я купил их по центу за штуку и вот уже десять лет продаю по одной людям вроде вас, которые как-нибудь прослышали о них и разыскали меня. Теперь-то это для меня просто так, товар и все, а сначала – о, то были золотые дни, уж поверьте.
Эрик смотрел на него, как зачарованный. Этот человек и его жизнь – оборотная сторона медали. Пусть бы Сабина поглядела на все это и тогда бы судила, прав он или нет. Он отбросил мысль о сходстве между Зарицким и собою, словно срывая с себя одежду, кишащую заразными микробами несчастья. Он заставил себя не думать об этом старике как о живом, напоминающем его самого, человеке с прошлым и будущим. Эрик немедленно выбросил из головы все мысли о нем как о человеческом существе и решил видеть в нем только препятствие, мешающее его планам.
– А кроме игрушек, вы никогда ничего не изобретали? – спросил он.
– Игрушки – это что, – усмехнулся лавочник. – Я как-то придумал совсем особенный мост – правда, мне не удалось продать это изобретение.
В нескольких словах он объяснил свою идею. Сначала она показалась Эрику нелепой и смешной, затем он понял, что в основе замысла лежит вполне здравая и даже смелая мысль. Зарицкий рассказывал небрежно, часто неправильно употребляя технические термины, и в воображении Эрика вставал подвесной мост. На секунду ему показалось, что замысел просто гениален. Затем он обнаружил ряд недостатков, и сверкающий мост рухнул и рассыпался на куски. Конечно, идея в конце концов нелепая, но в ней было нечто близкое к гениальности. Нет, к Зарицкому нельзя относиться как к неодушевленному препятствию! Этот старый свитер, эта фуражка и белый халат скрывали за собой огромный изобретательский ум, внушающий уважение, несмотря на явный недостаток знаний.
– В прошлую войну я служил в инженерных войсках, – рассказывал Зарицкий. – Там-то я и обнаружил, что меня тянет к технике. Я немножко отравился газами и, лежа в госпитале, прочел несколько технических книжек. И тут меня просто стали одолевать всякие идеи. Я думал, что Ирвинг Зарицкий будет не хуже Томаса Эдисона. Но когда я вышел из госпиталя, я решил жениться. Городские власти, чтобы помочь ветеранам войны, давали им газетные киоски, ну и я тоже стал продавать газеты. В свободное время я обдумывал свои идеи, записывал их и продавал тем, кто этим интересовался. Между делом я занимался игрушками. Наконец пошли в ход мои лягушки. Я думал, это только начало, а оказалось, что это конец. Больше мне ничего не удалось продать.
– Вы на все ваши изобретения берете патенты?
Зарицкий поглядел на него снисходительно, как на неразумное дитя.
– Да разве это возможно? У меня только два патента – на лягушек и на резец, который я придумал давным-давно. На него я ухлопал остатки моих авторских процентов за лягушек, после того как заплатил все долги. Я вложил все деньги в патент и думал, что этот резец – мое лучшее изобретение. Он и в самом деле неплохой, но, должно быть, его трудно применить на практике…
Зарицкий снова стал для Эрика только препятствием, но в это время в лавку вошел мальчик в вязаной курточке и попросил воды с вишневым сиропом.
– Две ложки сиропу, мистер Зарицкий.
– Будто я, Марио, не знаю. Знаю лучше, чем ты.
– Что же это за резец? – спросил Эрик.
– Вы разбираетесь в технике? Мало кто в ней что-нибудь смыслит, а для таких, кто не понимает, объяснять – только время зря тратить. Ах, вы понимаете в технике? Ну, так я вам расскажу. Как-то я присмотрелся к конькам своей дочурки, они-то и навели меня на мысль. Марио, хватит с тебя сиропа? Я и начал допытываться, почему коньки скользят по льду. Люди редко задумываются над подобными вопросами, разве только вот такие, как я. Понимаете, вы становитесь на коньки, тем самым надавливая на лезвие, вот именно, надавливая, – и получается очень большое давление на узком пространстве. Понимаете? И что же выходит? Оказывается, что сильное давление вызывает таяние даже при низкой температуре – значит, лед под лезвием коньков начинает немножко таять. Лезвие делает во льду узенький желобок, и, таким образом, конек врезается в лед. Вот почему конькобежцы скользят и не падают.
Эрик слушал, и в нем боролись противоречивые чувства. Нет, Зарицкого не так легко отмести в сторону. Он верно понимал основной принцип резца. И он вовсе не свихнувшийся маньяк. Как бы ни исказили теоретические принципы его резца юристы, которые составляли заявку, Зарицкий отлично понимал дело.
