Именно ты научила ее
вызывать дьявола.
- Тогда вам лучше оставить меня в живых, милорд аббат, чтобы я могла
научить ее, как обуздать его. Нет, не угрожайте мне: ведь на дыбе я, чего
доброго, заговорю, а птицы небесные разнесут повсюду то, что я расскажу.
Его лицо побледнело; потом он вдруг спросил:
- Где драгоценности? Мне они нужны. Отдай мне драгоценности, и ты
будешь свободна, и, возможно, твоя проклятая хозяйка тоже.
- Я сказала вам, - ответила она. - Сэр Джон взял их с собой в Лондон,
и если они не были найдены на его теле, значит, он или выбросил их или
Джефри Стоукс увез их туда, куда он уехал. Обшарьте болото, обыщите лес,
найдите Джефри и спросите его.
- Ты лжешь, женщина! Когда ты и твоя хозяйка бежали из Шефтона, слуга
видел у тебя в руках шкатулку.
- Правильно, милорд аббат, но драгоценностей уже там не было; там
были только любовные письма моей хозяйки, а их она не хотела оставлять.
- Тогда где шкатулка и где эти письма?
- Нам не хватало топлива во время осады, и мы сожгли и то и другое.
Когда у женщины есть муж, ей не нужны его письма. Уж вы, Мальдонадо, -
многозначительно добавила она, - вы-то должны знать, что не всегда
благоразумно хранить старые письма. Хотела бы я знать, что бы вы дали за
кое-какие письма, которые я видела и которые не сожжены!
- Проклятое отродье сатаны, - прошипел аббат, - как смеешь ты
издеваться надо мною? Когда Сайсели венчалась с Кристофером, она надела те
самые жемчужины. Я слышал об этом от тех, кто видел ее с ожерельем на
груди, с бесценными жемчужинами и ушах, похожими на розовые бутоны.
- Ого! Ого! - сказала Эмлин. - Значит, вы признаете, что она была
обвенчана, а сами только что обозвали ее, чистую душу, распутницей! Ладно,
милорд аббат, не будем больше кривить душой: да, на ней были
драгоценности. Джефри ничего с собой не увез, кроме вашего смертного
приговора.
- Тогда где же они? - спросил он, ударив кулаком по столу.
- Где? О, там, где вы их никогда не найдете, - взвились в небо, когда
бушевал пожар. Боясь, чтобы нас не ограбили, я спрятала их за секретной
панелью в ее комнате, в надежде вернуться за ними позже. Идите выгребайте
золу; вы, может быть, найдете один или два треснутых бриллианта, но не
жемчужины: они в огне испаряются. Вот вам, наконец, правда, и много она
принесет вам пользы.
Аббат застонал. Как большинство испанцев, он легко возбуждался и
ничего не мог с этим поделать; вся горечь, скопившаяся у него в сердце,
прорвалась наружу.
Эмлин потешалась над ним.
- Видите, как мудрым и могущественным мира сего случается самих себя
перехитрить. Клемент Мальдонадо, я знаю вас около двадцати лет. Когда меня
называли блосхолмской красавицей и старый аббат, ваш предшественник, взял
меня под опеку церкви, вы находили для меня более нежные слова, чем те,
которыми обзываете сегодня, хотя я-то всегда ненавидела вас - ведь вы
затравили моего отца. Да, я следила за вашим возвышением и увижу ваше
падение, и я знаю ваше сердце и все его желания. Деньги - вот чего вы
домогаетесь и что хотите получить, иначе вам не добиться своей цели. Вам
нужны были драгоценности, а не Шефтонские земли, которые теперь невысоко
ценятся, а скоро совсем потеряют цену. Да, на одну из этих розовых
жемчужин, если их продать евреям, можно закупить три прихода - и людей и
дома. Ради этих драгоценностей вы послали на смерть одних, причинили горе
другим, а свою собственную душу навеки погубили, хотя, если бы вы были
благоразумны и посоветовались со мной, все эти драгоценности или по
меньшей мере некоторые из них перешли бы к вам. Сэр Джон был не дурак. Он
охотно расстался бы с одной или двумя жемчужинами, цены которых не знал,
чтобы прекратить непримиримую вражду с церковью и отстоять права свои и
своей дочери. А теперь, ослепленный безумием, вы сожгли их - сожгли
драгоценности, которыми можно было бы заплатить выкуп за короля или,
вернее, с помощью которых его можно было бы свергнуть. О! Если бы вы
только об этом догадывались, вы бы отрубили руку, поднесшую факел к стенам
Крануэл Тауэрса, потому что теперь вам не хватит золота, и все ваши
грандиозные планы провалятся и погребут вас под собою, как вы хотели
похоронить нас в Крануэле.
Аббат, терпеливо слушавший эту длинную и горькую речь, снова
застонал.
- Ты умная женщина, - сказал он. - Мы понимаем друг друга, потому что
мы одной крови. Ты знаешь, в чем дело; какой совет ты бы мне дала?
