Когда вы размышляете об этой работе, разве вы не оправдываетесь в душе, разве не говорите: а не все ли, в конце концов, равно?
Как бы ни было справедливо это обвинение, тон Фабермахера разозлил Эрика.
– Неужели вы думаете, что я такой лицемер? – вспыхнул он. – Интересно, как вы оправдываетесь в душе, когда… – он остановился, увидев расширившиеся глаза Хьюго. «Чего он испугался? – подумал Эрик. – Разоблачения его тайны или моего справедливого, но смешного гнева?» Эрик сбавил тон и угрюмо продолжал: – Во-первых, никто пока не знает, какая это работа, поэтому рано еще порицать мои намерения. Завтра в это время я буду знать все. А до тех пор спорить бесполезно. И все-таки утром я позвонил вам, потому что мне хотелось поговорить с вами об этом. Был момент, когда на меня напал страх. Да, пожалуй, еще и сейчас мне страшно, но вы, Хьюго, мне помочь не сможете – вы напуганы гораздо сильнее, чем я.
Хьюго упорно не поднимал глаз.
– Не всегда я был таким, – тихо отозвался он. – И придет время, когда и вам будет так же страшно, как мне. Рано или поздно. Это неизбежно случается с каждым.
– Да, так было с Фоксом, – согласился Эрик. – Перед самым концом. На моих глазах. И тогда он уже не говорил «не все ли равно?» Однако именно в ту минуту он, несмотря ни на что, и доказал свою правоту.
– Значит, я не ошибся. Вы действительно ученик Фокса и хорошо усвоили его уроки.
Эрик скривил губы.
– Это правда, но я усвоил их тогда, когда он меньше всего думал о том, чтобы кого-нибудь учить.
Эрик вдруг увидел Сабину. Стоя в дверях, она оглядывала зал, ища его глазами. В записке он не сообщил ей, с кем он будет завтракать. Это вышло случайно, но Эрик все время помнил об этом, и теперь, когда предупредить ее было уже поздно, пожалел о своем упущении. Ему даже стало немного стыдно: ведь, в сущности, он хотел поймать ее врасплох и поглядеть, какое будет у нее лицо, когда она неожиданно увидит Хьюго. Только сейчас Эрик понял, что именно это и было его тайной целью, и теперь он твердо знал: он никогда не сможет сознаться, что прочел письмо.
Сабина, наконец, нашла его и, улыбнувшись, направилась к их столику. С чувством, далеким от любовной гордости, Эрик заметил, что мужчины оборачиваются и смотрят ей вслед. Она действительно хороша собой, думал Эрик, поднимаясь ей навстречу. Лицо ее светилось радостью – она приехала сюда, как на праздник. Сабина подошла прямо к Эрику; он не сомневался, что она еще не видела Хьюго.
Она подставила Эрику для поцелуя щеку, еще холодную от свежего воздуха. Хьюго тоже поднялся со стула. Эрик краешком глаза увидел его побледневшее лицо.
– Здравствуй, дорогая, – пробормотал Эрик. – Видишь, у нас гость.
Она быстро обернулась и несколько мгновений, не шевелясь, смотрела на Хьюго. Улыбка медленно исчезла с ее губ, а в глазах появилась грусть.
– Хьюго, – тихо сказала она. – Какой приятный сюрприз!
Она села за столик между Хьюго и Эриком, перекинула пальто через спинку стула и стала непринужденно рассказывать о своем путешествии. Хьюго сидел с таким торжественно-серьезным лицом, что Эрик избегал на него смотреть. Ему казалось, будто он подглядывает в щелку за человеком, не подозревающим, что он разоблачает свою сокровеннейшую тайну. К своему удивлению, Эрик чувствовал себя виноватым, а ведь он, как муж, должен был только возмущаться Хьюго. Но это было не так-то просто, потому что он слишком любил Хьюго, слишком большую жалость испытывал к нему и слишком хорошо помнил, как его самого когда-то неудержимо влекло к Мэри. Ему хотелось быть сейчас сильным и уверенным, а он оказался слабым и все же знал, что безнадежно падет в собственных глазах, если сию же минуту как-то не загладит свою уловку.
Заказав для Сабины завтрак, он встал, ссылаясь на необходимость срочно позвонить по телефону. Пусть побудут немного наедине, хотя ему очень трудно отойти сейчас от столика. Эрик боролся с желанием остаться, зорко наблюдать за ними, заставить их следить за каждым своим словом. Но отступать от своего решения он ни за что не хотел. Его угнетала собственная жестокость – он знал, что поступает с ними жестоко.
Выйдя из ресторана, Эрик спустился по устланной ковром лестнице в холл, прошел в самый дальний угол и опустился в кресло. Он сидел, уставившись в одну точку, перед мысленным взором его неотступно стояла Сабина – такая, какой он до сих пор никогда ее не видел: бесконечно обаятельная, недоступная и оттого еще более прекрасная. Он видел ее глазами другого мужчины, любившего ее давно и безнадежно, глазами мужчины, который во мраке отчаяния сотни раз видел перед собой этот образ. Сидя один и думая о том, что Хьюго в это время, наверно, тихо говорит Сабине о своем чувстве, Эрик ясно представлял себе, что должен был испытывать Хьюго вдали от нее.
