Если
это колдовство, так я тоже ведьма. Скажите-ка, на что эта негодяйка
намекала, когда молила призрак пощадить ее, вопя, что она бедная женщина,
которую подкупили совершить злодеяние? Кто подкупил ее, милорд аббат? Даю
клятву, что у нас в обители - никто. А кто превратил сэра Джона Фотрела из
живого человека в духа? Почему он теперь призрак?
- Я здесь не для того, чтобы загадки разгадывать, женщина. А ты кто
такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? Тебя я смещаю, а на всю твою
обитель налагаю отлучение. Приговор церкви решит вашу участь. Не
осмеливайтесь переступать за порог вашего дома, пока не соберется
трибунал, который будет вас судить. И не рассчитывайте, что вам удастся
спастись. Англия ваша прогнила, и повсюду растекается ересь, но, - добавил
он, понизив голос, - огонь еще жжет, а в лесу много хвороста. Пусть души
ваши приготовятся к суду. Теперь же мне пора идти.
- Делайте, что вам угодно, - ответила разъяренная мать Матильда. -
Когда нам предъявят обвинение, мы будем держать ответ. А пока просим вас
забрать останки вашей наймитки; мы не желаем находиться в ее обществе, и у
нас она не обретет погребения. Милорд аббат, хоть вы и ваши
предшественники присвоили себе не принадлежащие вам права, но грамота на
основание нашей обители дана королем Англии. Утверждена она Эдуардом
Первым, и с того дня только сам король, и никто другой, может подписывать
назначение настоятельницы. А мое подписано собственноручно Генрихом
Восьмым. Вы меня сместить не можете, на аббата я пожалуюсь королю.
Прощайте, милорд. - С этими словами она в сопровождении своей свиты из
пожилых монахинь выплыла из комнаты, как оскорбленная королева.
Когда после ужасной гибели детоубийцы ребенка передали матери
невредимым, Сайсели быстро поправилась. Через неделю она уже встала и
начала ходить, а через десять дней была уже совсем здорова, здоровее, чем
когда-либо. Насчет аббата ничего не было слышно, и хотя все знали, что с
его стороны по-прежнему грозит опасность, радовались краткой передышке до
нового громового удара.
Однако в пробудившемся уме Сайсели возникло острое желание побольше
узнать о том, на что намекнула ее кормилица, когда она лежала на смертном
одре. День за днем донимала она Эмлин расспросами, пока не выпытала все, а
именно, что новость исходила от Томаса Болла и что это он, облаченный в
доспехи ее отца, спас ребенка от гибели. Теперь она во что бы то ни стало
пожелала сама увидеть Томаса, уверяя, что хочет поблагодарить его. Но
Эмлин хорошо понимала, что Сайсели надо услышать из его собственных уст
все обстоятельства и все подробности того, что можно узнать насчет
Кристофера.
Некоторое время Эмлин противилась этому, ибо хорошо понимала, какую
опасность представила бы подобная встреча. Но она не в состоянии была
отказать в чем-либо своей госпоже и под конец уступила.
В назначенный час, на закате солнца, Эмлин и Сайсели зашли в часовню.
Сайсели сказала монахиням, что хочет поблагодарить бога за избавление от
стольких опасностей. Они преклонили колени перед алтарем и, делая вид, что
молятся, услышали стуки - сигнал, означавший, что Томас Болл прибыл. Эмлин
постучала в ответ - это значило, что все в порядке, после чего деревянная
фигура повернулась, и перед ними предстал Томас, одетый, как и раньше, в
доспехи сэра Джона Фотрела. На мгновение Сайсели показалось, что она видит
покойного отца - так похож был на него Томас в этой столь знакомой ей
броне, - и ноги ее подкосились.
Но Томас преклонил пред ней колено, поцеловал ей руку, осведомился о
здоровье ее мальчика и спросил, довольна ли она тем, как он ей служит.
- Да, тысячу раз да, - ответила она. - О друг мой, теперь я нищая
пленница, но если ко мне вернется мое достояние, все, что я имею, будет
принадлежать тебе. А пока я благословляю тебя, и да будет над тобою
благословение божие, благородный человек!
- Не благодарите меня, леди, - ответил честный Томас. - По правде-то
говоря, служил я Эмлин, ибо мы много лет были друзьями, хотя монахи и
разлучили нас. А что касается ребенка и этого чертова отродья, Камбалы, то
благодарите бога, а не меня, ведь я вовсе не собирался появиться в тот
вечер и оказался в часовне лишь случайно. Я намеревался идти за скотом, и
тут мне что-то словно шепнуло, чтобы я надел доспехи и появился в часовне.
Меня словно какая-то рука толкала, а остальное вы сами знаете. Полагаю,
что теперь бабка Меггс тоже знает, - мрачно добавил он.
