И, чтоб достичь священной нашей цели,
Мы общество должны составить втайне...
Предсказание Жозефа де Местр к несчастью для России исполнилось. Герцен,
Бакунин, Белинский создатели масонствующего Ордена Р. И. и были "Пугачевыми из
университета". Основатели Ордена в идейном отношении шли за масонами. Это
проглядывает во всем и в симпатии масонским идеям, масонским символам, в
следовании масонской тактике и стратегии. Масон-декабрист Рылеев называет свой
журнал именем ложи масонов-иллюминатов — "Полярной Звездой". Когда Герцен
начинает издавать в Лондоне журнал он, тоже называет его... "Полярная Звезда".
Еще более откровенно выражает свою симпатию к масонству Герцен, вместе с
Огаревым, в приветственном письме к декабристу Н. Тургеневу, члену самого
революционного масонского ордена Иллюминатов (см. стр. 199). Может быть, Герцен,
Огарев, Бакунин и Белинский и не состояли членами тайной русской или
какой-нибудь иностранной ложи, но исповедуя масонские идеалы, они были духовными
учениками русского и иностранного Братства Мистической Петли, как именуют свою
организацию масоны. Они добровольно захлестнули вокруг своей шеи идейную петлю
масонства и, с яростным фанатизмом, стремились набросить подобную же идейную
петлю на весь русский народ, что, в конце концов, и удалось сделать их
последователям.
XI
"Западная жизнь, — завидует член Ордена Андреевич в "Опыте философии
русской литературы", — переходила от одного "безумия" к другому: от крестовых
походов к грандиозной борьбе с чертом, с колдунами и ведьмами, к
религиозно-социальным революциям XIV-XVI веков. Безумие религиозного фанатизма,
упрямая и настойчивая борьба городов и сословий за свои права, рыцарство,
империя и папство в их сложных взаимных отношениях, наполняют своим шумом
историю Запада, обращая ее в процесс постоянного брожения".
Все эти безумия, фанатизм, религиозные перевороты и социальные революции,
процесс постоянного умственного брожения (подогреваемый все время масонством. —
Б. Б.), страшно нравится Андреевичу, и он с негодованием пишет: "Наша история
знает мало безумий, мало массовых увлечений. Она не пережила ни одной умственной
эпидемии, ни одного периода окрашенного фанатизмом, ни одной идеи, которая
заставила бы двигаться массы. Даже в расколе и беспорядках Смутного времени
русскому человеку не удалось проснуться" (Андреевич. Опыт философии русской
литературы. С. П. 1905 г. Стр. 127).
Умственные безумия и фанатизм появились на Руси только после того, как
Петр I постарался превратить Россию в нечто среднее между Голландией и
Германией, а русских превратить с помощью указов в европейцев. Эти идеи приняли
у Петра навязчивую форму и носили явный характер умственного поветрия.
А увлечение масонством и вольтерьянством носили уже совсем отчетливый
характер умственной эпидемии.
Когда умственно нормальный человек знакомится с "идейными исканиями"
членов Ордена Р. И., он сразу по горло погружается в трясину философской и
политической патологии. От философских и политических теорий и политической
практики членов Ордена несет патологической атмосферой сумасшедшего дома, в
который навек заключены неизлечимые безумцы. "Вспоминая прошлое, — пишет в
"Бывшее и несбывшееся" Ф. Степун (т. I, стр. 62), — иной раз трудно удержаться
от мысли, что все наше революционное движение было каким-то поветрием, сплошным
бредом, не объяснимыми ни социально-политической отсталостью русской жизни, ни
особой чуткостью русской души к несчастьям ближнего, а скорее всего поветрием,
некоторой эпидемической болезнью сознания, которая заражала и подкашивала всех,
кто попадался ей на пути".
Порвав с Православием, члены Ордена Р. И., только недавно ушедшие из-под
власти религиозного просвещения, продолжали воспринимать всякую идеологию
религиозно, то есть догматически. Расставшись с церковной верой, они создали
себе суррогат ее в виде верований философских и политических. В статье "Наша
университетская наука" Писарев утверждал, что "Сильно развитая любовь ведет к
фанатизму, а сильный фанатизм есть безумие, мономания, идея фикс". Такого рода
фанатизмом, доходившего часто до настоящего умопомешательства и обладали многие
из Ордена. Бакунин признавался в своей "Исповеди", что в его "природе была
всегда любовь к фантастическому, к необыкновенному, неслыханным приключениям, к
предприятиям, открывающим горизонт безграничный".
История русского западничества и история "идейных исканий" Ордена Р. И. —
беспрерывная цепь, сменяющих друг друга идейных эпидемий. После запрещения
масонства, увлечение масонством сменяется увлечением германской идеалистической
философией, которая усвоила многие идеи европейского масонства. В тридцатых
годах представители нарождающейся русской интеллигенции увлекаются
пантеистической философией Шеллинга. Затем пантеистической же философией Гегеля,
который смотрел на христианство, как на временную форму раскрытия в человеческом
сознании Абсолютной Идеи. В сороковых годах начинается преклонение перед
позитивной философией Спенсера, Канта и Маркса, рассматривавших религиозное
мировоззрение как уже устаревшую форму умственного развития, которая сменится
почитанием высшего положительного познания.
Чтобы понять почему Гоголь так тревожился за судьбы России, необходимо
вспомнить духовную атмосферу первой половины девятнадцатого века.
XII
Увлечение Гегелем в девятнадцатом веке было равно по силе увлечению
Вольтером в восемнадцатом. Духовная и душевная атмосфера русских философских
кружков сороковых годов — странная смесь: философских идей, энтузиазма,
романтизма и фантастики. Эпоху увлечения немецкой идеалистической философией, по
словам Д. И. Чижевского, автора исследования "Гегель в России", изданного на
немецком и русском языках, характеризует: беспокойство, философская тоска,
"анархия духа" и философская страсть, но прежде всего — стремление к осмыслению
мира, истории и человека, к осмыслению всего конкретного. Но еще больше эпоху
сороковых годов характеризует духовная неуравновешенность — духовная
истеричность, увлечение философией, философский энтузиазм незаметно
вырождавшийся в философскую истерию".
"...Философские понятия распространялись у нас весьма сильно, — писал
Киреевский, — нет почти человека, который не говорил бы философскими терминами,
нет юноши, который не рассуждал бы о Гегеле, нет почти книги, нет журнальной
статьи, где незаметно было бы влияние немецкого мышления;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70