Ему хотелось что есть силы стукнуть ею по рычажку, но, взяв себя в руки, он опустил в автомат монету и снова набрал номер Сабины.
– Простите меня, Сабина, – сказал он. – Я сам не знаю, почему я это сказал. Может быть, потому, что я с тех пор все еще злюсь на вас.
– И все-таки вы не должны были так со мной разговаривать. – Она плакала и, стараясь скрыть это, говорила приглушенным, низким голосом.
– Что же, вышли вы замуж за того типа? – спросил он.
– Разве я стала бы тогда вам звонить? Ох, Эрик, вы все такой же!
– И отношусь к вам по-прежнему, черт возьми! Понимаете, вы зацепили меня за сердце крючком или не знаю чем, но будь я…
Она тихо засмеялась.
– Эрик, не злитесь!..
– Когда я вас увижу? Нельзя ли сегодня? – спросил он.
– Хорошо. В восемь часов там же, в метро.
– Значит, мне все-таки нельзя зайти за вами?
– Да нет, дело не в этом. Я хочу сама прийти просто потому, что сделала так в прошлый раз. Это будет, как… покаяние…
Кровь бросилась ему в лицо, и стало трудно говорить.
– Я нисколько не изменился, – горячо сказал он. – Ни капельки, клянусь вам! Слушайте, я поцелую вас, как только вы выйдете из вагона!
Он ждал ее на платформе. Поезда метро один за другим с грохотом проносились мимо. Эрик начал волноваться – было уже пять минут девятого. Наконец, он увидел Сабину. Она показалась ему немного не такой, какой он ее помнил, и, когда она шла к нему, блестя глазами и чуть смущенно улыбаясь, он подумал, что они, в сущности, совсем не знают друг друга. Но он без всяких колебаний пошел к ней навстречу и поцеловал в губы. Оторвавшись от ее губ, он почувствовал, что отчаянно влюблен, и это ощущение было таким же определенным, резким и точным, как ощущение холода, жара или боли.
В теплых летних сумерках они долго бродили по дорожкам Риверсайд-Драйв, пока не набрели на скамью близ могилы Гранта. Какой-то человек при виде их торопливо поднялся со скамьи, точно досадуя, что кто-то нарушил его одиночество. Он повернул голову, и в ту же секунду Эрик узнал его.
– Добрый вечер, профессор Фокс, – сказал Эрик. – Простите, если мы вам помешали.
Стоял теплый летний вечер. Фокс был без шляпы. Он устремил на них взгляд своих темных, глубоко сидящих глаз.
– Вы мне не помешали, – тихо сказал он. – Мне просто пора домой. Ведь вы знаете, я живу неподалеку отсюда.
Но он не двигался с места. Эрик нарушил молчание, представив ему Сабину. Фокс поклонился, и на лице его мелькнула слабая улыбка.
– Что ж, – медленно произнес он. – Тут уж ничего не поделаешь, не правда ли?
Он еще раз поклонился и ушел.
– Знаете, кто это? – спросил Эрик Сабину, садясь на скамью. – Это Эрл Фокс. Несколько лет назад он получил Нобелевскую премию. Боже мой, Сабина, вы представляете себе, каково это – сознавать, что ты достоин Нобелевской премии! – Он безнадежно покачал головой. – Мне так хочется этого, что иногда… – Он переплел пальцы и крепко стиснул руки. – Если б вы только знали, как я этого хочу… хочу много знать и делать что-нибудь… Сам не знаю что, но такое, что вывело бы меня на широкий путь. Как вы думаете, с Фоксом тоже так было? Черт, мне иногда хочется стать сразу на десять лет старше, чтобы поскорее узнать, что впереди.
Сабина улыбнулась, но лицо ее было немного печальным. Она медленно повернулась к Эрику.
– Что он имел в виду, когда сказал «тут уж ничего не поделаешь»? Мне стало даже как-то не по себе.
– Наверное, он хотел сказать, что ему пора домой.
– Нет, – медленно покачала головой Сабина, – он подразумевал что-то другое. Он сказал это так, словно ему стало жаль нас обоих или вас одного. – Она сидела неподвижно, глядя на широкую темную реку.
– Само собой, если вы собираетесь так много работать, знакомство с девушкой не принесет вам большой пользы.
– Что вы хотите сказать? – нахмурился Эрик. – Я думал, что между нами все ясно. Вы же знаете, как я к вам отношусь.
– Но вам придется столько работать, чтобы получить докторскую степень…
– Степень сама по себе не важна, – нетерпеливо перебил он. – Степень означает только то, что человек прошел определенный курс ученья. И во всяком случае то, что я чувствую теперь, я буду чувствовать и после получения степени, и если я смогу встречаться с девушкой потом, то почему бы мне не делать этого сейчас. Погодите, я постараюсь объяснить это как можно проще и понятнее. Во-первых, я вас люблю…
– Пожалуйста, не говорите это так, словно вы надо мной шутите.
