Она скользнула к нему и, обняв его обеими руками, поцеловала прямо в
губы, бледные, бескровные губы. Веки его снова разомкнулись.
- Смерть могла бы быть хуже, - произнес он. - Но я ведь знал, что мы
свидимся.
Тогда Эмлин, заметив, что лицо его как-то изменилось, сорвала со
стены один из факелов и метнулась вперед, держа его так, чтобы свет падал
на Сайсели.
- О Кристофер, - вскричала та. - Я не призрак, я жена твоя, и я жива!
Он услышал, взглянул, взглянул еще раз, потом поднял исхудалую руку и
погладил ее по волосам.
- О боже, - воскликнул он, - мертвые оживают! - И, потеряв сознание,
упал к ее ногам.
Сайсели оттащили от него; она вся дрожала, думая, что снова потеряла
мужа, и теперь уже навсегда. С трудом разбили цепь, которой он был
прикован, как собака у конуры, и понесли, все еще бесчувственного, наверх
по длинным переходам: Болл выступал впереди, взяв на себя охрану; за ним
шел Джефри Стоукс, потом Эмлин, поддерживающая монаха Мартина, ибо это не
кто иной, как он, спас жизнь Кристофера.
Подходя к лестнице, они услышали какое-то гудение.
- Огонь! - сказала Сайсели, хорошо знавшая этот звук; и в тот же миг
их озарил отблеск пламени и со всех сторон окружил дым. Аббатство пылало,
и главный зал его прямо перед ними походил на жерло ада.
- Разве я не предсказывала, что так и будет, еще тогда, в горящем
Крануэле? - с каким-то жестоким смехом спросила Эмлин.
- За мной! - прокричал Болл. - Живей, не то крыша обрушится, и тогда
нам не выбраться отсюда.
Они стали отчаянно пробиваться вперед, обойдя зал слева, и счастьем
было для них, что Томас знал дорогу. Одна небольшая комната, через которую
они проходили, была уже охвачена огнем, сверху на них ладами какие-то
пылающие хлопья, клубился густой дым. Но они прошли, хоти еще минутой
позже этим путем им не удалось бы выбраться живыми. Они прошли по горящему
аббатству и вышли на чистый воздух через парадную дверь, которую оставили
широко открытой те, кто бежал до них. Они достигли рва в том самом месте,
где брешь была заделана хворостом, и, взобравшись на этот плетень, Болл
кричал до тех пор, пока один из его людей не услышал и не опустил лука,
собираясь пустить стрелу в Томаса, которого он принял за мятежника.
Принесли доски, лестницы, и наконец все опасности миновали и нестерпимое
пекло осталось позади.
И случилось так, что Сайсели, в огне потерявшая своего возлюбленного,
в огне же обрела его снова.
Кристофер не умер, как опасались вначале. Его отнесли в обитель, и
Эмлин, убедившись, что сердце у него бьется, хотя и слабо, послала мать
Матильду за португальским вином, которое так одобрил комиссар Ли. Ложку за
ложкой вливала она ему в горло это вино, пока наконец он не открыл глаза
лишь для того, впрочем, чтобы тотчас же закрыть их снова; но теперь он
просто уснул - так подействовало вино на его измученное тело и ослабевший
мозг. Шли часы; Сайсели все время сидела подле него, лишь время от времени
поднимаясь, чтобы взглянуть, как горит большая церковь аббатства; так же
она в свое время смотрела на пожар, охвативший его сторожки и службы.
Около трех часов утра растопленный свинец перестал стекать с крыши
серебристым ливнем, она обрушилась, и к утру от церкви остался только
закоптелый остов - почти такой, каким мы видим его в наши дна.
Перед самым рассветом Эмлин пришла к Сайсели и сказала:
- С тобой хочет говорить один человек.
- Я не могу к нему выйти, - ответила она. - Я оберегаю сон своего
мужа.
- Все же тебе следовало бы пойти, - сказала Эмлин. - Не будь его,
твой муж не был бы в живых. Монах Мартин, защищавший его от убийц, умирает
и хочет с тобой попрощаться.
Сайсели нашла Мартина еще в сознании, но с каждой минутой он слабел,
истекая кровью, которую ничем невозможно было остановить.
- Я пришла поблагодарить вас, - прошептала она, не зная, что ей
сказать.
- Не надо, - ответил он слабым, прерывающимся голосом. - Я старался
хоть частично возместить свой великий долг. Прошлой зимой и принял участие
в совершении ужасного греха, повинуясь не голосу сердца, а данным мною
обетам. Когда потом мне было поручено бодрствовать над телом вашего мужа,
я обнаружил, что он жив; с моей помощью его перенесли на корабль, который
был захвачен неверными, и потом нас с ним и Джефри заставили работать
гребцами на галерах. Там я заболел, и ваш муж выходил меня. Это я привез
вам документы и написал письмо и затем отдал все Эмлин Стоуэр. Однако,
верный своим обетам, большего я не сделал. Нынче же ночью я разорвал эти
узы: услышав, как отдан был приказ о его умерщвлении, я бросился вниз,
оказался там раньше, чем убийцы, и, забыв о своем монашеском сане, бился с
ними, как мог, пока вы не подоспели. Да послужит хоть частичным
искуплением моей тяжкой вины перед родиной, королем и вами то, что в конце
концов я отдал жизнь за своего друга. И я рад, что умираю, - слишком
тяжело мне в этом мире.
- Я передам ему все, если он останется жив, - со вздохом молвила
Сайсели.
- О, он будет, будет жить. Много страданий перенесли вы оба, но
теперь вам уже ничто не грозит, кроме, конечно, старости и смерти. Я вижу,
я знаю это.
Он опять смежил веки, и стоявшие вокруг подумали, что он испустил
дух, как вдруг глаза его открылись еще раз, и, с трудом произнося слова,
он добавил:
- Настоятель... будьте к нему милосердны... если сможете. Он человек
злой, жестокий, но я был его духовником и читал в его сердце. Шел он к
благой цели, хоть и дурным путем. Королева Екатерина была законной
супругой короля. Захват монастырей - бессовестный грабеж. К тому же по
рождению он не англичанин. У него другие взгляды; он служит папе, как,
впрочем, и я, но также Испании, которой я не слуга. Я помог вам, помогите
же и вы ему. Не судите, да не судимы будете. Обещайте! - Тут он слегка
приподнялся и настойчиво поглядел на Сайсели.
- Обещаю, - сказала она, и в ответ на ее слова Мартин улыбнулся.
Потом его лицо покрылось сероватой бледностью, глаза потухли, и через
мгновение Эмлин покрыла его голову куском полотна. Все было кончено.
Сайсели возвратилась к Кристоферу и увидела, что он сидит на кровати
и пьет из чашки бульон.
- О муж мой! - сказала она, заключая его в объятия. Затем она взяла
на руки сына и положила его отцу на грудь.
Прошло еще три дня. Кристофер и Сайсели прогуливались по саду Шефтон
Холла. Он уже почти совсем поправился, хотя был еще слаб; но единственной
болезнью его были горе и голод, а лучшее лекарство от них - радость и
изобилие. Спустился вечер;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83