Исследовательская работа развила его интеллект, но не давала ему того эмоционального удовлетворения, какое получаешь от сознания, что тебе удалось пробудить в студентах интерес к науке. Траскер много готовился к лекциям и подыскивал простые и живые объяснения физических явлений с таким же усердием, с каким лирический поэт ищет правдивые и волнующие образы. Он был женат на тихой, некрасивой и очень сердечной женщине, двумя годами старше его; у них было две дочери-подростка, такие же некрасивые, как родители, но обладавшие особым обаянием, унаследованным от отца. Траскер был первым, от кого Эрик услышал о философии науки, в его рассуждениях была какая-то гранитная целостность, напоминавшая Эрику притчи из Ветхого Завета.
Сравнение это напрашивалось не случайно. В детстве Траскер мечтал быть священником. Восемнадцати лет он прочел «Потерянный рай», и его глубоко взволновали те внушающие благоговейный страх места, где описывается, как Сатана был низринут с небес в мировое пространство; эти строчки породили в нем жуткое ощущение величия космической бесконечности, и он стал заниматься астрономией, а от астрономии перешел к физике. Джоб Траскер и по сей день продолжал читать Библию, ибо ни в какой другой литературе за пределами своей науки он не мог найти такого величия и такой сверхъестественной жути.
Он не верил в бога так, как предписывает Ветхий Завет, но в его вере была библейская целостность; он не боялся, что ему придется держать ответ за грехи перед божьими ангелами, но страшился ответственности перед лицом грозных этических законов. Совершенно бессознательно он разрешил для себя вопрос о прегрешениях, ограничив свои интересы наукой. Тут он мог вполне доверять себе. Заботы и волнения, связанные с внешним миром, отошли на второй план. Сейчас он приближался к высшей точке своей научной карьеры. Жизнь его была надежно обеспечена и ограничивалась небольшим замкнутым кругом.
И все же где-то глубоко внутри в нем гнездился смутный страх.
– Так как же, все-таки вам нравится доклад Картер? – во второй раз спросил его Эрик.
– Да ничего. В общем неплохо, – неопределенно ответил Траскер.
– А как вы думаете, не съездить ли мне в будущем месяце в Чикаго, чтобы потолковать с ней об этом? – настаивал Эрик. – Может, у нее будут какие-нибудь новые идеи.
– Поезжайте, если хотите, – отмахнулся Траскер. – Может, это будет полезно. И что же, больше ничего интересного там не было? – спросил он, явно желая поскорее перейти к занимающей его теме.
– Ничего особенного, кроме маленькой стычки с Кларком Риганом из Кемберлендского университета.
Траскер вдруг нахмурился.
– Вот как? Что же у вас произошло?
Эрик подробно рассказал о случившемся.
– Ах, черт, – сказал Траскер, – вот некстати; боюсь, как бы вы не испортили все дело. А после того он вам ничего не говорил?
– Нет, он даже не знает, кто я такой. Он очень близорук и не запомнил меня в лицо, он слышал только мой голос.
– Будем надеяться, что это так, – сказал Траскер, потирая подбородок. – Иначе нам предстоят довольно неприятные полгода.
– Ради бога, в чем дело?
– Сразу же после вашего отъезда я получил такое предложение, какого не получал еще ни разу в жизни. Обширный план исследовательской работы, реорганизация учебной программы и обещание выделить специальные средства для наших опытов. Для меня – должность профессора на шесть месяцев, а для вас – место младшего профессора, так как я поставил условием, чтобы пригласили и вас. Мне даже удалось договориться, что с нами поедет и тот юноша, который работал с вами в Нью-Йорке, – Фабермахер. И знаете, куда нас приглашают?
– В Кемберленд? – Эрик кисло усмехнулся.
– Верно! Риган там декан факультета, и он уже три года назад по возрасту должен был выйти в отставку. Но он не желает, потому что ректор университета на два года старше его и тоже не уходит в отставку. Попечителям хочется удержать ректора, но Риган им смертельно надоел. Он пока что не сдается, но они надеются, что через год им удастся от него избавиться. Как только он выйдет в отставку, за ним потянется почти половина тамошних профессоров. Все они просто старые пни, ведь их подбирал Риган. Мы поедем туда осенью и прослужим под его началом всего один семестр. Однако поскольку он декан факультета, наши кандидатуры должны быть утверждены им. Когда-то он был порядочным человеком, но теперь!.. Не будь я уверен, что он уйдет, я бы и разговаривать не стал.