– Я люблю, люблю тебя. Разве я могу над этим шутить? Ты же знаешь, что я тебя люблю. Ну, иди сюда. – Он взял ее лицо в ладони и, притянув к себе, поцеловал в губы долгим поцелуем.
– В один прекрасный день ты обнаружишь, что я круглая идиотка, – сказала она. – Ты поймешь, что мать твоих двух, а то и четырех детей ровно ничего не смыслит в науке. И что тогда будет?
– Должно быть, любовь улетит в окно. – Он снова поцеловал ее. – Ты когда-нибудь вспоминала обо мне за это время, Сабина? Я всегда помнил то воскресенье и как я тебя в первый раз поцеловал. Не знаю, что у тебя произошло с О'Хэйром, но я мог бы его убить. Его или тебя. Но тебя я слишком люблю, поэтому ненавижу его. Расскажи мне, как ты жила все это время?
Она не могла говорить об Арни, об их отношениях, потому что все это уже стало казаться ей нереальным. Ей хотелось только сидеть рядом с Эриком, держать его руку в своей и слушать, как он говорит о том, какие у нее мягкие волосы, и о том, почему на небе бывают зарницы, хотя его объяснение было слишком научно и не совсем ей понятно, и как они будут когда-нибудь путешествовать по свету и осматривать знаменитые лаборатории. То и дело он поворачивал к себе ее лицо и целовал.
В последнем автобусе он проводил ее домой. Они уселись на заднем сиденье, Сабина положила голову Эрику на плечо, а он целовал ее волосы. За несколько часов он уже изучил форму каждого ее пальца, движение плеч, когда она закидывала руки, чтобы обнять его. Эрик не представлял себе, что можно знать Сабину лучше, чем он узнал ее в тот вечер.
Была уже полночь, когда он поднимался вместе с ней в лифте. Они долго стояли в облицованном кафелем коридоре у дверей ее квартиры. Наконец они еще раз поцеловались, и Сабина хотела уже уйти, но Эрик удержал ее.
– Помнишь первое наше воскресенье? – спросил он. – Я просил тебя сказать: «Я, Сабина, буду твоей девушкой, Эрик», а ты не хотела, потому что считала это ребячеством. Ты и сейчас так считаешь?
Она погладила его пальцами по лицу. Губы ее, раскрывшиеся в поцелуе, были мягки и теплы.
– Вот как я теперь считаю, – нежно прошептала она.
4
В понедельник Хэвиленд вручил Эрику ключи от лаборатории, находящейся внизу, возле самого вестибюля.
– Кажется, после своего приезда я туда еще не заглядывал, – сказал он. – Делайте там что хотите, только не надоедайте мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
– Простите меня, Сабина, – сказал он. – Я сам не знаю, почему я это сказал. Может быть, потому, что я с тех пор все еще злюсь на вас.
– И все-таки вы не должны были так со мной разговаривать. – Она плакала и, стараясь скрыть это, говорила приглушенным, низким голосом.
– Что же, вышли вы замуж за того типа? – спросил он.
– Разве я стала бы тогда вам звонить? Ох, Эрик, вы все такой же!
– И отношусь к вам по-прежнему, черт возьми! Понимаете, вы зацепили меня за сердце крючком или не знаю чем, но будь я…
Она тихо засмеялась.
– Эрик, не злитесь!..
– Когда я вас увижу? Нельзя ли сегодня? – спросил он.
– Хорошо. В восемь часов там же, в метро.
– Значит, мне все-таки нельзя зайти за вами?
– Да нет, дело не в этом. Я хочу сама прийти просто потому, что сделала так в прошлый раз. Это будет, как… покаяние…
Кровь бросилась ему в лицо, и стало трудно говорить.
– Я нисколько не изменился, – горячо сказал он. – Ни капельки, клянусь вам! Слушайте, я поцелую вас, как только вы выйдете из вагона!
Он ждал ее на платформе. Поезда метро один за другим с грохотом проносились мимо. Эрик начал волноваться – было уже пять минут девятого. Наконец, он увидел Сабину. Она показалась ему немного не такой, какой он ее помнил, и, когда она шла к нему, блестя глазами и чуть смущенно улыбаясь, он подумал, что они, в сущности, совсем не знают друг друга. Но он без всяких колебаний пошел к ней навстречу и поцеловал в губы. Оторвавшись от ее губ, он почувствовал, что отчаянно влюблен, и это ощущение было таким же определенным, резким и точным, как ощущение холода, жара или боли.
В теплых летних сумерках они долго бродили по дорожкам Риверсайд-Драйв, пока не набрели на скамью близ могилы Гранта. Какой-то человек при виде их торопливо поднялся со скамьи, точно досадуя, что кто-то нарушил его одиночество. Он повернул голову, и в ту же секунду Эрик узнал его.
– Добрый вечер, профессор Фокс, – сказал Эрик. – Простите, если мы вам помешали.
Стоял теплый летний вечер. Фокс был без шляпы. Он устремил на них взгляд своих темных, глубоко сидящих глаз.
