатывать их сколько угодно, и все без толку. Выставили бы меня за дверь с помощью охраны — и все.
Ой! — Я выхватила письмо из ручек Эмы, которая уже вовсю размазывала на нем кашу ложкой. Она недовольно завизжала, но оказать сопротивление не могла, так как была зажата в своем высоком стульчике. Я начала читать напечатанный на машинке текст, и меня потихоньку стала наполнять радость. Если банк согласился дать денег, все может получиться. Ясное дело, они решили, что у меня есть все шансы заработать достаточно, чтобы вернуть кредит; это был не просто кредит — это была поддержка моей карьеры.
Но тут я прочла фразу, которая заставила меня умерить свой пыл. Я так и ахнула.
Эма — тоже. Ее глазенки, в точности как у меня, округлились в тревоге.
— Антон, здесь написано, ваше заявление о предоставлении кредита «будет рассмотрено». Что это значит?
— Антон! Шотазачит? — требовательно повторил ребенок.
— Они хотят убедиться, что мы просим не больше, чем стоит этот дом, — на случай, если мы не сможем расплатиться и им придется забирать его в свою собственность.
Я содрогнулась. Упоминание о переходе дома в чужую собственность заставило меня похолодеть; оно напомнило мне, как мы уезжали из своего огромного дома в Гилдфорде.
— Поэтому они всесторонне исследуют этот вопрос, чтобы убедиться, что это не какая-то развалюха.
— А если он им не покажется?
— А тебе показался?
— Да, но…
— Вот и хорошо.
Антон вскрыл письмо. Молча прочитал, но атмосфера в комнате как-то странно помрачнела.
— Что такое?
— Так. — Он прокашлялся. — Это результат их исследования.
— И?
— Обнаружили в прихожей сухую гниль. Пишут, это очень плохо.
От досады у меня брызнули слезы. Мой чудесный дом. А как же малиновые кусты, кушетка в эркере, я в летящем белом платье с корзинкой малины в руке? Светские ужины, которые я стала бы устраивать, чтобы отдать долг Ники и Саймону, Майки и Чаре, Вив, Базу и Джезу — и всем другим людям, которые без конца приглашают нас с Антоном к себе и которых я ни разу не позвала сюда, в эту тесноту. Мои губы сказали:
— Что ж, значит, все.
— Ничего подобного. Лили, не вешай нос, с этой гнилью можно справиться. Велика беда! Дадут они нам кредит, не волнуйся, только немного меньше. На триста восемьдесят тысяч.
— А где мы найдем остальные двадцать?
— Да пойми ты, не надо нам будет их нигде брать! Мы пойдем к продавцам и еще собьем цену.
— Но надо же еще и плесень эту убрать! Вот я и спрашиваю: где мы возьмем двадцать тысяч фунтов?
— Никакая плесень не потянет на двадцать тысяч за ремонт. Максимум — две тысячи.
— Но банк же говорит…
— Банк просто перестраховывается. Ну? Что скажешь?
— Ладно, — сказала я. — Делай, как знаешь.
К моему величайшему изумлению, продавцы уступили еще двадцать тысяч. Сколько мне еще надо указаний на то, что этот дом предназначен мне? Однако в самый последний момент я струсила, и, когда Антон спросил: «Так покупаем?» — я простонала:
— Нет, мне слишком страшно.
— Ладно.
— Ладно? — Я удивленно уставилась на него.
— Ладно. Тебе страшно — забудем о доме.
— Ты ведь так не думаешь. Просто хочешь меня убедить методом от противного.
Он покачал головой:
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Я с недоверием посмотрела на него. Мне показалось, он говорит правду.
— Хорошо. Тогда постарайся меня убедить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Чтобы развеять беспокойство банкиров насчет того, что мы можем не расплатиться вовремя или что у нас нет стабильного источника дохода, он передал им двойной лист с предполагаемым графиком погашения кредита: одну сумму он рассчитывал выплатить в сентябре, когда мне перечислят первые потиражные, а вторую — в ноябре, когда я подпишу новый контракт.
— Джентльмены, будьте уверены: свои деньги вы получите в срок.
И в качестве финального аккорда он достал три экземпляра «Мими», которые я тут же подписала для жен банкиров.
— Дело в шляпе, — сказал Антон, когда мы вошли в метро.
Письмо на фирменном бланке банка пришло через два дня. Мы стали наперебой открывать конверт, и у меня в животе поднялась тошнота. Глаза запрыгали по тексту, я ничего не понимала, но Антон сообразил быстрее меня.
— Черт!
— Что?
— Они желают нам удачи, но с наличными не работают.
— Ну и все, — сказала я, с разочарованием и облегчением одновременно. — Пошли они…
Но, конечно, этим дело не кончилось. Антон, с его неистребимым оптимизмом, просто назначил встречу с другим банком.
— Под лежачий камень вода не течет, — объявил он.
Несмотря на проявленную в очередной раз напористость и изобретательность, второй банк нас тоже послал; Антон, на бегу зализывая раны, тут же договорился со следующим. На этот раз, зная, что шансы невелики, я чувствовала себя дутой величиной, а Антон меня все нахваливал. Когда мы снова получили вежливый отказ, я взмолилась.
