Великие маги, такие как Джессика Уайтвелл, повелевали могущественными джиннами, которые являлись по первому зову. Самому премьер-министру служил не кто иной, как сине-зеленый африт, — хотя словесные узы, необходимые для того, чтобы подчинить себе это существо, были созданы не в одиночку, а с помощью нескольких подручных. Для повседневного использования большинство волшебников применяли фолиотов, а также более или менее могущественных бесов, которые, как правило, сопровождали своих хозяев на втором плане.
Натаниэлю давно не терпелось завести собственного слугу. Для начала он призвал к себе какого-то гоблина, явившегося в желтых клубах серного дыма. Гоблин служил ему верой и правдой, но его ужимки и гримасы вскоре извели Натаниэля настолько, что молодой волшебник прогнал его с глаз долой.
Потом он попробовал завести себе фолиота. Тот держался куда скромнее, но оказался при этом немыслимо лжив и любой приказ Натаниэля норовил перетолковать по-своему. Натаниэлю приходилось даже простейшие приказы оформлять в замысловатых юридических формулировках, так, чтобы эта тварь ни к чему не могла придраться. Когда он поймал себя на том, что потратил пятнадцать минут, чтобы отдать приказ слуге наполнить ванну, терпению Натаниэля пришел конец: он обдал фолиота огненным Трепетом и прогнал прочь.
Последовало еще несколько попыток. В поисках идеального слуги Натаниэль бесстрашно призывал все более могущественных демонов. Сил и умения ему хватало — не хватало опыта, чтобы предвидеть личные особенности вызываемых демонов заранее, до того, как становилось слишком поздно. В одной из переплетенных в белую кожу книг своей наставницы он отыскал джинна по имени Кастор, которого в последний раз вызывали во времена итальянского Возрождения. Джинн явился на зов, держался любезно, действовал добросовестно и, как с удовольствием отметил Натаниэль, выглядел куда элегантнее неуклюжих бесов его коллег по работе. Но у Кастора обнаружился один-единственный недостаток: он был болезненно обидчив.
В один прекрасный день в персидском консульстве устроили важный официальный прием. Это был удобный случай для всех продемонстрировать своих слуг, а следовательно, и свои способности. Поначалу все шло отлично. Кастор парил за плечом Натаниэля в облике пухлого, розовощекого херувима и более того — нарядился в хитончик под цвет галстука своего хозяина. Однако его жеманный облик вызвал отвращение у других бесов, и те принялись мимоходом нашептывать ему всяческие оскорбления. Кастор не стерпел, рванулся к ближайшему блюду, схватил с него шампур с кебабами и, даже не дав себе труда оборвать с него лук и помидоры, метнул его, точно дротик, в своего главного обидчика. Воцарился ад кромешный. В свалку кинулись еще несколько бесов, и на втором плане образовалась куча-мала из мелькающих конечностей, вилок, ножей и искаженных рож с выпученными глазами. У волшебников ушло немало времени на то, чтобы разнять потасовку.
По счастью, Натаниэль сумел в тот же миг отпустить Кастора и, невзирая на проведенное расследование, выяснить, чей именно демон затеял драку, так и не удалось. Натаниэль с удовольствием наказал бы Кастора за эту выходку, но призывать его снова было бы слишком опасно. Пришлось вернуться к менее гордым рабам.
И тем не менее, сколько Натаниэль ни пытался, никто из тех, кого он призывал, не обладал необходимым сочетанием инициативности, мощи и послушания. По правде говоря, он не раз с удивлением ловил себя на том, что почти жалеет о своем первом слуге…
Однако он твердо решил Бартимеуса больше не призывать.
Уайтхолл был полон толп взбудораженных простолюдинов — они тянулись к реке, смотреть традиционный морской парад и салют. Натаниэль скривился: весь день, пока он корпел над столом, в открытое окно доносилась музыка многочисленных духовых оркестров и шум праздничной толпы, что мешало ему сосредоточиться. Но ничего не поделаешь, это было официально одобренное безобразие, и разогнать его не представлялось возможным. В День Основателя простому люду полагалось праздновать. Волшебники, которые не были обязаны глотать всю пропаганду, не разжевывая, работали как обычно.
