– Хэлло, Мэри, говорит Эрик. Когда же вы наконец соберетесь сообщить мне, что вы в Нью-Йорке?
– Ах, простите, Эрик, – торопливо ответила она виноватым голосом. – Я здесь всего только неделю и собиралась позвонить вам при первой же возможности. Уверяю вас.
– Неправда, вы ждали, чтобы я первый вам позвонил.
– Но… – казалось, она стоит перед ним, покорно склонив голову.
– И никаких «но». Скажите мне ваш адрес, и я приеду к вам в гости. Я сейчас один и могу распоряжаться своим временем, как угодно.
Она помолчала, словно придумывая предлог для отказа.
– Видите ли, Эрик, все эти дни я буду очень занята. Не знаю, когда я…
– Зато я знаю когда. Мы встретимся сегодня вечером. Слушайте, Мэри, нам с вами нужно кое о чем поговорить, и мне хочется, чтобы это было теперь же. Давайте пообедаем вместе.
– Нет, Эрик, – быстро и немного испуганно возразила она. – Не понимаю, что вы имеете в виду, и, пожалуйста, не говорите глупостей.
– Если вы не понимаете, что я имею в виду, откуда же вы знаете, что это глупости? Можете вы встретиться со мной в семь часов?
– Нет, Эрик…
– Тогда я приду к вам.
– Меня не будет дома.
– Тогда я буду ждать, пока вы не появитесь. А если не дождусь, то буду подкарауливать вас в университете. Мэри, Мэри, вы же видите, что вы окружены и выхода у вас нет.
Она наконец невольно рассмеялась.
– Конечно, мне хочется вас повидать, и я бы не колебалась ни минуты, если бы вы не старались усложнить наши отношения. Я не хочу их усложнять.
– А я очень хочу.
– Неужели? – Ее голос стал грустным; в нем слышалась даже горечь. – А дальше что? Ну, хорошо, Эрик, где мы встретимся?
– Я приду прямо к вам.
– О нет, не надо. Так я не хочу.
Впервые за весь разговор Эрик чуть-чуть улыбнулся. Этот внезапный переход от обороняющегося тона к властному означал, что она сдалась. Теперь он готов был принять все ее условия. Когда Эрик повесил трубку, его снова охватило прежнее лихорадочное нетерпение, но уже с каким-то новым оттенком; оно как бы подстегивало его, и он работал, уже не замечая невыносимой жары и не отрываясь, чтобы поразмыслить о последствиях своего решения.
В половине четвертого Мэри сама позвонила ему. Как только он узнал ее голос, сердце его заколотилось от страха, что она раздумала и сейчас откажется от встречи.
– Да, Мэри, в чем дело? – спросил он с беспокойством.
– У вас такой голос, словно вы очень заняты. Я вам помешала?
– Нет, говорите же!
– Знаете, что я подумала? Сегодня такая ужасная жара, что просто глупо куда-нибудь идти, пока не станет прохладнее. Может быть, вы придете ко мне, мы выпьем чего-нибудь, а вечером куда-нибудь пойдем?
Он с облегчением рассмеялся.
– Ведь я это и предлагал с самого начала. Зачем же вы упрямились?
– Потому что я люблю иногда поупрямиться.
– Как у вас в квартире, очень жарко?
– Да нет, не особенно. Тут дует ветерок с реки – правда, он какой-то теплый. Утром я приняла душ, а сейчас иду снова.
– Чудесно! Давайте ваш адрес, Мэри.
Он записал на клочке бумаги ее адрес и повесил трубку. С минуту он сидел неподвижно, все еще не снимая руки с аппарата. Потом резко встал и, направившись к двери, на ходу надел галстук, пиджак и соломенную шляпу, которую купил с единственной целью – ничем не отличаться от людей, с которыми он по утрам поднимался, а по вечерам спускался в лифте. Не оглядываясь, он закрыл за собой дверь лаборатории. Если бы кто-нибудь в коридоре спросил его, почему он уходит так рано, он даже не потрудился бы ответить. Когда он вышел на улицу, ему показалось, что дышать таким раскаленным воздухом просто немыслимо. Только когда такси свернуло с Парк-авеню на 72-ю улицу и стало подъезжать к Риверсайд-Драйв, Эрик почувствовал некоторое облегчение, а в высоком вестибюле старомодного дома на Клермонт-авеню было даже прохладно.
Эрику пришлось позвонить несколько раз, прежде чем Мэри откликнулась, спросив через закрытую дверь, кто там. Потом дверь открылась, и Эрик увидел Мэри в белом купальном халате. Завитки ее волос, видимо, выбившиеся во время купанья из-под резинового чепчика, были совсем мокрые. На лице не было никакой косметики, и от этого она казалась очень молодой.
– Вы что, летели сюда на крыльях? Я только успела стать под душ, – сказала она.
– Поэтому-то я и торопился, – медленно сказал Эрик.
Он закрыл за собой дверь.
В течение нескольких недель Эрик почти не мог работать, потому что, как только он задумывался над какой-нибудь отвлеченной проблемой, перед его глазами вставал образ Мэри. Даже руки его сохраняли память о ней, и все-таки ему все время казалось, что в ней чего-то недостает… быть может, просто потому, что она не была Сабиной. В душе он настолько сроднился с Сабиной, настолько не мог себя отделить от нее, таким своим и родным был каждый ее жест, ее запах, ее кожа, каждое, самое пустячное ее желание, что все хоть немного непохожее на нее вызывало чувство разочарования. Он сознавал это и испытывал глухое раздражение против Сабины за то, что она завладела им целиком.
– Что происходит, Эрик? – спросила его Мэри однажды вечером. – Неужели мы действительно слишком поздно сошлись?
– Что ты хочешь сказать?
– Ты сам знаешь, – ответила она. – Если б это случилось, когда мы только познакомились, все было бы по-другому.
– Что же было бы по-другому? – вызывающе спросил он. – По-моему, все и так хорошо.
– Мне тоже так казалось, но ты чересчур часто называешь меня Сабиной. Несколько лет назад ты бы так не ошибался. Вот что я хочу сказать.
В первый раз за много лет Эрик почувствовал, что краснеет, и это было мучительно. Он порывисто отошел от нее – Мэри задела его больное место.
– Послушай, Мэри, сегодня слишком жарко, чтобы ссориться, – сказал он резко. – Я тебя люблю. И оставим это.
– А если я не хочу? Знаешь, Эрик, ты сейчас почему-то очень взвинчен. А мне хотелось бы поговорить с тобой по душам…
– Не хочу я никаких разговоров по душам, Мэри. И прошу тебя, оставь это.
– Но по твоему тону я чувствую, что нам необходимо разобраться в наших отношениях.
– Ну, так делай это без меня.
Мэри побледнела и некоторое время молчала, не сводя с него пытливого взгляда.
– Ладно, Эрик. Если так, то тебе лучше уйти.
– Уйти? – Он гневно взглянул на нее. – Ради бога, Мэри, прекрати этот разговор. Что бы ты ни говорила, я все равно не уйду и не пущусь ни в какие извинения и оправдания. Ты права, я действительно взвинчен. Сам не знаю, что со мной делается этим летом. Будто я разваливаюсь на части. Но я докажу тебе, что я тебя люблю. Хочешь, я женюсь на тебе?
На ее глазах вдруг выступили злые слезы.
– Как это мило с вашей стороны! Идите вы к черту, доктор Горин!
– Ну, не выходи за меня замуж, черт возьми. – Он повернулся к ней. – Нет ли у тебя виски?
– И без того слишком жарко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167