– Знаете, – сказал Эрик после паузы, – снимите мою кандидатуру. Вам представляется счастливый случай, зачем рисковать? Сам не знаю, что меня тянуло за язык, но я ему сказал то, что думаю, и не жалею об этом.
Траскер покачал головой.
– Там уже знают наши имена. Будь, что будет.
Вернувшись после завтрака в лабораторию, Эрик задумался над некоторой странностью поведения Траскера. Вся эта история с приглашением в Кемберленд являлась типичной закулисной интригой университетских преподавателей и, следовательно, могла служить поводом к нескончаемым сплетням, а это как раз было то, чего Траскер всегда терпеть не мог. Прошло полдня, прежде чем Эрик решился задать Траскеру прямой вопрос. Траскер ответил без всякого колебания.
– Я ненавижу все то, что символизирует собою Риган, – сказал он. – Пока он считается ученым, я всегда буду стыдиться этого звания. Что бы он ни сделал и каким бы он ни был тридцать лет назад, сейчас он просто лгун, хвастун, человек, потерявший всякую совесть. Сказать по правде, мне стыдно за членов Физического общества, как это они до сих пор терпят его. Гнать его надо в шею!
Он говорил спокойно и твердо, как фанатик, убежденный в правоте своего суждения.
– Я вам кое-что расскажу о Ригане, – продолжал Траскер. – Мне доподлинно известно, что однажды, для того чтобы одержать верх в каком-то незначительном теоретическом споре, он подделал результаты опыта, проведенного его студентом. Когда на одном собрании его всенародно уличили, он все свалил на студента, якобы давшего ему неверные сведения. Студент возмутился, ушел из университета, и до сих пор неизвестно, что с ним.
– А если Риган и через полгода не захочет подать в отставку? Что тогда будет с нами?
Траскер пожал плечами.
– По крайней мере, ангелы будут за нас.
– А что ж, в самом деле! Я не прочь быть ассистентом профессора и в придачу выжить Ригана. Кроме того, неплохо для разнообразия иметь на своей стороне ангелов.
Траскер засмеялся.
– С каких же это пор они от вас отступились?
– С недавних, – сказал Эрик. – И я очень надеялся, что дьявол в конце концов одолеет, но он не польстился на мою душу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Если б не Риган, перспектива работы в Кемберлендском университете не оставляла желать ничего лучшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Сравнение это напрашивалось не случайно. В детстве Траскер мечтал быть священником. Восемнадцати лет он прочел «Потерянный рай», и его глубоко взволновали те внушающие благоговейный страх места, где описывается, как Сатана был низринут с небес в мировое пространство; эти строчки породили в нем жуткое ощущение величия космической бесконечности, и он стал заниматься астрономией, а от астрономии перешел к физике. Джоб Траскер и по сей день продолжал читать Библию, ибо ни в какой другой литературе за пределами своей науки он не мог найти такого величия и такой сверхъестественной жути.
Он не верил в бога так, как предписывает Ветхий Завет, но в его вере была библейская целостность; он не боялся, что ему придется держать ответ за грехи перед божьими ангелами, но страшился ответственности перед лицом грозных этических законов. Совершенно бессознательно он разрешил для себя вопрос о прегрешениях, ограничив свои интересы наукой. Тут он мог вполне доверять себе. Заботы и волнения, связанные с внешним миром, отошли на второй план. Сейчас он приближался к высшей точке своей научной карьеры. Жизнь его была надежно обеспечена и ограничивалась небольшим замкнутым кругом.
И все же где-то глубоко внутри в нем гнездился смутный страх.
– Так как же, все-таки вам нравится доклад Картер? – во второй раз спросил его Эрик.
– Да ничего. В общем неплохо, – неопределенно ответил Траскер.
– А как вы думаете, не съездить ли мне в будущем месяце в Чикаго, чтобы потолковать с ней об этом? – настаивал Эрик. – Может, у нее будут какие-нибудь новые идеи.
– Поезжайте, если хотите, – отмахнулся Траскер. – Может, это будет полезно. И что же, больше ничего интересного там не было? – спросил он, явно желая поскорее перейти к занимающей его теме.
