Неужели я ничего не заслужила?
— Заслужила. Путешествовать по стране на машине — такое только Стейнбек может себе позволить.
— Причем тут Стейнбек?! Я все это заработала своим со-овсем не легким трудом.
— Но ведь ОТДЕЛЬНЫЕ квартиры были только Ларуськиным кагебешным родителям положены!
— Во-первых, сейчас другие времена, а во-вторых, метраж, который мы отдаем, больше, чем тот, который мы получаем.
Все равно мы счастливчики, потому что сдаем метраж, а получаем отдельную новенькую квартиру!
— Мам, теперь куда? Направо? Налево?
— Во-он остановка. Боже, какая толпа! Сколько же придется ждать автобуса?
— Подождем! И погода чудная, будто не ленинградский сентябрь!
— На юге тоже бывает дождь. В Мацесте несколько дней накрапывало, когда Анатолий Петрович принимал радоновые ванны.
— От чего он лечился?
— От радикулита. Господи, какой хвост! И еще только три часа. Что же будет в час пик?!
Автобусик, миленький, приди скорей, пожалуйста, а то мама испугается, что так долго ждать, и не будет ездить к нам.
— Авто-обус!!! Нам до какой?
— До кольца. Остановка «Дачное».
— «Дачное»! Как будто там вокруг домов яблоневые сады.
— Вряд ли. Это огромный строящийся жилой массив.
— Вот и хорошо, что огромный, может, и нам что-нибудь перепадет!
Ой, а вдруг нас не пустят смотреть не достроенный дом?
— Попросим разрешения зайти в соседний. Это типовая застройка — все дома одинаковые.
— И хорошо, что одинаковые! Если б дома были разные, люди бы начали в них копаться — мне получше, ему похуже! А так никому не обидно. Да?
— Угомонись. Ты чересчур возбужденная.
— Нет, мам, представляешь, у Нины тоже в этом году очередь на квартиру подходит. Здорово было бы, если б они тоже сюда переехали. Мы бы вместе в школу ездили.
— Даже не представляю, как тебе быть со школой — все-таки полтора часа дорога занимает.
— Ну и что? Пока дом достроят, пока переедем, останется всего ничего — одни экзамены.
— Ладно, посмотрим. На следующей выходить.
Ничего не сказала о том, что ей тоже будет далеко ездить, только про мою школу. Значит, в новой квартире мы будем жить только с бабушкой? А мебель? Мебель-то не возвращают Анатолию Петровичу. Она так и стоит гробами в нашей комнате.
— Ну, как тебе?
Ой, что тут делается — всю землю перевернули вверх дном! А я-то, кретинка, представляла себе: выйду из автобуса и прямо на чистую зеленую улицу. По бокам новенькие дома стоят, а навстречу улыбающийся Пшеничный!
— Что, не нравится?
— Настоящий марсианский пейзаж! Только яблонь не хватает: «Что на Марсе будут яблони цвести-и!»
— Рано, пташечка запела. Спроси лучше, где номер двадцать восемь?
— Что спрашивать? Вот 24, вот котлован — двадцать шесть, а этот этаж с четвертью — наш, двадцать восемь. Охмурить что ли крановщика, чтоб строил без щелей между панелями?
— Охмури. Интересно, куда наши окна будут смотреть?
«Наши» окна! Если они наши, значит…
— На юго-юг и немножко на запад. Чтоб вечернее солнышко приходило прощаться.
— Ты права, этот готовый — номер тридцать, значит строящийся — наш. Зайдем сюда посмотреть трехкомнатную квартиру?
— А нас без ордера пустят?
— Попросим сторожа.
— Извините, пожалуйста…
— Что, тоже переезжаете? Какую дают? Трехкомнатную? Ну, идите, я вам парадное-то отомкну.
— Не скачи по этажам. Давай вот эту и посмотрим.
— Ой! Все солнце мира в наши окна!
— Потолки какие низкие.
