8. ЭМЛИН ПРИЗЫВАЕТ СВОЕГО ЧЕЛОВЕКА
Одна за другой протекали для Сайсели и Эмлин недели их заключения, не
принося им ни надежд, ни вестей. И действительно, хотя они не могли видеть
нитей зловещей сети, в которой их держали, они чувствовали, как она
стягивается все туже. В глазах матери Матильды, когда она смотрела на
Сайсели, думая, что никто этого не замечает, отражались страх, жалость и
любовь. Остальные монахини тоже боялись, хотя было ясно, что они сами не
знали чего. Однажды вечером Эмлин, застав настоятельницу одну, засыпала ее
вопросами: она спрашивала, что именно для них готовится и почему ее леди,
свободную совершеннолетнюю женщину, удерживают здесь против ее воли.
На лице старой монахини появилось выражение замкнутости. Она
ответила, что ничего особенного не знает, а насчет заключения - что ж, она
должна подчиняться приказаниям своего духовного начальства.
- Тогда, - выпалила Эмлин, - знайте: вам же будет хуже. Говорю вам,
что умрет моя леди или будет жить, найдутся люди, чтобы призвать вас к
строгому ответу: да, найдутся люди, чтобы выслушать мольбы беспомощных.
Мать Матильда, Англия уже не та, какой она была, когда вас еще девочкой
похоронили в этих заплесневелых стенах. Где сказано, что бог позволяет
свободную и ни в чем не повинную женщину держать в тюрьме, как
преступницу? Отвечайте.
- Я не могу, - простонала мать Матильда, ломая свои тонкие руки. -
Правды добиться трудно, здесь повсюду охрана; и, что бы я ни думала, я
должна делать то, что мне приказано, чтобы не погибла моя душа.
- Ваша душа! Вы, затворницы, всегда думаете с своей жалкой душонке.
Что вам до других людей и до их души! Значит, вы не поможете мне?
- Я не могу, не могу, ведь я и сама в оковах, - снова ответила она.
- Пусть будет так, мать Матильда; тогда я сама помогу себе; и когда я
это сделаю, да поможет вам всем господь. - И, презрительно пожав широкими
плечами, она вышла, оставив бедную старую настоятельницу чуть ли не в
слезах.
Угрозы Эмлин были такими же смелыми, как и ее сердце, но могла ли она
исполнить хотя бы десятую их долю? Конечно, право было на их стороне, но,
как известно заключенным во все времена, право - это не труба иерихонская
и ему не сокрушить высоких стен. Да и Сайсели не могла помочь ей. Теперь,
когда погиб ее муж, она была занята только одним - мыслями о своем будущем
ребенке.
До всего остального ей, казалось, не было никакого дела. У нее не
было друзей, с которыми она могла бы повидаться; она понимала, что
имущество у нее отнято; значит, думала она, эта тихая обитель - самое
подходящее место для рождения ребенка.
Когда он родится и она поправится, можно будет подумать о другом. А
пока она ощущала бесконечную усталость и не понимала, зачем Эмлин напрасно
говорит с ней о свободе. Если бы она была свободна, что бы она делала,
куда бы пошла? Монахини были очень добры к ней; они любили ее так же, как
и она их.
Так они беседовали, и Эмлин, слушая ее, не решалась сказать ей
правду: что здесь можно опасаться за жизнь ребенка. Она боялась, что это
известие, пожалуй, убьет и мать и дитя. Поэтому она перестала ее тревожить
и решила рассчитывать только на себя.
Сначала она думала о побеге, но оставила эту мысль, потому что
положение Сайсели не позволяло подвергнуть ее опасности. Да и куда им было
идти? Тогда ей пришла в голову мысль об избавителе, но - увы! - кто может
спасти их? Влиятельные люди в Лондоне, может быть, могли вмешаться в это
дело как политическое, но к влиятельным людям трудно добиться даже
свободному. Однако, если бы она была на свободе, то нашла бы способ
заставить их выслушать ее, но она была пленницей, да и не могла в такое
время покинуть свою госпожу. Что же тогда оставалось делать? Придумать для
освобождения какую-нибудь хитрость.
Вероятно, это можно было бы сделать за деньги - ценой украшений
Сайсели; потайное место, где они находились, знала только она одна, - и
ими же откупиться от преследователей? Но Эмлин не собиралась делать ни
того ни другого: она считала, что это не было выходом. Очутись они за
этими стенами, их все равно не оставили бы в живых: слишком уж много они
знали. Однако же здесь, в монастыре, ребенка Сайсели наверняка погубят -
он ведь будет наследником всего имущества. Что же может вернуть им свободу
и обеспечить безопасность?
Страх, пожалуй, тот самый страх, благодаря которому израильтяне
избавились от рабства. O! Если бы только она могла найти Моисея,
способного навлечь египетскую чуму на этого аббата-фараона - ту самую
чуму, которой она ему угрожала. Но хотя она твердо верила, что чума
поразит его (она сама удивлялась тому, что так верила в это), все же не
могла выполнить свое проклятие. Оставался Томас Болл! Если бы она могла
поговорить с верным Томасом Боллом, неистовым и хитрым человеком, которого
все считали придурковатым!
Томас Болл заполнил все мысли Эмлин - Томас Болл, любивший ее всю
жизнь, готовый погибнуть, чтобы услужить ей. Тщетно пыталась она
как-нибудь снестись с ним. Старый садовник настолько глух, что не сможет
или не захочет понять. Глупая Бриджет по ошибке отдала письмо, написанное
ему, настоятельнице, которая, ничего не говоря, сожгла его у нее на
глазах.
Монахов, приносивших в монастырь продукты, всегда принимали три
сестры, поставленные для того, чтобы шпионить друг за другом и за ними,
так что она не могла даже приблизиться к этим монахам. Священник,
служивший мессу, был старым ее врагом; с ним она ничего не могла сделать,
а больше никому не разрешалось подходить к монастырю; только раз или два
появлялся сам аббат, который в течение нескольких часов разговаривал
взаперти с настоятельницей, но с ней больше не говорил.
Почему, думала Эмлин, пространство меньше полумили между ней и
Томасом Боллом непреодолимо? Если бы он стоял на расстоянии двадцати ярдов
от нее, она могла бы заставить его уразуметь, что ей нужно. Почему же
этого нельзя сделать, когда он находится на расстоянии пятисот ярдов?
Эта мысль овладела ею; естественные препятствия сводили ее с ума.
Она отказывалась считаться с ними. Все ночи напролет размышляла она,
лежа в постели, пока Сайсели спокойно спала рядом с ней; ее сильная душа
рвалась к душе ее давнишнего возлюбленного, Томаса Болла, приказывая ему
слушать, подчиниться, прийти.
Сначала ничего не произошло. Потом через некоторое время у нее
появилось смутное чувство, что ей ответили; хотя она не могла ни видеть,
ни слышать Томаса, она как-то ощущала его близость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83