– Ничего особенного, кроме маленькой стычки с Кларком Риганом из Кемберлендского университета.
Траскер вдруг нахмурился.
– Вот как? Что же у вас произошло?
Эрик подробно рассказал о случившемся.
– Ах, черт, – сказал Траскер, – вот некстати; боюсь, как бы вы не испортили все дело. А после того он вам ничего не говорил?
– Нет, он даже не знает, кто я такой. Он очень близорук и не запомнил меня в лицо, он слышал только мой голос.
– Будем надеяться, что это так, – сказал Траскер, потирая подбородок. – Иначе нам предстоят довольно неприятные полгода.
– Ради бога, в чем дело?
– Сразу же после вашего отъезда я получил такое предложение, какого не получал еще ни разу в жизни. Обширный план исследовательской работы, реорганизация учебной программы и обещание выделить специальные средства для наших опытов. Для меня – должность профессора на шесть месяцев, а для вас – место младшего профессора, так как я поставил условием, чтобы пригласили и вас. Мне даже удалось договориться, что с нами поедет и тот юноша, который работал с вами в Нью-Йорке, – Фабермахер. И знаете, куда нас приглашают?
– В Кемберленд? – Эрик кисло усмехнулся.
– Верно! Риган там декан факультета, и он уже три года назад по возрасту должен был выйти в отставку. Но он не желает, потому что ректор университета на два года старше его и тоже не уходит в отставку. Попечителям хочется удержать ректора, но Риган им смертельно надоел. Он пока что не сдается, но они надеются, что через год им удастся от него избавиться. Как только он выйдет в отставку, за ним потянется почти половина тамошних профессоров. Все они просто старые пни, ведь их подбирал Риган. Мы поедем туда осенью и прослужим под его началом всего один семестр. Однако поскольку он декан факультета, наши кандидатуры должны быть утверждены им. Когда-то он был порядочным человеком, но теперь!.. Не будь я уверен, что он уйдет, я бы и разговаривать не стал.
– Знаете, – сказал Эрик после паузы, – снимите мою кандидатуру. Вам представляется счастливый случай, зачем рисковать? Сам не знаю, что меня тянуло за язык, но я ему сказал то, что думаю, и не жалею об этом.
Траскер покачал головой.
– Там уже знают наши имена. Будь, что будет.
Вернувшись после завтрака в лабораторию, Эрик задумался над некоторой странностью поведения Траскера. Вся эта история с приглашением в Кемберленд являлась типичной закулисной интригой университетских преподавателей и, следовательно, могла служить поводом к нескончаемым сплетням, а это как раз было то, чего Траскер всегда терпеть не мог. Прошло полдня, прежде чем Эрик решился задать Траскеру прямой вопрос. Траскер ответил без всякого колебания.
– Я ненавижу все то, что символизирует собою Риган, – сказал он. – Пока он считается ученым, я всегда буду стыдиться этого звания. Что бы он ни сделал и каким бы он ни был тридцать лет назад, сейчас он просто лгун, хвастун, человек, потерявший всякую совесть. Сказать по правде, мне стыдно за членов Физического общества, как это они до сих пор терпят его. Гнать его надо в шею!
Он говорил спокойно и твердо, как фанатик, убежденный в правоте своего суждения.
– Я вам кое-что расскажу о Ригане, – продолжал Траскер. – Мне доподлинно известно, что однажды, для того чтобы одержать верх в каком-то незначительном теоретическом споре, он подделал результаты опыта, проведенного его студентом. Когда на одном собрании его всенародно уличили, он все свалил на студента, якобы давшего ему неверные сведения. Студент возмутился, ушел из университета, и до сих пор неизвестно, что с ним.
– А если Риган и через полгода не захочет подать в отставку? Что тогда будет с нами?
Траскер пожал плечами.
– По крайней мере, ангелы будут за нас.
– А что ж, в самом деле! Я не прочь быть ассистентом профессора и в придачу выжить Ригана. Кроме того, неплохо для разнообразия иметь на своей стороне ангелов.
Траскер засмеялся.
– С каких же это пор они от вас отступились?
– С недавних, – сказал Эрик. – И я очень надеялся, что дьявол в конце концов одолеет, но он не польстился на мою душу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Если б не Риган, перспектива работы в Кемберлендском университете не оставляла желать ничего лучшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167