- Да, да, Томас, я я благодарю бога, чей перст вижу во всем этом
деле, как благодарю тебя, его орудие. Но есть и другие вещи, о которых мне
говорила Эмлин. Она сказала, ах, она сказала, что мой муж, которого я
считала убитым и погребенным, на самом деле был только ранен, и его не
похоронили, а отправили за море. Расскажи мне все об этом, ничего не
опуская, но побыстрее, - времени у нас мало. Я хочу все узнать из твоих
собственных уст.
И вот, путаясь и запинаясь по своему обыкновению, он поведал ей слово
в слово все, что сам видел и что узнал от других. Сводилось же это к тому,
что сэра Кристофера увезли за границу на "Большом Ярмуте", тяжело
раненного, но не мертвого, и что вместе с ним отправились Джефри Стоукс и
монах Мартин.
- С тех пор прошло десять месяцев, - сказала Сайсели. - Неужто о
корабле не было никаких известий? Он ведь мог бы уже возвратиться обратно.
Немного поколебавшись, Томас ответил:
- Из Испании никаких известий не приходило. Затем, хотя я даже Эмлин
ничего об этом не говорил, прошел слух, что корабль погиб со всем своим
экипажем. А потом рассказывали другое...
- Что же именно?
- Леди, двое из его команды прибыли в Уош. Я сам их не видел, и они
опять пошли в плаванье - в Марсель во Францию. Но я беседовал с пастухом,
сводным братом одного из них, и тот рассказал мне, что слыхал от него,
будто на "Большой Ярмут" напали два турецких пиратских корабля и захватили
его после славного боя, в котором капитан и многие другие были убиты. Этот
человек с товарищем сумели бежать в шлюпке и дрейфовали по морю туда и
сюда, пока идущая на родину каравелла не подобрала их и не доставила в
Гулль. Вот все, что я знаю, хроме еще одного.
- Еще одного? Чего же, Томас? Что мой муж погиб? - Нет, нет, как раз
наоборот, что он жив или был жив, ибо эти люди видели, как он, и Джефри
Стоукс, и священник Мартин - он, я хорошо знаю, не трус - дрались как
черти, пока турки не одолели их численностью, не связали им рук и не
перетащили всех троих невредимыми на свои корабли, намереваясь, видимо,
превратить таких храбрых парней в рабов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
это колдовство, так я тоже ведьма. Скажите-ка, на что эта негодяйка
намекала, когда молила призрак пощадить ее, вопя, что она бедная женщина,
которую подкупили совершить злодеяние? Кто подкупил ее, милорд аббат? Даю
клятву, что у нас в обители - никто. А кто превратил сэра Джона Фотрела из
живого человека в духа? Почему он теперь призрак?
- Я здесь не для того, чтобы загадки разгадывать, женщина. А ты кто
такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? Тебя я смещаю, а на всю твою
обитель налагаю отлучение. Приговор церкви решит вашу участь. Не
осмеливайтесь переступать за порог вашего дома, пока не соберется
трибунал, который будет вас судить. И не рассчитывайте, что вам удастся
спастись. Англия ваша прогнила, и повсюду растекается ересь, но, - добавил
он, понизив голос, - огонь еще жжет, а в лесу много хвороста. Пусть души
ваши приготовятся к суду. Теперь же мне пора идти.
- Делайте, что вам угодно, - ответила разъяренная мать Матильда. -
Когда нам предъявят обвинение, мы будем держать ответ. А пока просим вас
забрать останки вашей наймитки; мы не желаем находиться в ее обществе, и у
нас она не обретет погребения. Милорд аббат, хоть вы и ваши
предшественники присвоили себе не принадлежащие вам права, но грамота на
основание нашей обители дана королем Англии. Утверждена она Эдуардом
Первым, и с того дня только сам король, и никто другой, может подписывать
назначение настоятельницы. А мое подписано собственноручно Генрихом
Восьмым. Вы меня сместить не можете, на аббата я пожалуюсь королю.
Прощайте, милорд. - С этими словами она в сопровождении своей свиты из
пожилых монахинь выплыла из комнаты, как оскорбленная королева.
Когда после ужасной гибели детоубийцы ребенка передали матери
невредимым, Сайсели быстро поправилась. Через неделю она уже встала и
начала ходить, а через десять дней была уже совсем здорова, здоровее, чем
когда-либо. Насчет аббата ничего не было слышно, и хотя все знали, что с
его стороны по-прежнему грозит опасность, радовались краткой передышке до
нового громового удара.
