– Хэлло, – сказал он. – А я вас и не заметил. Хэвиленд тут?
– Сегодня его не будет, – ответил Эрик, выходя за барьер.
– Скверно! Сегодня, видно, никого нет. Я уже заглядывал и к Фоксу и к Уайту. Один вы охраняете крепость.
Он уселся и назвал себя: Джоб Траскер из Мичиганского университета. Имя это было знакомо Эрику. Траскер получил докторскую степень десять лет назад и с тех пор напечатал несколько статей о разрядных лампах и высоковольтных рентгеновских трубках. Он объяснил, что явился сюда за кое-какими сведениями, так как собирается устроить собственную лабораторию для исследований атомного ядра.
– Я хотел бы сконструировать ускоритель вроде этого, – кивнул он на прибор. – И у меня есть свои соображения на этот счет. Я рассчитывал посоветоваться с Хэвилендом. Как вы думаете, когда его можно повидать?
– В начале будущей недели. Мы будем проводить испытание.
Зеленые глаза Траскера устремились на Эрика с некоторым интересом.
– Давно вы получили докторскую степень?
– Еще не получил, – ответил Эрик. – Я пока только аспирант, и эта работа будет моей диссертацией. Я ассистент Хэвиленда, Эрик Горин.
– А, помню. На днях, когда я виделся с Уайтом и Фоксом, они мне говорили о вас. Когда же вы получите степень?
Эрик пожал плечами.
– Должно быть, когда мы закончим опыт. Надеюсь, что скоро.
Траскер задумчиво молчал. Он был очень некрасив и напоминал большую нахохлившуюся птицу. Добрые, чуть навыкате глаза участливо смотрели на Эрика сквозь выпуклые стекла очков.
– Вам нравится здесь? – спросил он.
Эрик снова пожал плечами.
– Я так занят, что и не думал об этом. Я не выхожу из лаборатории и ни с кем даже не знаком. Что там, снаружи, делается – не знаю, да, кажется, и не хочу знать.
– Не беспокойтесь, еще захотите, – засмеялся Траскер, обнажив крупные редкие зубы. Смех у него был какой-то добрый и легкий. Сам не зная почему, Эрик стал проникаться симпатией к Траскеру, и чем дальше, тем больше.
– Вам придется этим поинтересоваться, – продолжал Траскер. – Впрочем, я вас понимаю. В бытность мою студентом в колледже Хопкинса знакомых у меня было хоть отбавляй. Я всюду бывал и много развлекался. И все кончилось, когда я стал аспирантом. Только после получения степени я понял, что до тех пор жил словно в тесном маленьком коконе – ел, спал, думал и интересовался только физикой. Но вы еще проснетесь, не бойтесь. Проснетесь и с треском вылупитесь из кокона. – Он лениво поднял костлявые руки и хлопнул в ладоши. – Жизнь у нас каторжная, труд наш не окупается, семья заброшена, и из-за этого чувствуешь себя негодяем, но все-таки эту жизнь ни с чем не сравнить. Я бы ни на что ее не променял. Я уже врос в эту работу, и вы тоже. – На его длинном лице появилась грустная понимающая улыбка. – Единственная наша профессиональная болезнь – это вот такая благородная жалость к самому себе, в которую я, как видите, тоже ударился. Но раз вы скоро кончите, не хотите ли перебраться осенью в Мичиганский университет?
– В Мичиганский университет? Зачем? – растерявшись от неожиданности, спросил Эрик.
– Заниматься исследованиями и преподавать. Для начала, конечно, будете просто преподавателем. У нас есть вакансия – мне нужен помощник, знакомый с ядерной физикой. За этим-то я и приехал на восток. Конечно, вас должна утвердить комиссия, но я уверен, что мне дадут, кого я захочу. Людей, знакомых с нейтронным генератором, так мало, что у меня очень ограниченный выбор.
Вот она наконец, эта долгожданная минута, – ему предлагают службу! Тысячу раз Эрик на разные лады представлял себе, как это случится, и всегда ему казалось, что он почувствует огромное облегчение и бешеную радость. Но хотя он часто думал об этой минуте, сейчас, когда его мечта наконец сбывалась, Эрик воспринял предложение Траскера не как удачу, а как насмешку судьбы. Слишком рано пришла к нему эта удача.
Даже если каким-нибудь чудом им удастся закончить исследование к осени, ведь еще предстоят экзамены. И если у Траскера был ограниченный выбор из-за того, что людей с нужным ему опытом чрезвычайно мало, то ведь и у Эрика было очень немного подобных возможностей. Он нисколько не тешился иллюзией, что окажется счастливее всех безработных физиков в стране. А лабораторий, которым требовался бы человек с такой специальностью, и вовсе мало. Они существуют примерно в трех-четырех университетах. И если он упустит этот случай, то потом у него будет еще меньше шансов устроиться на работу.
– В чем дело? – спросил Траскер. – Вас не прельщает перспектива работать в Мичигане?
– Не прельщает! – горько сказал Эрик. – Да я только и мечтал о такой возможности. Но разве я смогу поехать? Ведь к осени я не успею получить докторскую степень.
– Мы бы согласились пригласить человека и без степени, но вполне подготовленного к защите диссертации. Что касается вас, то мы предложили бы вам закончить здесь, в Колумбийском университете, аспирантуру и довести до конца исследование. А писать диссертацию и держать докторские экзамены вы можете и там, на месте. С нас вполне достаточно знать, что степень у вас не за горами.
– Тогда мне действительно повезло! Боже мой… – Эрик вдруг осекся. Слишком быстро и слишком далеко завлекла его надежда. Сердце его заколотилось – так бывало всегда, когда он мысленно представлял себе это событие, но теперь вместо радости на него нахлынули гнев и горькое разочарование – ведь он не сможет воспользоваться счастливым случаем. Ломая пальцы, он зашагал взад и вперед по комнате. – Конечно, я хотел бы получить это место, – со злостью сказал он, – но мне ведь нужно закончить опыт. Об аспирантских экзаменах и прочем я не беспокоюсь. Да что толку говорить об этом! Нет, вероятнее всего, я не смогу управиться к сроку.
– И много вам еще осталось? – перебил его Траскер.
Когда Эрик подробно объяснил, как обстоит дело, Траскер только пожал плечами. По его мнению, двух недель напряженной работы было бы вполне достаточно, чтобы получить все нужные данные.
– Это легко сказать, но все гораздо сложнее, чем вы думаете, – возразил Эрик. Он старался держать себя в руках, так как чувствовал, что иначе выскажется слишком резко. Как бы он ни относился к Хэвиленду, это его личное дело, а Траскера в это посвящать незачем. Лояльность одержала верх над злостью. Если Хэвиленд в конце концов пойдет ему навстречу – может же это случиться, – тогда все, что он скажет, будет несправедливо, а если нет… – Сейчас я не могу сказать вам ничего определенного, – продолжал Эрик. – Если вам нужен ответ сию минуту, то, по-видимому, мне придется отказаться. Но если б вы только могли подождать, – он старался, чтобы в голосе его не звучало мольбы, но тщетно, – больше я ни о чем не прошу.
– Хорошо, посмотрим, – сказал Траскер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167