И теперь вокруг, куда ни глянь, виднелись раскрасневшиеся, лоснящиеся лица, счастливые улыбки. Простолюдины уже много часов с великой охотой потребляли халявную еду и выпивку, которые раздавали со специальных лотков, расставленных по всей столице, и наслаждались халявными зрелищами, организованными министерством развлечений. Все парки в центре Лондона кишели чудесами: канатоходцы, огнеглотатели из Пенджаба, ряды клеток — часть с экзотическими животными, часть — с угрюмыми мятежниками, взятыми в плен во время североамериканских кампаний; горы сокровищ, собранных со всей империи; военные шествия; качели и карусели.
В толпе виднелось несколько парней из ночной полиции, но даже они изо всех сил старались участвовать во всеобщем веселье. Кое-кто держал в руках ярко-розовые шары сахарной ваты, а один, натужно осклабясь, позировал с обнимку с пожилой леди, пока супруг леди фотографировал их своей «мыльницей». Толпа выглядела вполне беззаботной, что радовало: стало быть, события на Пиккадилли их не особо встревожили.
Когда Натаниэль переходил Вестминстерский мост, солнце стояло еще высоко и воды Темзы внизу сверкали. Юноша прищурился. Через контактные линзы он видел, как вместе с чайками над рекой кружат демоны, оглядывающие толпу в поисках возможных нарушителей спокойствия. Натаниэль закусил губу, яростно пнул скомканную целлофановую обертку от бутерброда. Именно такие дни Сопротивление обычно избирало для своих мелких пакостей: максимум огласки, наибольший урон авторитету правительства… Возможно ли, чтобы инцидент на Пиккадилли тоже был делом их рук?
Нет, Натаниэль этого признать не мог. Это не имело ничего общего с их прошлыми выходками — слишком жестоким и куда более разрушительным по масштабу было это преступление. И это не было делом рук человеческих, что бы там ни говорил этот идиот Тэллоу.
Натаниэль достиг южного берега и свернул налево, прочь от толпы, в фешенебельный квартал, куда простому народу вход был закрыт. У причалов лениво покачивались оставленные без присмотра прогулочные яхты волшебников. Самой длинной и элегантной среди них был «Огненная буря» госпожи Уайтвелл.
На углу квартала Натаниэль вздрогнул от внезапного гудка за спиной. Обернувшись, юноша увидел, что у тротуара, не глуша мотора, остановился лимузин госпожи Уайтвелл. За рулем маячил крепко сбитый шофер. Из заднего окна выглянуло угловатое лицо наставницы. Она поманила Натаниэля к себе.
— Ну наконец-то! Я отправила за вами беса, но вы уже ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Натаниэлю давно не терпелось завести собственного слугу. Для начала он призвал к себе какого-то гоблина, явившегося в желтых клубах серного дыма. Гоблин служил ему верой и правдой, но его ужимки и гримасы вскоре извели Натаниэля настолько, что молодой волшебник прогнал его с глаз долой.
Потом он попробовал завести себе фолиота. Тот держался куда скромнее, но оказался при этом немыслимо лжив и любой приказ Натаниэля норовил перетолковать по-своему. Натаниэлю приходилось даже простейшие приказы оформлять в замысловатых юридических формулировках, так, чтобы эта тварь ни к чему не могла придраться. Когда он поймал себя на том, что потратил пятнадцать минут, чтобы отдать приказ слуге наполнить ванну, терпению Натаниэля пришел конец: он обдал фолиота огненным Трепетом и прогнал прочь.
Последовало еще несколько попыток. В поисках идеального слуги Натаниэль бесстрашно призывал все более могущественных демонов. Сил и умения ему хватало — не хватало опыта, чтобы предвидеть личные особенности вызываемых демонов заранее, до того, как становилось слишком поздно. В одной из переплетенных в белую кожу книг своей наставницы он отыскал джинна по имени Кастор, которого в последний раз вызывали во времена итальянского Возрождения. Джинн явился на зов, держался любезно, действовал добросовестно и, как с удовольствием отметил Натаниэль, выглядел куда элегантнее неуклюжих бесов его коллег по работе. Но у Кастора обнаружился один-единственный недостаток: он был болезненно обидчив.
