Фарадей делал приборы из чего попало. Чтобы обнаружить присутствие тока, он пропускал свои электроды через раствор йодистого калия и измерял выходившие оттуда пары йода. Но вернемся к нашим дамам. Отдавая должное покойной мадам Кюри, мы все же знаем, что она только осуществляла замыслы своего мужа, физика-экспериментатора, проработавшего в этой области двадцать лет. Я кончил, господин председатель. Это все, что хотел сказать молодому поколению старик, с болью в сердце глядящий на то, как наукой, которой он отдал всю свою жизнь, торгуют в разнос дамы с елейными голосами.
Эрик, не помня себя, вскочил с места. Он так разозлился и был так оскорблен за Мэри, что начал говорить, не дожидаясь разрешения председателя.
– Господин председатель, – резко сказал он, – я не думал, что в наше время еще есть люди, которым нужно объяснять, почему Фарадей пользовался йодистым калием вместо амперметров. Всякий знает, что посредством этого опыта Фарадей установил те принципы, по которым устроены современные амперметры. А что касается теории, то в результате того же опыта Фарадей смог записать математическое выражение знаком электромагнитного взаимодействия и сделал это с таким совершенством, что основные принципы этой формулы до сих пор остаются неизменными. И пока мы тут выслушиваем пышную риторику и всевозможные метафоры, разрешите мне сказать вот что: никому я не уступлю в преклонении перед Фарадеем, слышите, никому! – но я имею в виду настоящего Фарадея, а не ту обветшалую, изуродованную и нелепую фигуру, которую вытаскивают на свет Божий для подкрепления подгнивших теорий и прочей заплесневевшей ерунды.
Послышался смех, кое-кто из стариков запротестовал, но председатель стукнул молоточком, сдержанно пошутил насчет того, что горячность не способствует ясности доводов, и объявил следующий доклад. Эрик, все еще кипя от возбуждения, машинально оглядывался по сторонам, ища глазами Мэри Картер; она стояла у двери, словно поджидая его. Эрик направился к ней, она встретила его улыбкой.
– Всыпал я ему все-таки? – спросил он. – Или это вышло глупо?
– Это было замечательно. Он нагнал на меня такого страху, что у меня вся кровь заледенела. Я действительно очень испугалась.
Они вышли в коридор покурить. Оба чувствовали, что между ними возникла какая-то теплота, и оба как будто чего-то ждали; стараясь прогнать это ощущение, Эрик решил перевести разговор на нейтральную почву и спросил, намерена ли она послушать еще какой-нибудь доклад из сегодняшней программы.
– Нет, я должна встретиться со своей родственницей, у которой я остановилась. Мы условились завтракать вместе. Который час?
Прощаясь, Мэри немного помедлила, словно ожидая от него еще чего-то. Эрик понял это, но сказал:
– Я еще побуду здесь. Значит, увидимся завтра.
Он вернулся в зал и внезапно почувствовал себя очень одиноким. Все показалось ему неинтересным – и докладчик, и тема, и аудитория. Он снова вышел в коридор, намереваясь с кем-нибудь поболтать, и увидел Мэри Картер, беседующую с одним из старших профессоров Гарвардского университета. Эрику вдруг пришло в голову, что она выдумала эту встречу с родственницей, только чтобы отделаться от него. Но через минуту Мэри распрощалась со своим собеседником и торопливо побежала вниз по лестнице.
4
Весь день Эрик ощущал в себе какую-то пустоту и, наконец, понял, что с нетерпением ждет завтрашнего утра. Пробираясь сквозь толпу в коридорах, он дважды чуть не столкнулся с Кларком Риганом и каждый раз убеждался, что косоглазый старик невероятно близорук и даже не узнает того, кто ответил на его речь. Вскоре Эрик убедился, что у него здесь совсем не так уж много знакомых, как ему показалось вначале, и в конце концов начал даже раскаиваться, что приехал. Он было ухватился за мысль сесть в вечерний поезд и уехать домой, к Сабине, потом разозлился на себя. Он вовсе не одинок, и вовсе ему не грустно, просто он не может дождаться завтрашнего утра.