13
Хьюго не поднял глаз и не повернул головы, когда Эрик отошел от стола. Он не понимал, чем вызван этот жест, и даже рассердился на Эрика. Он переживал почти невыносимую неловкость, оставшись наедине с Сабиной. Она сидела молча, а Хьюго терзали противоречивые чувства. Из гордости ему хотелось наказать ее, продлить это напряженное молчание до возвращения Эрика, и вместе с тем он жаждал излить ей свою душу.
– Долго вы с Эриком тут пробудете? – спросил он наконец.
– Это зависит оттого, сколько его здесь задержат, – ответила она, не поднимая глаз.
Хьюго улыбнулся.
– Вот мы, наконец, и заговорили.
– Я не думала, что это будет так трудно, – с беспощадной откровенностью созналась она.
Грустно улыбаясь, он наклонился вперед.
– Что я могу вам сказать? – произнес он. – Я чувствую себя воскресшим Лазарем. Особенно с вами.
– Это лечение было очень мучительным?
Хьюго ласково взглянул на нее, но тут же нахмурился. Он забыл, как легко она может вызвать его на откровенность.
– Не столько мучительным, сколько бесполезным. Я уже никуда не гожусь. Я никому не нужен. И меньше всего – себе самому.
– Однако вы всем доставляете массу тревог. Со мной вы поступили безжалостно, Хьюго, я не могу представить себе более бессердечного поступка. Это жестоко.
Хьюго виновато опустил голову.
– Вы говорите о том письме?
– Нет, – тихо ответила Сабина, – совсем не о письме. Я говорю о том, что было после. Я получила письмо и… больше ничего. Вы ни разу не сообщили мне, как идет лечение. Чтобы хоть что-нибудь узнать, мне приходилось звонить Эдне.
– Но сколько же раз можно прощаться, не ставя себя в смешное положение? – И тоном мягкого упрека Хьюго добавил: – Зачем вы показали это письмо Эрику? Оно предназначалось только для вас. Это тоже было жестоко с вашей стороны.
– Я ему не показывала, – быстро возразила она.
– Но он все-таки его читал.
Она вопросительно взглянула ему в глаза. Сейчас она была на десять лет старше, чем тогда, когда они познакомились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Как бы ни было справедливо это обвинение, тон Фабермахера разозлил Эрика.
– Неужели вы думаете, что я такой лицемер? – вспыхнул он. – Интересно, как вы оправдываетесь в душе, когда… – он остановился, увидев расширившиеся глаза Хьюго. «Чего он испугался? – подумал Эрик. – Разоблачения его тайны или моего справедливого, но смешного гнева?» Эрик сбавил тон и угрюмо продолжал: – Во-первых, никто пока не знает, какая это работа, поэтому рано еще порицать мои намерения. Завтра в это время я буду знать все. А до тех пор спорить бесполезно. И все-таки утром я позвонил вам, потому что мне хотелось поговорить с вами об этом. Был момент, когда на меня напал страх. Да, пожалуй, еще и сейчас мне страшно, но вы, Хьюго, мне помочь не сможете – вы напуганы гораздо сильнее, чем я.
Хьюго упорно не поднимал глаз.
– Не всегда я был таким, – тихо отозвался он. – И придет время, когда и вам будет так же страшно, как мне. Рано или поздно. Это неизбежно случается с каждым.
– Да, так было с Фоксом, – согласился Эрик. – Перед самым концом. На моих глазах. И тогда он уже не говорил «не все ли равно?» Однако именно в ту минуту он, несмотря ни на что, и доказал свою правоту.
– Значит, я не ошибся. Вы действительно ученик Фокса и хорошо усвоили его уроки.
Эрик скривил губы.
– Это правда, но я усвоил их тогда, когда он меньше всего думал о том, чтобы кого-нибудь учить.
Эрик вдруг увидел Сабину. Стоя в дверях, она оглядывала зал, ища его глазами. В записке он не сообщил ей, с кем он будет завтракать. Это вышло случайно, но Эрик все время помнил об этом, и теперь, когда предупредить ее было уже поздно, пожалел о своем упущении. Ему даже стало немного стыдно: ведь, в сущности, он хотел поймать ее врасплох и поглядеть, какое будет у нее лицо, когда она неожиданно увидит Хьюго. Только сейчас Эрик понял, что именно это и было его тайной целью, и теперь он твердо знал: он никогда не сможет сознаться, что прочел письмо.