- Тот, которого вы не примете, будучи заранее обречены за свои грехи.
Все же вот он - мой искренний совет. Освободите леди Сайсели, верните ей
земли, сознайтесь в ваших злодеяниях. Уезжайте из королевства, прежде чем
Кромуэл отвернется от вас, а Генриху станет все известно, уезжайте, взяв с
собой все золото, какое вы сможете собрать, подкупите императора Карла,
чтобы он дал вам епархию [епархия - обширная область, управляемая
епископом] в Гренаде или еще где-нибудь, но не близ Севильи, по причинам,
вам известным. Там вы будете жить в почете, и наступит день, немало
времени спустя после вашей смерти, когда многое забудется, и вас,
возможно, канонизируют, как святого Клемента Блосхолмского.
Аббат посмотрел на нее задумчиво.
- Если бы я искал только покоя в старости, твой совет мог бы мне
пригодиться, но я играю по более высокой ставке...
- А проиграть можете свою голову, - прервала его Эмлин.
- Не совсем, женщина, потому что в любом случае эта голова выиграет
игру. Если она останется у меня на плечах, то будет носить архиепископскую
митру или шапку кардинала, а может быть, и еще более гордую тиару; если же
она упадет с плеч, то - небесный венец мученика!
- Ваша голова? Ваша голова? - воскликнула Эмлин с презрительным
смехом.
- Почему же нет? - ответил он угрюмо. - Тебе случилось узнать о
некоторых ошибках моей юности, но в них я давным-давно раскаялся, и эти
грехи отпущены мне полностью. - И он перекрестился. - Если бы это было не
так, кто избежал бы адских мук?
Эмлин, стоявшая все это время, уселась, облокотившись на стол и
положив подбородок на сложенные руки.
- Верно, - сказала она, глядя ему в глаза, - никто из нас не избежал
бы их. Но, Клемент Мэлдон, как насчет грехов, в которых вы не покаялись и
которые совершили уже в зрелом возрасте? Сэр Джон Фотрел, например, сэр
Кристофер Харфлит, например, леди Сайсели, например; не говоря уже о
черной измене и еще кое о чем.
- Даже если бы все эти обвинения были справедливы, что я отрицаю, это
не грехи, - ведь все они вместе и каждый в отдельности совершены были мною
не ради себя, а ради церкви, ради того, чтобы одолеть ее врагов,
воздвигнуть вновь ее разрушающиеся стены, навеки укрепить ее в этом
королевстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
вызывать дьявола.
- Тогда вам лучше оставить меня в живых, милорд аббат, чтобы я могла
научить ее, как обуздать его. Нет, не угрожайте мне: ведь на дыбе я, чего
доброго, заговорю, а птицы небесные разнесут повсюду то, что я расскажу.
Его лицо побледнело; потом он вдруг спросил:
- Где драгоценности? Мне они нужны. Отдай мне драгоценности, и ты
будешь свободна, и, возможно, твоя проклятая хозяйка тоже.
- Я сказала вам, - ответила она. - Сэр Джон взял их с собой в Лондон,
и если они не были найдены на его теле, значит, он или выбросил их или
Джефри Стоукс увез их туда, куда он уехал. Обшарьте болото, обыщите лес,
найдите Джефри и спросите его.
- Ты лжешь, женщина! Когда ты и твоя хозяйка бежали из Шефтона, слуга
видел у тебя в руках шкатулку.
- Правильно, милорд аббат, но драгоценностей уже там не было; там
были только любовные письма моей хозяйки, а их она не хотела оставлять.
- Тогда где шкатулка и где эти письма?
- Нам не хватало топлива во время осады, и мы сожгли и то и другое.
Когда у женщины есть муж, ей не нужны его письма. Уж вы, Мальдонадо, -
многозначительно добавила она, - вы-то должны знать, что не всегда
благоразумно хранить старые письма. Хотела бы я знать, что бы вы дали за
кое-какие письма, которые я видела и которые не сожжены!
- Проклятое отродье сатаны, - прошипел аббат, - как смеешь ты
издеваться надо мною? Когда Сайсели венчалась с Кристофером, она надела те
самые жемчужины. Я слышал об этом от тех, кто видел ее с ожерельем на
груди, с бесценными жемчужинами и ушах, похожими на розовые бутоны.
- Ого! Ого! - сказала Эмлин. - Значит, вы признаете, что она была
обвенчана, а сами только что обозвали ее, чистую душу, распутницей! Ладно,
милорд аббат, не будем больше кривить душой: да, на ней были
драгоценности. Джефри ничего с собой не увез, кроме вашего смертного
приговора.
- Тогда где же они? - спросил он, ударив кулаком по столу.
- Где? О, там, где вы их никогда не найдете, - взвились в небо, когда
бушевал пожар. Боясь, чтобы нас не ограбили, я спрятала их за секретной
панелью в ее комнате, в надежде вернуться за ними позже. Идите выгребайте
золу; вы, может быть, найдете один или два треснутых бриллианта, но не
жемчужины: они в огне испаряются. Вот вам, наконец, правда, и много она
принесет вам пользы.
