Боже мой, думал Эрик, да что же я собой представляю? Что я сделал за все эти годы? Что вообще могу сделать? Он подумал, что у него нет ничего, чем он мог бы гордиться, и это вызвало ощущение саднящей боли во всем теле.
Эрик молча мучился сознанием своего ничтожества и терпел эти мученья только потому, что они оправдывали мысль о решении, которого он, конечно, никогда не примет, если только его не вынудят к этому… Максуэл предложил ему место; Эрик со смехом отказался, но теперь, на пути домой, он стал думать об этом всерьез.
Эрик и Фабермахер сели в такси и поехали по чистенькому городку, тихому и сонному в предвечерние часы воскресного дня. Эрик чувствовал себя несвежим и разбитым после дороги. Фабермахер вышел на углу своей улицы. Эрик машинально пригласил его к себе, но Хьюго торопливо отказался. Дома Эрика встретила Сабина в черном крепдешиновом платье, одном из тех двух, в которых она ходила в гости. Платье это она носила уже третий год, но Эрик, впервые взглянув на нее глазами постороннего мужчины, заметил, что она в нем очень изящна и похожа на цветок. Она поцеловала его, но за ее приветливой улыбкой он почувствовал беспокойство. Возможно, мучительные переживания отразились на его внешности.
– Как у нас тихо, – сказал он. – А где Джоди?
– У соседей. Я отвела его туда час назад, но решила немного подождать тебя, чтобы вместе пойти к Тримейнам, если ты вернешься вовремя.
– К Тримейнам? Я и забыл! И обязательно нужно туда идти?
– Да ведь ты сам это предложил. Ты сказал, что мы почему-то водимся только с людьми, которые тут считаются непутевыми, и что пора нам стать немножко респектабельнее. Я и подумала, что буду умницей и пойду туда, даже если ты не приедешь.
Он устало опустился в кресло.
– Неужели я действительно сказал такую глупость?
– Я тебя не попрекаю, – сказала Сабина.
– Я понимаю, но какая жалкая мысль – подделываться под этих болванов. Должно быть, я и впрямь начинаю бояться этой скотины Ригана.
Сабина стояла возле него; черное платье чудесно оттеняло ее белую кожу. Она очень похорошела, подумал он.
– Но ты можешь не ходить, милый, – сказала она. – Я скажу, что ты еще не вернулся. А мне ничего не стоит просидеть там весь вечер.
– Я знаю, – сказал он, – но тебе тоже не нужно идти. Почему ты должна брать все на себя?
– Это не так уже страшно, Эрик, – засмеялась она. – Я буду разливать чай и восторгаться паршивой лодчонкой, которую Тримейны выдают за яхту. Когда этот олух, тримейновский зять, будет восхвалять Пруста и поносить Конрада, я буду бормотать: «Как это верно!» Потом мы поговорим о том, как теперь трудно достать в здешних магазинах что-нибудь приличное, и на этом все кончится. – Увидев, что он не улыбается, она добавила другим тоном: – Мы не пойдем. Давай сядем в машину и проедемся к холмам. – Она накрыла ладонью его руку. – Мы с тобой так давно не катались!
Эрик сидел молча и не шевелился.
– Что случилось, Эрик, совещание оказалось неудачным? Неужели этот опыт нельзя осуществить?
– Нет, не то, – сказал он.
– Что-нибудь с Хьюго? Тебя расстроили его неприятности?
– Какие там у него могут быть неприятности! Огромный талантище, девушка по нем сходит с ума…
– Мне казалось, что ты не очень это одобряешь. – Она немного отстранилась и пристально посмотрела на него. – Значит, он с ней не порвал?
Эрик беспокойно пошевелился.
– Кто я такой, чтобы одобрять или не одобрять чьи-то поступки? – Он умолк, затем его точно прорвало: – Скажи, ты не хотела бы переехать в Нью-Йорк? Мне там предлагают работу. Помнишь Томми Максуэла? Я встретил его в отеле. От него-то я и узнал об этом.
Она просияла.
– Ты хочешь сказать, что есть вакансия в Колумбийском университете?
– Это не университетская работа, – объяснил Эрик, сдерживая раздражение. За последние полтора дня он много пережил, и ему было досадно, что такой близкий человек, как Сабина, не понимает перемены, происшедшей в его взглядах. И к этой переоценке ценностей он пришел так мучительно, что даже самая мысль о том, что надо рассказывать ей все, шаг за шагом, привела его в ужас. – Речь идет о работе в промышленности. Максуэл бросил научную работу. Это место предлагали ему, но он отказался, потому что, – сказал Эрик с нарочитой небрежностью, – жалованье там на первое время четыре с половиной тысячи.
– Четыре с половиной тысячи! Это восемьдесят с чем-то в неделю!
– Ну, а он сейчас зарабатывает больше десяти тысяч, – сказал Эрик.
Сабина недоверчиво взглянула на него.
– Но ведь ты говорил, что никогда не станешь работать в промышленности.
– Мало ли что я говорил. Ты хотела бы жить в Нью-Йорке, не правда ли?
Он увидел в ее глазах отражение собственного страдания.
– Ты как-то так об этом говоришь… Если я неправа, скажи мне.
– Нет, ты права, – медленно сказал он и отвернулся. Снова ее теплая легкая ладонь легла на его руку, и Эрик почти болезненно ощутил ее близость. Только накануне он просил о любви другую женщину, и как бы ни был Эрик в ту минуту нерешителен, он знал, что, если б она согласилась, отступление было бы невозможно. В нем жило яркое воспоминание об этой минуте, но не менее остро он чувствовал, что на свете нет никого роднее и ближе Сабины. Он робко улыбнулся. – Знаешь, не хочу я этой проклятой работы.
– Тогда поедем кататься, Эрик, – умоляюще сказала она.
Он встал, совершенно измученный.
– Ладно, только, ты сама будешь вести машину.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Эрик рассказал Траскеру о результатах своих переговоров с Мэри. Он кратко и сухо изложил окончательные выводы, стараясь скрыть собственное разочарование за честной объективностью.
– Мы сделаем прибор, – сказал Траскер, немного подумав. – Мы будем работать так, словно это дело абсолютно решенное. Если у Ригана есть на этот счет какие-либо соображения, так пусть он первый их и выскажет.
Когда через полтора месяца они, наконец, представили свои планы и смету, Риган сказал, что они могут приступить к работе, не дожидаясь ответа. Он держался холодно и официально.
– Мне придется изыскивать средства специально для вас, – объяснил он. – Весьма возможно, что дело затянется надолго. Тем временем берите все, что вам нужно, под мою ответственность. Я сам буду подписывать ваши требования на оборудование.
Такая готовность совсем было обезоружила их, но вскоре они поняли, что за каждой коробкой шурупов или моточком паяльной проволоки они должны обращаться к Ригану или к его секретарше.
– До каких же пор это будет продолжаться? – запротестовал Эрик через два месяца. – Ведь любой аспирантик имеет право брать все, что нужно для опытов, прямо со склада!
– Подождем еще немного, – сказал Траскер. – Не так-то легко перестроить университетский бюджет в середине года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167