– Так что, вы видите, – говорил Зарицкий, споласкивая стакан Марио, – я пораскинул мозгами и спросил себя: если это получается на льду, так почему бы не попробовать на другом материале, имеющем точку плавления? Взять, к примеру, медь, латунь или сталь…
– И все это вы придумали только благодаря конькам вашей дочери? – спросил Эрик.
Зарицкий выпрямился. Он с любопытством оглядел Эрика – его хорошо сшитый костюм, безукоризненно чистую рубашку, добротную солидную шляпу, затем взглянул ему прямо в глаза, но тотчас же отвел взгляд в сторону. Видимо, ему пришла в голову тревожная мысль. Он ответил Эрику спокойно, но тон его с каждым словом становился все нерешительнее.
– Да, но я с ней давно уже не виделся. Теперь она взрослая девушка. – Зарицкий схватил чистую тряпку и стал вытирать застекленную часть прилавка, служившую витриной, явно не сознавая, что делает. – Несколько лет назад жена моя уехала к своей сестре. Когда приходится жить одними надеждами, то одному легче перебиться, чем двоим. Сначала, конечно, – так как потом вам начинает казаться, что из вас вынули сердце. Но разве она виновата? Кто знает, может, мне опять удастся попасть в точку. Я придумал снаряд для зенитной артиллерии и послал проект в военное министерство. Взрываясь, он выбрасывает куски проволоки, которые могут повредить крыло или пропеллер самолета. Посмотрим, что из этого выйдет.
Эрик оглядел лавку, ища взглядом, что бы такое купить подороже. Но здесь не было ни одной вещи, которая стоила бы достаточно, чтобы это было ощутимо для пожилого человека, давно уже потерявшего всякую надежду и только по привычке повторявшего слова утешения. Ничего у него не получится с этим снарядом, как и со всеми другими идеями, потому что он слишком мало знал, чтобы дать им надлежащее развитие. Он действовал только по интуиции, а этого недостаточно. Ему не хватало так много, что все его попытки были обречены на провал.
Вдруг Эрик понял, чем объясняется эта сдержанность Зарицкого, его терпеливые ответы и беспрестанные поглядывания в сторону. Зарицкий боялся его – боялся физически. Он ждал, что Эрик вот-вот выхватит револьвер и станет грабить его лавку. Он не сомневался, что его посетитель – гангстер, выжидающий удобной минуты, чтобы ограбить бедного старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Эрик смотрел на него, как зачарованный. Этот человек и его жизнь – оборотная сторона медали. Пусть бы Сабина поглядела на все это и тогда бы судила, прав он или нет. Он отбросил мысль о сходстве между Зарицким и собою, словно срывая с себя одежду, кишащую заразными микробами несчастья. Он заставил себя не думать об этом старике как о живом, напоминающем его самого, человеке с прошлым и будущим. Эрик немедленно выбросил из головы все мысли о нем как о человеческом существе и решил видеть в нем только препятствие, мешающее его планам.
– А кроме игрушек, вы никогда ничего не изобретали? – спросил он.
– Игрушки – это что, – усмехнулся лавочник. – Я как-то придумал совсем особенный мост – правда, мне не удалось продать это изобретение.
В нескольких словах он объяснил свою идею. Сначала она показалась Эрику нелепой и смешной, затем он понял, что в основе замысла лежит вполне здравая и даже смелая мысль. Зарицкий рассказывал небрежно, часто неправильно употребляя технические термины, и в воображении Эрика вставал подвесной мост. На секунду ему показалось, что замысел просто гениален. Затем он обнаружил ряд недостатков, и сверкающий мост рухнул и рассыпался на куски. Конечно, идея в конце концов нелепая, но в ней было нечто близкое к гениальности. Нет, к Зарицкому нельзя относиться как к неодушевленному препятствию! Этот старый свитер, эта фуражка и белый халат скрывали за собой огромный изобретательский ум, внушающий уважение, несмотря на явный недостаток знаний.
– В прошлую войну я служил в инженерных войсках, – рассказывал Зарицкий. – Там-то я и обнаружил, что меня тянет к технике. Я немножко отравился газами и, лежа в госпитале, прочел несколько технических книжек. И тут меня просто стали одолевать всякие идеи. Я думал, что Ирвинг Зарицкий будет не хуже Томаса Эдисона. Но когда я вышел из госпиталя, я решил жениться. Городские власти, чтобы помочь ветеранам войны, давали им газетные киоски, ну и я тоже стал продавать газеты. В свободное время я обдумывал свои идеи, записывал их и продавал тем, кто этим интересовался. Между делом я занимался игрушками. Наконец пошли в ход мои лягушки. Я думал, это только начало, а оказалось, что это конец. Больше мне ничего не удалось продать.