— Еще разочек, — сказал он. — Ты слишком быстро сдаешься.
Я кормила Эму завтраком (долгая и суматошная процедура, в результате которой пол и стены кухни и даже мои волосы оказывались в брызгах каши), когда Антон выложил на стол конверт.
— На, взгляни. — Он улыбался, как дурачок.
— Сам скажи. — Я боялась поверить, но ничто другое не приходило на ум…
— Банк дал добро, они дадут нам денег. Дом наш.
Я бросилась ему на шею, он закружил по кухне, и мы оба хохотали, как безумные. Потом я притихла и со страхом уставилась на него.
Он какой-то алхимик. Иначе как объяснить, что он всякий раз умудряется находить выход из, казалось бы, неразрешимой ситуации? То нашел мне агента, и я смогла издаться, то «нашел» мне вторую книгу, когда я думала, что у меня ее нет, а теперь вот нашел, как осуществить мою мечту о доме, на который у нас нет денег.
— Как ты это делаешь? — слабым голосом спросила я. — Продал душу дьяволу?
Он сделал такой жест, будто полирует висящую на груди медаль, и рассмеялся над собой.
— Лили, это же все твоя заслуга. Это ведь твоими гонорарами мы собираемся погашать кредит. Иначе я бы мог обрабатывать их сколько угодно, и все без толку. Выставили бы меня за дверь с помощью охраны — и все.
Ой! — Я выхватила письмо из ручек Эмы, которая уже вовсю размазывала на нем кашу ложкой. Она недовольно завизжала, но оказать сопротивление не могла, так как была зажата в своем высоком стульчике. Я начала читать напечатанный на машинке текст, и меня потихоньку стала наполнять радость. Если банк согласился дать денег, все может получиться. Ясное дело, они решили, что у меня есть все шансы заработать достаточно, чтобы вернуть кредит; это был не просто кредит — это была поддержка моей карьеры.
Но тут я прочла фразу, которая заставила меня умерить свой пыл. Я так и ахнула.
Эма — тоже. Ее глазенки, в точности как у меня, округлились в тревоге.
— Антон, здесь написано, ваше заявление о предоставлении кредита «будет рассмотрено». Что это значит?
— Антон! Шотазачит? — требовательно повторил ребенок.
— Они хотят убедиться, что мы просим не больше, чем стоит этот дом, — на случай, если мы не сможем расплатиться и им придется забирать его в свою собственность.
Я содрогнулась. Упоминание о переходе дома в чужую собственность заставило меня похолодеть; оно напомнило мне, как мы уезжали из своего огромного дома в Гилдфорде.
— Поэтому они всесторонне исследуют этот вопрос, чтобы убедиться, что это не какая-то развалюха.
— А если он им не покажется?
— А тебе показался?
— Да, но…
— Вот и хорошо.
Антон вскрыл письмо. Молча прочитал, но атмосфера в комнате как-то странно помрачнела.
— Что такое?
— Так. — Он прокашлялся. — Это результат их исследования.
— И?
— Обнаружили в прихожей сухую гниль. Пишут, это очень плохо.
От досады у меня брызнули слезы. Мой чудесный дом. А как же малиновые кусты, кушетка в эркере, я в летящем белом платье с корзинкой малины в руке? Светские ужины, которые я стала бы устраивать, чтобы отдать долг Ники и Саймону, Майки и Чаре, Вив, Базу и Джезу — и всем другим людям, которые без конца приглашают нас с Антоном к себе и которых я ни разу не позвала сюда, в эту тесноту. Мои губы сказали:
— Что ж, значит, все.
— Ничего подобного. Лили, не вешай нос, с этой гнилью можно справиться. Велика беда! Дадут они нам кредит, не волнуйся, только немного меньше. На триста восемьдесят тысяч.
— А где мы найдем остальные двадцать?
— Да пойми ты, не надо нам будет их нигде брать! Мы пойдем к продавцам и еще собьем цену.
— Но надо же еще и плесень эту убрать! Вот я и спрашиваю: где мы возьмем двадцать тысяч фунтов?
— Никакая плесень не потянет на двадцать тысяч за ремонт. Максимум — две тысячи.
— Но банк же говорит…
— Банк просто перестраховывается. Ну? Что скажешь?
— Ладно, — сказала я. — Делай, как знаешь.
К моему величайшему изумлению, продавцы уступили еще двадцать тысяч. Сколько мне еще надо указаний на то, что этот дом предназначен мне? Однако в самый последний момент я струсила, и, когда Антон спросил: «Так покупаем?» — я простонала:
— Нет, мне слишком страшно.
— Ладно.
— Ладно? — Я удивленно уставилась на него.
— Ладно. Тебе страшно — забудем о доме.
— Ты ведь так не думаешь. Просто хочешь меня убедить методом от противного.
Он покачал головой:
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Я с недоверием посмотрела на него. Мне показалось, он говорит правду.
— Хорошо. Тогда постарайся меня убедить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146