Натаниэль его еще не заметил. Он смотрел на девочку, которая уходила, пошатываясь под тяжестью своего огромного хот-дога.
Человек направлялся к Натаниэлю и шагал быстро. Быть может, слишком быстро — как будто направляясь к какой-то неизвестной цели…
Я устремился в ту сторону.
Человек прошагал поблизости от Натаниэля, даже не взглянув в его сторону, и, не сбавляя скорости, пошел дальше.
Я снова расслабился. Быть может, мальчишка все же прав. Я действительно чересчур нервозен.
Натаниэль покупал себе сосиску. Он, похоже, спорил с продавцом насчет добавочной порции квашеной капусты.
Но где же все-таки Арлекин? Часы на башне Старой ратуши показывали двенадцать минут седьмого. Он очень сильно опаздывает…
И тут откуда-то из толпы прохожих на краях площади послышалось позвякиванье: негромкое, ритмичное, словно колокольчики на лапландских санях, издалека слышные над снежной пустыней. Позвякиванье доносилось как будто со всех сторон одновременно. Звук был знакомый и в то же время отчего-то непохожий ни на что из того, что мне доводилось слышать прежде… Я никак не мог определить, что это такое.
Но тут я увидел синие пятнышки, прокладывающие себе путь через толпу у выхода на все семь улиц, и все понял. По булыжной мостовой грохотали сапоги, солнечные зайчики взблескивали на дулах винтовок, металлические феньки позвякивали на груди — чуть ли не половина вооруженных сил Праги стянулась к этой площади. Толпа подалась в стороны, послышались испуганные возгласы. Солдаты внезапно остановились. Все выходы с площади были перекрыты плотными шеренгами.
Я уже мчался через площадь.
— Мэндрейк! — крикнул я. — Забудь про Арлекина! Надо уходить!
Парень обернулся, держа свой хот-дог, и только теперь увидел солдат.
— А! — сказал он. — Как это некстати!
— Ты прав, как никогда. И по крышам уйти не удастся. Там тоже перевес не на нашей стороне.
Натаниэль поднял голову — и получил возможность насладиться великолепной панорамой крыш, усиженных несколькими десятками фолиотов. Они, очевидно, взобрались по крышам с той стороны и теперь восседали на коньках и трубах всех домов, что выходили на площадь, осклабившись и делая нам оскорбительные жесты хвостами.
Торговец хот-догами тоже увидел оцепление. Он испуганно вскрикнул, вскочил в седло своего велосипеда и помчался прочь по мостовой, теряя по пути сосиски, квашеную капусту и шипящие уголья из жаровни.
— Это всего лишь люди, — сказал Натаниэль. — Здесь ведь не Лондон, верно? Давай прорвемся.
Мы уже бежали бегом к ближайшей из улиц — Карловой.
— Я думал, ты хочешь, чтобы я не применял насилия или какой-либо бросающейся в глаза магии, — заметил я.
— Ну, теперь выбирать не приходится. Если наши друзья-чехи желают затеять скандал, то мы имеем право… Ой!
Мы еще не потеряли велосипедиста из виду, когда это случилось. Велосипедист, словно обезумев от страха и не зная, что ему делать, два раза промчался по площади взад-вперед, а потом вдруг изменил направление и, опустив голову и изо всех сил работая ногами, устремился прямиком на одну из солдатских шеренг. Солдат поднял винтовку, прогремел выстрел. Велосипедист дернулся, уронил голову набок, ноги его упали с педалей и задергались, волочась по земле. Увлекаемый инерцией, велосипед продолжал стремительно мчаться вперед, грохоча жаровней, пока не врезался в разбегающуюся шеренгу и не упал наконец. Во все стороны полетели труп, сосиски, горячие уголья и холодная капуста.
Мой хозяин остановился, тяжело дыша.
— Мне нужен Щит, — сказал он. — Немедленно!
Я поднял палец и окутал нас обоих Щитом. Он повис в воздухе, мерцая, видимый на втором плане, — неровный шар, смахивающий на картофелину, перемещающийся вместе с нами.
— А теперь — Взрыв! — яростно сказал парень. — Мы все-таки проложим себе путь!
Я пристально взглянул на него.
— Ты уверен? Это все-таки люди, а не джинны.
— Ну ладно, тогда как-нибудь расшвыряй их в стороны. Можешь наставить им синяков. Мне пофиг. Главное — пройти сквозь оцепление целыми и невредимыми…
Из кучи-малы выбрался солдат и быстро прицелился. Выстрел. Пуля, выпущенная с тридцати метров, прошила Щит насквозь и снова вылетела наружу, зацепив по пути волосы на макушке Натаниэля.
Парень гневно уставился на меня:
— И это называется Щит?!
Я поморщился:
— Они стреляют серебряными пулями. Щит ненадежен.
Я повернулся, ухватил его за шиворот и тем же движением сменил облик. Стройная, изящная фигурка Птолемея выросла и раздалась; кожа обернулась камнем, черные волосы — зеленым мхом. И вскоре все солдаты на площади получили прекрасную возможность наблюдать темнокожую, кривоногую горгулью, которая удирала со всех ног, волоча за собой негодующего подростка.
— Куда ты прешь? — вопил мальчишка. — Мы же окружены!
Горгулья сердито щелкнула клювом.
— Тихо. Я думаю.
Что было не так-то просто во всем этом бардаке. Я вылетел обратно на середину площади. Со стороны всех улиц медленно наступали солдаты: винтовки наизготовку, сапоги грохочут, регалии побрякивают. Фолиоты на крышах нетерпеливо загомонили и принялись спускаться пониже. Шорох их когтей по черепице напоминал стрекот тысяч насекомых. Горгулья замедлила бег и остановилась. Мимо просвистело еще несколько пуль. Парень, болтающийся у меня в лапах, был очень уязвим. Я поставил его перед собой, и каменные крылья сомкнулись над ним, защищая от пуль. Это принесло дополнительную выгоду: теперь я не слышал его возражений.
Серебряная пуля отлетела от крыла, ужалив мою сущность своим ядовитым прикосновением.
Мы были окружены со всех сторон: на уровне улицы — серебро, вверху — фолиоты. Оставался только один выход. Средний путь.
Я немного отвел крыло и приподнял парня, чтобы ему было виднее.
— Взгляни-ка, — сказал я. — Как тебе кажется, у какого из этих домов самые тонкие стены?
Парень сперва не понял. Потом глаза у него расширились.
— Ты что, решил…
— Вон у того? С розовенькими ставенками? Да, возможно, ты прав. Ну, посмотрим…
И с этими словами мы рванули вперед, сквозь дождь пуль: я — вытянув клюв и сузив глаза, он — задыхаясь и пытаясь одновременно сжаться в комок и закрыть голову руками. На земле горгульи могут развивать довольно приличную скорость, главное — изо всех сил помогать себе крыльями. Не могу не отметить, что на мостовой за нами оставался узкий выжженный след.
Вот краткое описание моей цели: затейливый четырехэтажный дом, ухоженный, длинный, с высокими арками в первом этаже, говорящими о том, что там находятся торговые ряды. Позади него вздымались суровые шпили Тынского собора. Владелец дома явно его любил. На каждом окне были двустворчатые ставенки, свежевыкрашенные в миленький розовый цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136