Ночевал он у Тони, но тот вернулся домой очень поздно. Утром они завтракали вместе. За окном моросил дождь и стоял серый туман, но Эрик, сидя в уютной квартире, не находил себе места. Ему казалось, что сейчас весь мир, кроме этих комнат, охвачен чудесным радостным волнением. Ему хотелось выбежать на улицу и устремиться туда, где его ждало что-то необычайно интересное. Он пытался себе внушить, что нельзя быть таким идиотом. Ведь он любит Сабину. Можно ли сравнивать с этой любовью то, что он чувствует к Мэри Картер? Какие глупости! Между ним и Мэри ровно ничего нет. Ничего. Но он не мог отделаться от навязчивой мысли, что в городе есть такая особа – Мэри Картер. Если б вот в этот момент провести прямую линию через тысячи стен от него к ней, то оказалось бы, что на другом конце линии Мэри Картер думает с таким же волнением о нем. Эрик знал это. Он это чувствовал.
– Расскажите о Фабермахере, – сказал он Хэвиленду за завтраком. – Что он делает?
– Да все то же.
– А что сталось с той девушкой?
– С какой? С Эдной Мастерс?
– Да.
– Очень странная штука. Вот уж никак не ожидал, что она может в него влюбиться, особенно при его состоянии. Казалось бы, ей должен внушать отвращение каждый, кто не пышет здоровьем и у кого кровь не бурлит, как газированная вода.
– А что же с ним такое?
– Она мне как-то рассказала. У него заболевание костного мозга – от этого в крови вырабатывается слишком много белых шариков и они поглощают красные. Через определенные сроки его лечат рентгеном, и это дает временное улучшение. Но долго ли он протянет – никто не может сказать. Оказывается, ему это было известно давно, еще до приезда сюда. Эдна рассказала мне о его болезни только потому, что, узнав о ней, страшно разволновалась и совсем потеряла голову. По-моему, это одна из разновидностей рака.
– Какой ужас! Просто не могу себе представить, что он умирает!
– А кто может? Только Эдна и он сам понимают это. Она постарела на десять лет. Не думаю, чтоб он любил ее по-настоящему, но ему приятно, когда она возле него. Однако он не соглашается жениться на ней.
– Я должен его повидать. Где он живет?
– Она увезла его недели на две в какой-то санаторий в Нью-Джерси. Это, конечно, не поможет. Но он не падает духом.
– Он всегда был такой.
– Может быть, он просто не показывает виду. Здесь об этом никто не знает, кроме меня, а теперь и вас. Так что вы никому не говорите. Он ищет место в каком-нибудь университете. По-моему, он хочет сбежать от Эдны.
– Боже мой! – сказал Эрик, вставая из-за стола. – Я никогда не смогу привыкнуть к этой мысли!
– А придется. Я уже привык. Сначала, когда я об этом узнал, мне было страшно встречаться с ним. А через некоторое время привыкаешь, живешь как ни в чем не бывало и снова начинаешь считать, что твои мелкие интересы важнее всего на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Эрик, не помня себя, вскочил с места. Он так разозлился и был так оскорблен за Мэри, что начал говорить, не дожидаясь разрешения председателя.
– Господин председатель, – резко сказал он, – я не думал, что в наше время еще есть люди, которым нужно объяснять, почему Фарадей пользовался йодистым калием вместо амперметров. Всякий знает, что посредством этого опыта Фарадей установил те принципы, по которым устроены современные амперметры. А что касается теории, то в результате того же опыта Фарадей смог записать математическое выражение знаком электромагнитного взаимодействия и сделал это с таким совершенством, что основные принципы этой формулы до сих пор остаются неизменными. И пока мы тут выслушиваем пышную риторику и всевозможные метафоры, разрешите мне сказать вот что: никому я не уступлю в преклонении перед Фарадеем, слышите, никому! – но я имею в виду настоящего Фарадея, а не ту обветшалую, изуродованную и нелепую фигуру, которую вытаскивают на свет Божий для подкрепления подгнивших теорий и прочей заплесневевшей ерунды.
Послышался смех, кое-кто из стариков запротестовал, но председатель стукнул молоточком, сдержанно пошутил насчет того, что горячность не способствует ясности доводов, и объявил следующий доклад. Эрик, все еще кипя от возбуждения, машинально оглядывался по сторонам, ища глазами Мэри Картер; она стояла у двери, словно поджидая его. Эрик направился к ней, она встретила его улыбкой.
– Всыпал я ему все-таки? – спросил он. – Или это вышло глупо?
– Это было замечательно. Он нагнал на меня такого страху, что у меня вся кровь заледенела. Я действительно очень испугалась.
Они вышли в коридор покурить. Оба чувствовали, что между ними возникла какая-то теплота, и оба как будто чего-то ждали; стараясь прогнать это ощущение, Эрик решил перевести разговор на нейтральную почву и спросил, намерена ли она послушать еще какой-нибудь доклад из сегодняшней программы.