В один прекрасный день в персидском консульстве устроили важный официальный прием. Это был удобный случай для всех продемонстрировать своих слуг, а следовательно, и свои способности. Поначалу все шло отлично. Кастор парил за плечом Натаниэля в облике пухлого, розовощекого херувима и более того — нарядился в хитончик под цвет галстука своего хозяина. Однако его жеманный облик вызвал отвращение у других бесов, и те принялись мимоходом нашептывать ему всяческие оскорбления. Кастор не стерпел, рванулся к ближайшему блюду, схватил с него шампур с кебабами и, даже не дав себе труда оборвать с него лук и помидоры, метнул его, точно дротик, в своего главного обидчика. Воцарился ад кромешный. В свалку кинулись еще несколько бесов, и на втором плане образовалась куча-мала из мелькающих конечностей, вилок, ножей и искаженных рож с выпученными глазами. У волшебников ушло немало времени на то, чтобы разнять потасовку.
По счастью, Натаниэль сумел в тот же миг отпустить Кастора и, невзирая на проведенное расследование, выяснить, чей именно демон затеял драку, так и не удалось. Натаниэль с удовольствием наказал бы Кастора за эту выходку, но призывать его снова было бы слишком опасно. Пришлось вернуться к менее гордым рабам.
И тем не менее, сколько Натаниэль ни пытался, никто из тех, кого он призывал, не обладал необходимым сочетанием инициативности, мощи и послушания. По правде говоря, он не раз с удивлением ловил себя на том, что почти жалеет о своем первом слуге…
Однако он твердо решил Бартимеуса больше не призывать.
Уайтхолл был полон толп взбудораженных простолюдинов — они тянулись к реке, смотреть традиционный морской парад и салют. Натаниэль скривился: весь день, пока он корпел над столом, в открытое окно доносилась музыка многочисленных духовых оркестров и шум праздничной толпы, что мешало ему сосредоточиться. Но ничего не поделаешь, это было официально одобренное безобразие, и разогнать его не представлялось возможным. В День Основателя простому люду полагалось праздновать. Волшебники, которые не были обязаны глотать всю пропаганду, не разжевывая, работали как обычно.
И теперь вокруг, куда ни глянь, виднелись раскрасневшиеся, лоснящиеся лица, счастливые улыбки. Простолюдины уже много часов с великой охотой потребляли халявную еду и выпивку, которые раздавали со специальных лотков, расставленных по всей столице, и наслаждались халявными зрелищами, организованными министерством развлечений. Все парки в центре Лондона кишели чудесами: канатоходцы, огнеглотатели из Пенджаба, ряды клеток — часть с экзотическими животными, часть — с угрюмыми мятежниками, взятыми в плен во время североамериканских кампаний; горы сокровищ, собранных со всей империи; военные шествия; качели и карусели.
В толпе виднелось несколько парней из ночной полиции, но даже они изо всех сил старались участвовать во всеобщем веселье. Кое-кто держал в руках ярко-розовые шары сахарной ваты, а один, натужно осклабясь, позировал с обнимку с пожилой леди, пока супруг леди фотографировал их своей «мыльницей». Толпа выглядела вполне беззаботной, что радовало: стало быть, события на Пиккадилли их не особо встревожили.
Когда Натаниэль переходил Вестминстерский мост, солнце стояло еще высоко и воды Темзы внизу сверкали. Юноша прищурился. Через контактные линзы он видел, как вместе с чайками над рекой кружат демоны, оглядывающие толпу в поисках возможных нарушителей спокойствия. Натаниэль закусил губу, яростно пнул скомканную целлофановую обертку от бутерброда. Именно такие дни Сопротивление обычно избирало для своих мелких пакостей: максимум огласки, наибольший урон авторитету правительства… Возможно ли, чтобы инцидент на Пиккадилли тоже был делом их рук?
Нет, Натаниэль этого признать не мог. Это не имело ничего общего с их прошлыми выходками — слишком жестоким и куда более разрушительным по масштабу было это преступление. И это не было делом рук человеческих, что бы там ни говорил этот идиот Тэллоу.
Натаниэль достиг южного берега и свернул налево, прочь от толпы, в фешенебельный квартал, куда простому народу вход был закрыт. У причалов лениво покачивались оставленные без присмотра прогулочные яхты волшебников. Самой длинной и элегантной среди них был «Огненная буря» госпожи Уайтвелл.
На углу квартала Натаниэль вздрогнул от внезапного гудка за спиной. Обернувшись, юноша увидел, что у тротуара, не глуша мотора, остановился лимузин госпожи Уайтвелл. За рулем маячил крепко сбитый шофер. Из заднего окна выглянуло угловатое лицо наставницы. Она поманила Натаниэля к себе.
— Ну наконец-то! Я отправила за вами беса, но вы уже ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136