– Вы мне не помешали, – тихо сказал он. – Мне просто пора домой. Ведь вы знаете, я живу неподалеку отсюда.
Но он не двигался с места. Эрик нарушил молчание, представив ему Сабину. Фокс поклонился, и на лице его мелькнула слабая улыбка.
– Что ж, – медленно произнес он. – Тут уж ничего не поделаешь, не правда ли?
Он еще раз поклонился и ушел.
– Знаете, кто это? – спросил Эрик Сабину, садясь на скамью. – Это Эрл Фокс. Несколько лет назад он получил Нобелевскую премию. Боже мой, Сабина, вы представляете себе, каково это – сознавать, что ты достоин Нобелевской премии! – Он безнадежно покачал головой. – Мне так хочется этого, что иногда… – Он переплел пальцы и крепко стиснул руки. – Если б вы только знали, как я этого хочу… хочу много знать и делать что-нибудь… Сам не знаю что, но такое, что вывело бы меня на широкий путь. Как вы думаете, с Фоксом тоже так было? Черт, мне иногда хочется стать сразу на десять лет старше, чтобы поскорее узнать, что впереди.
Сабина улыбнулась, но лицо ее было немного печальным. Она медленно повернулась к Эрику.
– Что он имел в виду, когда сказал «тут уж ничего не поделаешь»? Мне стало даже как-то не по себе.
– Наверное, он хотел сказать, что ему пора домой.
– Нет, – медленно покачала головой Сабина, – он подразумевал что-то другое. Он сказал это так, словно ему стало жаль нас обоих или вас одного. – Она сидела неподвижно, глядя на широкую темную реку.
– Само собой, если вы собираетесь так много работать, знакомство с девушкой не принесет вам большой пользы.
– Что вы хотите сказать? – нахмурился Эрик. – Я думал, что между нами все ясно. Вы же знаете, как я к вам отношусь.
– Но вам придется столько работать, чтобы получить докторскую степень…
– Степень сама по себе не важна, – нетерпеливо перебил он. – Степень означает только то, что человек прошел определенный курс ученья. И во всяком случае то, что я чувствую теперь, я буду чувствовать и после получения степени, и если я смогу встречаться с девушкой потом, то почему бы мне не делать этого сейчас. Погодите, я постараюсь объяснить это как можно проще и понятнее. Во-первых, я вас люблю…
– Пожалуйста, не говорите это так, словно вы надо мной шутите.
– Я люблю, люблю тебя. Разве я могу над этим шутить? Ты же знаешь, что я тебя люблю. Ну, иди сюда. – Он взял ее лицо в ладони и, притянув к себе, поцеловал в губы долгим поцелуем.
– В один прекрасный день ты обнаружишь, что я круглая идиотка, – сказала она. – Ты поймешь, что мать твоих двух, а то и четырех детей ровно ничего не смыслит в науке. И что тогда будет?
– Должно быть, любовь улетит в окно. – Он снова поцеловал ее. – Ты когда-нибудь вспоминала обо мне за это время, Сабина? Я всегда помнил то воскресенье и как я тебя в первый раз поцеловал. Не знаю, что у тебя произошло с О'Хэйром, но я мог бы его убить. Его или тебя. Но тебя я слишком люблю, поэтому ненавижу его. Расскажи мне, как ты жила все это время?
Она не могла говорить об Арни, об их отношениях, потому что все это уже стало казаться ей нереальным. Ей хотелось только сидеть рядом с Эриком, держать его руку в своей и слушать, как он говорит о том, какие у нее мягкие волосы, и о том, почему на небе бывают зарницы, хотя его объяснение было слишком научно и не совсем ей понятно, и как они будут когда-нибудь путешествовать по свету и осматривать знаменитые лаборатории. То и дело он поворачивал к себе ее лицо и целовал.
В последнем автобусе он проводил ее домой. Они уселись на заднем сиденье, Сабина положила голову Эрику на плечо, а он целовал ее волосы. За несколько часов он уже изучил форму каждого ее пальца, движение плеч, когда она закидывала руки, чтобы обнять его. Эрик не представлял себе, что можно знать Сабину лучше, чем он узнал ее в тот вечер.
Была уже полночь, когда он поднимался вместе с ней в лифте. Они долго стояли в облицованном кафелем коридоре у дверей ее квартиры. Наконец они еще раз поцеловались, и Сабина хотела уже уйти, но Эрик удержал ее.
– Помнишь первое наше воскресенье? – спросил он. – Я просил тебя сказать: «Я, Сабина, буду твоей девушкой, Эрик», а ты не хотела, потому что считала это ребячеством. Ты и сейчас так считаешь?
Она погладила его пальцами по лицу. Губы ее, раскрывшиеся в поцелуе, были мягки и теплы.
– Вот как я теперь считаю, – нежно прошептала она.
4
В понедельник Хэвиленд вручил Эрику ключи от лаборатории, находящейся внизу, возле самого вестибюля.
– Кажется, после своего приезда я туда еще не заглядывал, – сказал он. – Делайте там что хотите, только не надоедайте мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167