– Нет, я должна встретиться со своей родственницей, у которой я остановилась. Мы условились завтракать вместе. Который час?
Прощаясь, Мэри немного помедлила, словно ожидая от него еще чего-то. Эрик понял это, но сказал:
– Я еще побуду здесь. Значит, увидимся завтра.
Он вернулся в зал и внезапно почувствовал себя очень одиноким. Все показалось ему неинтересным – и докладчик, и тема, и аудитория. Он снова вышел в коридор, намереваясь с кем-нибудь поболтать, и увидел Мэри Картер, беседующую с одним из старших профессоров Гарвардского университета. Эрику вдруг пришло в голову, что она выдумала эту встречу с родственницей, только чтобы отделаться от него. Но через минуту Мэри распрощалась со своим собеседником и торопливо побежала вниз по лестнице.
4
Весь день Эрик ощущал в себе какую-то пустоту и, наконец, понял, что с нетерпением ждет завтрашнего утра. Пробираясь сквозь толпу в коридорах, он дважды чуть не столкнулся с Кларком Риганом и каждый раз убеждался, что косоглазый старик невероятно близорук и даже не узнает того, кто ответил на его речь. Вскоре Эрик убедился, что у него здесь совсем не так уж много знакомых, как ему показалось вначале, и в конце концов начал даже раскаиваться, что приехал. Он было ухватился за мысль сесть в вечерний поезд и уехать домой, к Сабине, потом разозлился на себя. Он вовсе не одинок, и вовсе ему не грустно, просто он не может дождаться завтрашнего утра.
Ночевал он у Тони, но тот вернулся домой очень поздно. Утром они завтракали вместе. За окном моросил дождь и стоял серый туман, но Эрик, сидя в уютной квартире, не находил себе места. Ему казалось, что сейчас весь мир, кроме этих комнат, охвачен чудесным радостным волнением. Ему хотелось выбежать на улицу и устремиться туда, где его ждало что-то необычайно интересное. Он пытался себе внушить, что нельзя быть таким идиотом. Ведь он любит Сабину. Можно ли сравнивать с этой любовью то, что он чувствует к Мэри Картер? Какие глупости! Между ним и Мэри ровно ничего нет. Ничего. Но он не мог отделаться от навязчивой мысли, что в городе есть такая особа – Мэри Картер. Если б вот в этот момент провести прямую линию через тысячи стен от него к ней, то оказалось бы, что на другом конце линии Мэри Картер думает с таким же волнением о нем. Эрик знал это. Он это чувствовал.
– Расскажите о Фабермахере, – сказал он Хэвиленду за завтраком. – Что он делает?
– Да все то же.
– А что сталось с той девушкой?
– С какой? С Эдной Мастерс?
– Да.
– Очень странная штука. Вот уж никак не ожидал, что она может в него влюбиться, особенно при его состоянии. Казалось бы, ей должен внушать отвращение каждый, кто не пышет здоровьем и у кого кровь не бурлит, как газированная вода.
– А что же с ним такое?
– Она мне как-то рассказала. У него заболевание костного мозга – от этого в крови вырабатывается слишком много белых шариков и они поглощают красные. Через определенные сроки его лечат рентгеном, и это дает временное улучшение. Но долго ли он протянет – никто не может сказать. Оказывается, ему это было известно давно, еще до приезда сюда. Эдна рассказала мне о его болезни только потому, что, узнав о ней, страшно разволновалась и совсем потеряла голову. По-моему, это одна из разновидностей рака.
– Какой ужас! Просто не могу себе представить, что он умирает!
– А кто может? Только Эдна и он сам понимают это. Она постарела на десять лет. Не думаю, чтоб он любил ее по-настоящему, но ему приятно, когда она возле него. Однако он не соглашается жениться на ней.
– Я должен его повидать. Где он живет?
– Она увезла его недели на две в какой-то санаторий в Нью-Джерси. Это, конечно, не поможет. Но он не падает духом.
– Он всегда был такой.
– Может быть, он просто не показывает виду. Здесь об этом никто не знает, кроме меня, а теперь и вас. Так что вы никому не говорите. Он ищет место в каком-нибудь университете. По-моему, он хочет сбежать от Эдны.
– Боже мой! – сказал Эрик, вставая из-за стола. – Я никогда не смогу привыкнуть к этой мысли!
– А придется. Я уже привык. Сначала, когда я об этом узнал, мне было страшно встречаться с ним. А через некоторое время привыкаешь, живешь как ни в чем не бывало и снова начинаешь считать, что твои мелкие интересы важнее всего на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167