Однако в пробудившемся уме Сайсели возникло острое желание побольше
узнать о том, на что намекнула ее кормилица, когда она лежала на смертном
одре. День за днем донимала она Эмлин расспросами, пока не выпытала все, а
именно, что новость исходила от Томаса Болла и что это он, облаченный в
доспехи ее отца, спас ребенка от гибели. Теперь она во что бы то ни стало
пожелала сама увидеть Томаса, уверяя, что хочет поблагодарить его. Но
Эмлин хорошо понимала, что Сайсели надо услышать из его собственных уст
все обстоятельства и все подробности того, что можно узнать насчет
Кристофера.
Некоторое время Эмлин противилась этому, ибо хорошо понимала, какую
опасность представила бы подобная встреча. Но она не в состоянии была
отказать в чем-либо своей госпоже и под конец уступила.
В назначенный час, на закате солнца, Эмлин и Сайсели зашли в часовню.
Сайсели сказала монахиням, что хочет поблагодарить бога за избавление от
стольких опасностей. Они преклонили колени перед алтарем и, делая вид, что
молятся, услышали стуки - сигнал, означавший, что Томас Болл прибыл. Эмлин
постучала в ответ - это значило, что все в порядке, после чего деревянная
фигура повернулась, и перед ними предстал Томас, одетый, как и раньше, в
доспехи сэра Джона Фотрела. На мгновение Сайсели показалось, что она видит
покойного отца - так похож был на него Томас в этой столь знакомой ей
броне, - и ноги ее подкосились.
Но Томас преклонил пред ней колено, поцеловал ей руку, осведомился о
здоровье ее мальчика и спросил, довольна ли она тем, как он ей служит.
- Да, тысячу раз да, - ответила она. - О друг мой, теперь я нищая
пленница, но если ко мне вернется мое достояние, все, что я имею, будет
принадлежать тебе. А пока я благословляю тебя, и да будет над тобою
благословение божие, благородный человек!
- Не благодарите меня, леди, - ответил честный Томас. - По правде-то
говоря, служил я Эмлин, ибо мы много лет были друзьями, хотя монахи и
разлучили нас. А что касается ребенка и этого чертова отродья, Камбалы, то
благодарите бога, а не меня, ведь я вовсе не собирался появиться в тот
вечер и оказался в часовне лишь случайно. Я намеревался идти за скотом, и
тут мне что-то словно шепнуло, чтобы я надел доспехи и появился в часовне.
Меня словно какая-то рука толкала, а остальное вы сами знаете. Полагаю,
что теперь бабка Меггс тоже знает, - мрачно добавил он.
- Да, да, Томас, я я благодарю бога, чей перст вижу во всем этом
деле, как благодарю тебя, его орудие. Но есть и другие вещи, о которых мне
говорила Эмлин. Она сказала, ах, она сказала, что мой муж, которого я
считала убитым и погребенным, на самом деле был только ранен, и его не
похоронили, а отправили за море. Расскажи мне все об этом, ничего не
опуская, но побыстрее, - времени у нас мало. Я хочу все узнать из твоих
собственных уст.
И вот, путаясь и запинаясь по своему обыкновению, он поведал ей слово
в слово все, что сам видел и что узнал от других. Сводилось же это к тому,
что сэра Кристофера увезли за границу на "Большом Ярмуте", тяжело
раненного, но не мертвого, и что вместе с ним отправились Джефри Стоукс и
монах Мартин.
- С тех пор прошло десять месяцев, - сказала Сайсели. - Неужто о
корабле не было никаких известий? Он ведь мог бы уже возвратиться обратно.
Немного поколебавшись, Томас ответил:
- Из Испании никаких известий не приходило. Затем, хотя я даже Эмлин
ничего об этом не говорил, прошел слух, что корабль погиб со всем своим
экипажем. А потом рассказывали другое...
- Что же именно?
- Леди, двое из его команды прибыли в Уош. Я сам их не видел, и они
опять пошли в плаванье - в Марсель во Францию. Но я беседовал с пастухом,
сводным братом одного из них, и тот рассказал мне, что слыхал от него,
будто на "Большой Ярмут" напали два турецких пиратских корабля и захватили
его после славного боя, в котором капитан и многие другие были убиты. Этот
человек с товарищем сумели бежать в шлюпке и дрейфовали по морю туда и
сюда, пока идущая на родину каравелла не подобрала их и не доставила в
Гулль. Вот все, что я знаю, хроме еще одного.
- Еще одного? Чего же, Томас? Что мой муж погиб? - Нет, нет, как раз
наоборот, что он жив или был жив, ибо эти люди видели, как он, и Джефри
Стоукс, и священник Мартин - он, я хорошо знаю, не трус - дрались как
черти, пока турки не одолели их численностью, не связали им рук и не
перетащили всех троих невредимыми на свои корабли, намереваясь, видимо,
превратить таких храбрых парней в рабов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83