Сабина, наконец, нашла его и, улыбнувшись, направилась к их столику. С чувством, далеким от любовной гордости, Эрик заметил, что мужчины оборачиваются и смотрят ей вслед. Она действительно хороша собой, думал Эрик, поднимаясь ей навстречу. Лицо ее светилось радостью – она приехала сюда, как на праздник. Сабина подошла прямо к Эрику; он не сомневался, что она еще не видела Хьюго.
Она подставила Эрику для поцелуя щеку, еще холодную от свежего воздуха. Хьюго тоже поднялся со стула. Эрик краешком глаза увидел его побледневшее лицо.
– Здравствуй, дорогая, – пробормотал Эрик. – Видишь, у нас гость.
Она быстро обернулась и несколько мгновений, не шевелясь, смотрела на Хьюго. Улыбка медленно исчезла с ее губ, а в глазах появилась грусть.
– Хьюго, – тихо сказала она. – Какой приятный сюрприз!
Она села за столик между Хьюго и Эриком, перекинула пальто через спинку стула и стала непринужденно рассказывать о своем путешествии. Хьюго сидел с таким торжественно-серьезным лицом, что Эрик избегал на него смотреть. Ему казалось, будто он подглядывает в щелку за человеком, не подозревающим, что он разоблачает свою сокровеннейшую тайну. К своему удивлению, Эрик чувствовал себя виноватым, а ведь он, как муж, должен был только возмущаться Хьюго. Но это было не так-то просто, потому что он слишком любил Хьюго, слишком большую жалость испытывал к нему и слишком хорошо помнил, как его самого когда-то неудержимо влекло к Мэри. Ему хотелось быть сейчас сильным и уверенным, а он оказался слабым и все же знал, что безнадежно падет в собственных глазах, если сию же минуту как-то не загладит свою уловку.
Заказав для Сабины завтрак, он встал, ссылаясь на необходимость срочно позвонить по телефону. Пусть побудут немного наедине, хотя ему очень трудно отойти сейчас от столика. Эрик боролся с желанием остаться, зорко наблюдать за ними, заставить их следить за каждым своим словом. Но отступать от своего решения он ни за что не хотел. Его угнетала собственная жестокость – он знал, что поступает с ними жестоко.
Выйдя из ресторана, Эрик спустился по устланной ковром лестнице в холл, прошел в самый дальний угол и опустился в кресло. Он сидел, уставившись в одну точку, перед мысленным взором его неотступно стояла Сабина – такая, какой он до сих пор никогда ее не видел: бесконечно обаятельная, недоступная и оттого еще более прекрасная. Он видел ее глазами другого мужчины, любившего ее давно и безнадежно, глазами мужчины, который во мраке отчаяния сотни раз видел перед собой этот образ. Сидя один и думая о том, что Хьюго в это время, наверно, тихо говорит Сабине о своем чувстве, Эрик ясно представлял себе, что должен был испытывать Хьюго вдали от нее.
13
Хьюго не поднял глаз и не повернул головы, когда Эрик отошел от стола. Он не понимал, чем вызван этот жест, и даже рассердился на Эрика. Он переживал почти невыносимую неловкость, оставшись наедине с Сабиной. Она сидела молча, а Хьюго терзали противоречивые чувства. Из гордости ему хотелось наказать ее, продлить это напряженное молчание до возвращения Эрика, и вместе с тем он жаждал излить ей свою душу.
– Долго вы с Эриком тут пробудете? – спросил он наконец.
– Это зависит оттого, сколько его здесь задержат, – ответила она, не поднимая глаз.
Хьюго улыбнулся.
– Вот мы, наконец, и заговорили.
– Я не думала, что это будет так трудно, – с беспощадной откровенностью созналась она.
Грустно улыбаясь, он наклонился вперед.
– Что я могу вам сказать? – произнес он. – Я чувствую себя воскресшим Лазарем. Особенно с вами.
– Это лечение было очень мучительным?
Хьюго ласково взглянул на нее, но тут же нахмурился. Он забыл, как легко она может вызвать его на откровенность.
– Не столько мучительным, сколько бесполезным. Я уже никуда не гожусь. Я никому не нужен. И меньше всего – себе самому.
– Однако вы всем доставляете массу тревог. Со мной вы поступили безжалостно, Хьюго, я не могу представить себе более бессердечного поступка. Это жестоко.
Хьюго виновато опустил голову.
– Вы говорите о том письме?
– Нет, – тихо ответила Сабина, – совсем не о письме. Я говорю о том, что было после. Я получила письмо и… больше ничего. Вы ни разу не сообщили мне, как идет лечение. Чтобы хоть что-нибудь узнать, мне приходилось звонить Эдне.
– Но сколько же раз можно прощаться, не ставя себя в смешное положение? – И тоном мягкого упрека Хьюго добавил: – Зачем вы показали это письмо Эрику? Оно предназначалось только для вас. Это тоже было жестоко с вашей стороны.
– Я ему не показывала, – быстро возразила она.
– Но он все-таки его читал.
Она вопросительно взглянула ему в глаза. Сейчас она была на десять лет старше, чем тогда, когда они познакомились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167