ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А собственно почему? Ты мне нравишься. Я тебе, отчасти, — тоже. Зачем же демонстрировать, что ты не мой, а Валентины Петровны? Прямо как в нашем любовном четырехугольнике: каждый норовит оторвать тебя от другого с мясом. Как пуговицу от пальто!
Впрочем, тебе, Василий, не известны мои «пальтовые» страдания — ты ведь мой весенне-летний дружок. Что, переходишь на следующую грядку? Не советую, брат, сюда ложиться, здесь цветы Антонины Ивановны. Вот она через час кончит править рукописи (это такие листки с формулами) и выйдет поливать эти чахлые хвостики. Увидит, что ты разлегся на ее грядке, и скажет, что ты невоспитанный кот. У Антонины Ивановны твердые понятия о том, кто воспитанный, а кто нет. Она их еще в частной гимназии почерпнула. Воспитанному коту положено являться к нам каждое утро на задних лапах и, приподняв цилиндр, здороваться: «Гуд морнинг». Что, Вася, слабо тебе здороваться по-английски?
Ладно, пора кончать утреннюю гимнастику и переходить к процедуре приготовления обеда. Не соизволишь ли, Василь Василич, разделить со мной сей тяжкий труд? Не желаешь? Ага! А за прутиком бежишь, как котенок. Нечего было тогда и чваниться! Что? Открыть тебе дверь на нижнюю половину? Но мы же теперь здесь не живем. Пола-то в передней комнате еще нет. Вот-вот, как ты: по дощечке ходим. Осторожнее: на кухне от сырости пол весь вздыбился и скользкий. Зато смотри, первое лето в подвале нет воды. Ты даже не представляешь себе, сколько ведер нам приходилось вычерпывать каждую весну и осень. Мне до сих пор не верится, что внутри дома нет пруда, в котором плавают рамы и дверь.
Пойдем, котишко, здесь еще не достроено и не красиво. Что? Не понимаешь, что значит строить дом? Ладно, расскажу. Давным-давно, когда тебя и в помине не было, мы начали превращать тяжелую работу в стены, окна, полы, крышу. Работа, Василий, бывает разная. Скажем, Антонина Ивановна вроде ничего и не строила. Но дом впитывал ее тепло, и ее тепло не позволяет ему разрушаться. Что? Хочешь знать полезно ли твое тепло? Ну, конечно, ты нашему дому полезен: такой теплый, пушистый, красивый. А что маленький — не беда, у меня тоже мало сил, чтобы спасать такой домище.
Другое дело Анюта. Вот кого дом боится! Она как дернет, как рванет — дом, как миленький, начинает расти. Но не знаю, правильно ли он с Анютой растет, не становится ли при этом чужим, не нашим?
Что, Василий, уши навострил: не одобряешь Анюту? Или принюхиваешься к мясу, булькающему в кастрюле? Насчет мяса ты прав, пора снимать с бульона пену. А вот для чего мы строим такой домище, на это ты ответить не можешь. Что ж, попробую объяснить тебе.
Дом, товарищ кот, — это жилье. Это и четвероногим понятно. Но у человека должно быть два жилья — летнее и зимнее. Зимой человек работает в городе, значит, и жить он должен там. Летом нужно жить рядом с природой, чтобы накопить в глазах сотни травинок, лепестков, пушинок одуванчика и выдержать долгую зиму. Зимнюю комнату человеку дает государство. Одну комнату на семью. Правда, мама говорит, что это не жизнь — в коммунальной квартире. Но так все живут. Или почти все. Зато летнее жилье человек должен построить себе сам. Какое захочет. Можно купить маленький разборный финский домик. И жить как Петушихинские дачники. Но папа говорит, что денег нет. Ты спросишь, почему купить маленький дом — денег нет, а строить большой есть? Видишь ли, кот, когда вопрос заходит о деньгах мы с тобой равны: мы оба ничего не зарабатываем, а значит, все считают, что мы ничего ни в чем не понимаем. А зря, у нас у обоих ушки на макушке, и мы умеем слушать.
Вот папа говорит, что строить дешевле, потому что строит он своими руками: «Пока человек молод и силен, он не имеет права пользоваться плодами чужого труда». Но мы все равно ими пользуемся: доски и кирпичи мы сами делать не можем? «Я строю все добросовестно, на века». А кто эти века будет жить? Он? Мама? Я? Не хорошо, когда вещь переживает человека. Получается, что она старше, главнее его. «Мой дом должен быть просторным, чтобы вместить всех гостей». Ради гостей перетаскать такую уйму песка и кирпича? Перелопатить сотни корыт цемента? Отдраить столько листов кровельного железа от ржавчины? Что же это за гости тогда получаются? И сколько же им придется ждать виллы, как в папиных иностранных журналах? Они ведь старые. Не доживут.
Вась, а что если эти коттеджи на фотографиях — не настоящие дома, а просто нарисованная художниками реклама? Ведь когда человек на самом деле строит дом, он громоздит одну уродливую глыбу на другую, разбрасывает вокруг мусор, куски, осколки. И только потом, в самом конце, человек приходит к природе и просит: «Пожалуйста, возьми построенное мною чудовище к себе, сделай его красивым». И тогда природа, сжалившись, оплетает, угловатые стены диким виноградом, заращивает валуны фундамента мхом. И дом становится частью природы.
Что, друг Василий, не доживем мы с тобой до такого благолепия? Опять принюхиваешься? Думаешь, готово мясо? Пора в него картошку запускать? Черт, горячая крышка, чуть не уронила! Да не беги, не беги ты, не на тебя же! Ты мне лучше вот что скажи: почему все-таки наш дом имеет такие толстенные кирпичные стены? Может, он хочет стать зимним городским домом?
Ну— ка Вася, не крутись под ногами. Допустим, лет через десять мы все-таки его достроим. Что же, нам придется на работу ездить электричкой и трамваем? Столько времени напрасно терять? Папа говорит, что за границей все так ездят. Ладно. Пусть. Во-первых, у них машины есть. Во-вторых, у них, наверно, слуги печки топят. Ты, кот, даже не представляешь, как тяжело было растапливать наш старый камин на Лесном. Сколько он жрал дров и едва-едва согревал одну комнату. А у нас-то здесь внизу будет целых три комнаты. Да еще кухня. Попробуй, натопи.
— Что это вы, господа, такую грязь на веранде развели?
Ой, что я тебе говорила — войдет Антонина Ивановна, сразу узнаешь, что такое воспитанный кот, воспитанная девочка и воспитанный дом.
— Пол весь забрызгали, очистки разбросали. Не порядок.
Давай, Вася, помогай скорее мусор убирать. Что, не хочешь?! Эх ты, испугался и сразу в кусты. То же мне, поклонник.
— Пойду, соберу свежей травы для салата, а вы пока накрывайте на стол.
Лож— ки-вил-ки-тарел-ки, мне чашка с отбитой ручкой, Антонине Ивановне -целая. Тебе, Василий, блюдце со щербиной, не обессудь.
— Первая трава — сплошные витамины. И одуванчики, и сныть, и чуток петрушки для аромата.
— Антонина Ивановна, сметаны в магазине не было.
— Ничего. Нам не привыкать. В двадцатые годы в Москве совсем голодно было, и большие начальники питались из спецраспределителя. Я сама, наблюдала, как жены генералов, передравшись из-за красной рыбы, тыкали друг другу в лицо рыбьими головами.
Слыхал, кот, наверно у Антонины Ивановны муж генералом был, раз она знает про спераспределитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155