– Вы на все ваши изобретения берете патенты?
Зарицкий поглядел на него снисходительно, как на неразумное дитя.
– Да разве это возможно? У меня только два патента – на лягушек и на резец, который я придумал давным-давно. На него я ухлопал остатки моих авторских процентов за лягушек, после того как заплатил все долги. Я вложил все деньги в патент и думал, что этот резец – мое лучшее изобретение. Он и в самом деле неплохой, но, должно быть, его трудно применить на практике…
Зарицкий снова стал для Эрика только препятствием, но в это время в лавку вошел мальчик в вязаной курточке и попросил воды с вишневым сиропом.
– Две ложки сиропу, мистер Зарицкий.
– Будто я, Марио, не знаю. Знаю лучше, чем ты.
– Что же это за резец? – спросил Эрик.
– Вы разбираетесь в технике? Мало кто в ней что-нибудь смыслит, а для таких, кто не понимает, объяснять – только время зря тратить. Ах, вы понимаете в технике? Ну, так я вам расскажу. Как-то я присмотрелся к конькам своей дочурки, они-то и навели меня на мысль. Марио, хватит с тебя сиропа? Я и начал допытываться, почему коньки скользят по льду. Люди редко задумываются над подобными вопросами, разве только вот такие, как я. Понимаете, вы становитесь на коньки, тем самым надавливая на лезвие, вот именно, надавливая, – и получается очень большое давление на узком пространстве. Понимаете? И что же выходит? Оказывается, что сильное давление вызывает таяние даже при низкой температуре – значит, лед под лезвием коньков начинает немножко таять. Лезвие делает во льду узенький желобок, и, таким образом, конек врезается в лед. Вот почему конькобежцы скользят и не падают.
Эрик слушал, и в нем боролись противоречивые чувства. Нет, Зарицкого не так легко отмести в сторону. Он верно понимал основной принцип резца. И он вовсе не свихнувшийся маньяк. Как бы ни исказили теоретические принципы его резца юристы, которые составляли заявку, Зарицкий отлично понимал дело.
– Так что, вы видите, – говорил Зарицкий, споласкивая стакан Марио, – я пораскинул мозгами и спросил себя: если это получается на льду, так почему бы не попробовать на другом материале, имеющем точку плавления? Взять, к примеру, медь, латунь или сталь…
– И все это вы придумали только благодаря конькам вашей дочери? – спросил Эрик.
Зарицкий выпрямился. Он с любопытством оглядел Эрика – его хорошо сшитый костюм, безукоризненно чистую рубашку, добротную солидную шляпу, затем взглянул ему прямо в глаза, но тотчас же отвел взгляд в сторону. Видимо, ему пришла в голову тревожная мысль. Он ответил Эрику спокойно, но тон его с каждым словом становился все нерешительнее.
– Да, но я с ней давно уже не виделся. Теперь она взрослая девушка. – Зарицкий схватил чистую тряпку и стал вытирать застекленную часть прилавка, служившую витриной, явно не сознавая, что делает. – Несколько лет назад жена моя уехала к своей сестре. Когда приходится жить одними надеждами, то одному легче перебиться, чем двоим. Сначала, конечно, – так как потом вам начинает казаться, что из вас вынули сердце. Но разве она виновата? Кто знает, может, мне опять удастся попасть в точку. Я придумал снаряд для зенитной артиллерии и послал проект в военное министерство. Взрываясь, он выбрасывает куски проволоки, которые могут повредить крыло или пропеллер самолета. Посмотрим, что из этого выйдет.
Эрик оглядел лавку, ища взглядом, что бы такое купить подороже. Но здесь не было ни одной вещи, которая стоила бы достаточно, чтобы это было ощутимо для пожилого человека, давно уже потерявшего всякую надежду и только по привычке повторявшего слова утешения. Ничего у него не получится с этим снарядом, как и со всеми другими идеями, потому что он слишком мало знал, чтобы дать им надлежащее развитие. Он действовал только по интуиции, а этого недостаточно. Ему не хватало так много, что все его попытки были обречены на провал.
Вдруг Эрик понял, чем объясняется эта сдержанность Зарицкого, его терпеливые ответы и беспрестанные поглядывания в сторону. Зарицкий боялся его – боялся физически. Он ждал, что Эрик вот-вот выхватит револьвер и станет грабить его лавку. Он не сомневался, что его посетитель – гангстер, выжидающий удобной минуты, чтобы ограбить бедного старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167