Аббат застонал. Как большинство испанцев, он легко возбуждался и
ничего не мог с этим поделать; вся горечь, скопившаяся у него в сердце,
прорвалась наружу.
Эмлин потешалась над ним.
- Видите, как мудрым и могущественным мира сего случается самих себя
перехитрить. Клемент Мальдонадо, я знаю вас около двадцати лет. Когда меня
называли блосхолмской красавицей и старый аббат, ваш предшественник, взял
меня под опеку церкви, вы находили для меня более нежные слова, чем те,
которыми обзываете сегодня, хотя я-то всегда ненавидела вас - ведь вы
затравили моего отца. Да, я следила за вашим возвышением и увижу ваше
падение, и я знаю ваше сердце и все его желания. Деньги - вот чего вы
домогаетесь и что хотите получить, иначе вам не добиться своей цели. Вам
нужны были драгоценности, а не Шефтонские земли, которые теперь невысоко
ценятся, а скоро совсем потеряют цену. Да, на одну из этих розовых
жемчужин, если их продать евреям, можно закупить три прихода - и людей и
дома. Ради этих драгоценностей вы послали на смерть одних, причинили горе
другим, а свою собственную душу навеки погубили, хотя, если бы вы были
благоразумны и посоветовались со мной, все эти драгоценности или по
меньшей мере некоторые из них перешли бы к вам. Сэр Джон был не дурак. Он
охотно расстался бы с одной или двумя жемчужинами, цены которых не знал,
чтобы прекратить непримиримую вражду с церковью и отстоять права свои и
своей дочери. А теперь, ослепленный безумием, вы сожгли их - сожгли
драгоценности, которыми можно было бы заплатить выкуп за короля или,
вернее, с помощью которых его можно было бы свергнуть. О! Если бы вы
только об этом догадывались, вы бы отрубили руку, поднесшую факел к стенам
Крануэл Тауэрса, потому что теперь вам не хватит золота, и все ваши
грандиозные планы провалятся и погребут вас под собою, как вы хотели
похоронить нас в Крануэле.
Аббат, терпеливо слушавший эту длинную и горькую речь, снова
застонал.
- Ты умная женщина, - сказал он. - Мы понимаем друг друга, потому что
мы одной крови. Ты знаешь, в чем дело; какой совет ты бы мне дала?
- Тот, которого вы не примете, будучи заранее обречены за свои грехи.
Все же вот он - мой искренний совет. Освободите леди Сайсели, верните ей
земли, сознайтесь в ваших злодеяниях. Уезжайте из королевства, прежде чем
Кромуэл отвернется от вас, а Генриху станет все известно, уезжайте, взяв с
собой все золото, какое вы сможете собрать, подкупите императора Карла,
чтобы он дал вам епархию [епархия - обширная область, управляемая
епископом] в Гренаде или еще где-нибудь, но не близ Севильи, по причинам,
вам известным. Там вы будете жить в почете, и наступит день, немало
времени спустя после вашей смерти, когда многое забудется, и вас,
возможно, канонизируют, как святого Клемента Блосхолмского.
Аббат посмотрел на нее задумчиво.
- Если бы я искал только покоя в старости, твой совет мог бы мне
пригодиться, но я играю по более высокой ставке...
- А проиграть можете свою голову, - прервала его Эмлин.
- Не совсем, женщина, потому что в любом случае эта голова выиграет
игру. Если она останется у меня на плечах, то будет носить архиепископскую
митру или шапку кардинала, а может быть, и еще более гордую тиару; если же
она упадет с плеч, то - небесный венец мученика!
- Ваша голова? Ваша голова? - воскликнула Эмлин с презрительным
смехом.
- Почему же нет? - ответил он угрюмо. - Тебе случилось узнать о
некоторых ошибках моей юности, но в них я давным-давно раскаялся, и эти
грехи отпущены мне полностью. - И он перекрестился. - Если бы это было не
так, кто избежал бы адских мук?
Эмлин, стоявшая все это время, уселась, облокотившись на стол и
положив подбородок на сложенные руки.
- Верно, - сказала она, глядя ему в глаза, - никто из нас не избежал
бы их. Но, Клемент Мэлдон, как насчет грехов, в которых вы не покаялись и
которые совершили уже в зрелом возрасте? Сэр Джон Фотрел, например, сэр
Кристофер Харфлит, например, леди Сайсели, например; не говоря уже о
черной измене и еще кое о чем.
- Даже если бы все эти обвинения были справедливы, что я отрицаю, это
не грехи, - ведь все они вместе и каждый в отдельности совершены были мною
не ради себя, а ради церкви, ради того, чтобы одолеть ее врагов,
воздвигнуть вновь ее разрушающиеся стены, навеки укрепить ее в этом
королевстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83