— И хорошо, получается уютная коробочка.
— Надо же придумать такую безобразную планировку: из гостиной прямо без коридора дверь на кухню. Весь чад понесет в комнату.
— Кто ж чадит в собственной кухне? Ку-ухонька, отдельненькая ты наша!
— Тесновата.
— Ну и что? Зато сколько в ней всего: и плита, и раковина, и батарея!
— М-м, да уж…
— Ма-а!!!
— Ну что ты орешь, как сумасшедшая?
— Это же будет НАША ванна! Можно я в нее лягу?
— Как ты в нее ляжешь, она же сидячая?
— Сидя и лягу. Вот смотри: ты моя беленькая, ты моя гладенькая, ты моя сидяченькая!
— Вылезай, не дурачься. Мда-а, совмещенный санузел…
— Ну и что! Это же НАШ унитаз! Стой! Не уходи. Подожди минутку. Только подумай: мы уже столько ходим по квартире, и еще целых двух комнат не видели!
— Одна из них совсем крошечная — шесть метров. У нас кладовка — и то больше. Ну, идем, посмотрим.
— Ой, какая уютная! Я буду здесь жить, как чертик в табакерке — скок! и вместе со всеми. Скок назад — и отдельно от всех!
— Понравилось?
— Еще как! Смотри: сюда письменный стол, сюда диван, сюда полки для книг.
— Ладно тебе, распланировалась. Идем лучше посмотрим мою комнату.
— Твою?
— Мою. Или ты прикажешь мне без комнаты оставаться?
— Нет, что ты! Ну-ка? Ой, как здорово! Даже лучше, чем в моей чертячьей табакерке!
— Побольше, конечно, той крохотной комнатки, но боюсь, что наша мебель здесь покажется громоздкой.
«Наша мебель» — какая наша? — папина с Лесного или Анатолия Петровича из студии? Если новая мебель — раз мама сказала МОЯ комната, значит, она будет здесь жить. Если все-таки старая мебель, то мама будет только иногда приезжать?
— Мам, я еще раз посмотрю мою табакерку. Как ты думаешь, бабушке понравится в гостиной? У нее будет самая большая комната.
— С бабушкой погоди. Если мы ее в центральную комнату поместим, она у нас на недели заляжет, и куда ни пойдешь — везде на нее будешь натыкаться.
— Ну и что, сейчас же я живу, не натыкаюсь.
— А если гости придут, куда ее девать?
— Какие гости! Кто до нашего Марса доберется?
— Не скажи: к тебе ходит молодой человек.
Это Николай-то молодой человек? Да он давно понял, что из меня жена никудышная и побежал в Пушкин на танцы искать себе новую невесту.
— Мам, без телевизора бабушка не сможет, а в этом скворечнике его некуда поставить.
— Не спорь, она согласилась отдать свою жилплощадь только при условии, что ей будет предоставлена отдельная комната.
— Но у нас вся квартира отдельная. Куда ж еще отдельнее?
— Проходную она за комнату не считает, говорит, что это коридор перед кухней и больше ничего.
— Откуда она знает про «коридор»?
— В плане посмотрела. Ты же знаешь, ни одно дело не обходится без того чтобы она не сунула туда свой нос.
— Ладно, еще не известно, дадут ли нам квартиру. Что делить шкуру неубитого медведя?
— Ну, до чего же у тебя, мартышка, мягкий уступчивый характер.
— Не в комнате счастье. А в плите без Ксении, в ванной без Елены Яковлевны, туалете без Ленки и раковине без деревенских мужей.
— Ну, чо, насмотрелись? Закрываться, чтой ли, пора? Тёмно уже на дворе.
— Уходим, уходим, спасибо большое, что открыли.
— Что ж не открыть-то? Людям, можа, жить тут придется, так как же без посмотренья?
«Можа», придется, а «можа» и нет, очень уж все в нашей жизни неопределенно. Идешь по ней, как по новостроечной улице, балансируешь по дощечкам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155