«В тюрьму! В тюрьму мерзавку!» В тюрьме она взяла запачканные землей руки Лариниты в свои, пухлые и белые, и ласковым голосом пропела: «Нехорошо быть грязнулей. Я из-за тебя двенадцать рюмок валерьянки выпила. Придется тебя наказать». Но только она грохнула кованой дверью по рукам Лариниты, как запачканные землей пальцы отскочили и приросли к полу. Они превратились в колючие кактусы и начали расти. А в это время на воле все дома стали рассыпаться, как детские песочные куличи. Все цветы стали вянуть и умирать. И тогда люди пошли искать Лариниту. На месте бывшей тюрьмы они нашли одни развалины, из которых рос огромный кактус с железными колючками. На одной из колючек, как сушеный кузнечик, была наколота Злая Королева. А в пунцовом цветке, как Дюймовочка, пряталась Ларинита.
— Ларусь! Знаешь, что я в августе делала?!
— Что?
— Сказку сочиняла. Хочешь, расскажу?
— Угу.
— Нет, не хочешь. Ты просто так говоришь. Ты не рада, что лето кончилось?
— При чем тут «рада — не рада»?
— Тебе хотелось в школу? А мне было страшновато. Знаешь, какой я сон видела? Будто прибегаю на линейку, смотрю, а на мне белого передника нет. Я скорей домой. Дома тоже нет. Я опять в школу. А там уже второй урок идет. Меня встречает новый директор: «Почему прогуливаешь уроки? Из-за тебя все учителя не хотят в этой школе работать». Чувствую, обманывает, не из-за меня вовсе, а из-за него, но сказать неудобно.
— Видела, как Ларка загорела?
— Угу. Она на Черном море была. Ее родители за ударную работу в колхозе наградили.
— И Пшеничный тоже. Счастливчики. Мне бы хоть одним глазком на море посмотреть. А ты опять в деревне?
— Угу.
— На танцы с курсантами ходила?
— Угу.
— Почему-то мне все время кажется, что ты хочешь что-то сказать, но не решаешься.
— Потом скажу.
— Когда потом?
— Потом.
— Ты очень изменилась за месяц. Как будто прожила сто лет. То есть я не хотела тебя обидеть… Ты и раньше взрослее меня была. А теперь смотришь, как на пятилетнего ребенка.
— Ладно. Замнем для ясности. Ты в этом году с Нинкой хочешь сидеть?
— Я?… Нет, почему, оставим все как раньше…
— Да ладно, чего там, я и с Лашей посижу.
Неловко получилось. Что-то с Ларкой после колхоза произошло. Она как побитая собака старается уползти с глаз. Неужели ее мать что-нибудь натворила? Или отец? С них станется. Нужно будет постараться как-нибудь незаметно ей помочь.
— Нин, ты после школы сразу домой идешь?
— Не-а, мои родители поздно приходят, можем поболтаться.
— Хочешь на набережную?
— Не-а, по Лесному погуляем.
— По Лесному?! Ты же говорила…
— Ну и что, говорила, а если я не могу не думать о нем. Вот ты умеешь все хорошо объяснять. Объясни, почему у меня так получается.
— Наверно потому, что когда человек влюбляется в первый раз, он выбирает не кого-то, кто ему подходит, а, как Иван-царевич, пускает стрелу наугад. Неудивительно, что она всегда оказывается во рту у лягушки. Вот и маемся теперь, как дураки, а умные братья знай посмеиваются.
— Какие умные братья»?
— Ритка с Ларкой.
— Смешно получается: пока тебя слушаю — с каждым словом соглашаюсь. А потом мысль скок — и опять к Олежке. Вот угадай, где я сейчас хотела бы очутиться?
— В колхозе?
— Угу. Теля-ят пасти. Но без Ритки.
— Капусту под дождичком поливать. Но без Ларки
— Макароны непромытые лопать. Но без Лаши.
— Ветки секатором до крови обкусывать. Но с Олежкой и еще кое с кем.
— Угу. Слушай, почему Ритка с Ларкой всем мальчишкам нравятся?
— Они не требуют, чтобы лягушка стала царевичем.
— И я не требую. Я сама еще лягуха. Меня саму надо чтоб кто-то тащил. Вот без тебя я б ни за что бы не записалась ни в Эрмитаж, ни на спорт.
— Но ты же говорила, что тебе с Риткой было легче дружить?
— Легче. Ты только не обижайся, но ты меня очень часто раздражаешь. Не только меня, весь класс. В тебе все как-то чересчур: и слова и одежда. Слишком уж ты… Ты не обиделась?
— Нет, что ты. Просто я не могу понять, почему мы все вокруг одного и того же дома крутимся?
— Не догадалась? Здесь же Олежка живет. Вон на втором этаже окно.
— А-а-а, давай все-таки уйдем отсюда. Неудобно. Выглянет в окно, подумает, что мы за ним бегаем.
— Ладно. Только последний разочек. Самый-самый последний. И больше ни разу. Никогда.
— Разве что завтра. После уроков.
— Ни-ни. Завтра после уроков гуляем около Выборгского ДК.
— Тонкий намек?
— На толстые обстоятельства.
Уф! Кажется, Нина не заметила, что я обиделась. А из-за чего, собственно, обижаться, если сама бестактная? Кому еще придет в голову обзывать человека, в которого влюблена подруга, лягушкой? Недаром Ларуся не доверила сегодня свою тайну. И вообще: «весь класс» не любит — это уже не шуточки, с этим надо что-то делать. Но что?
Перевоспитываться. Сейчас. Немедленно. По мановению волшебной палочки. В конце концов, дочь я циркового артиста или нет? Кому, как не мне, потрясать достопочтеннейшую публику невероятными превращениями?
Спешите видеть! На манеже женщина-фокусник! Сейчас она из себя, как из цилиндра выудит… нет, не перчатки или кролика… Каждый получит то, что пожелает.
Ну, кто первый? Пшеничный? Вам мою собачью преданность? Пожалуйста. Следующий! Подходите, не стесняйтесь! Вам, Нинель? Тягач в одну человеческую душу? Тащить из серости? Пожалуйста! Вам, Ритка с Ларкой? Чтоб я была такой же, как вы? Легко. Вам, господа учителя? Умеренность и аккуратность? Получайте! Всему классу? Дарю свою незаметность! Думаете, фокус не удастся? Ошибаетесь. Смотрите: я превращаю цилиндр в шапку-невидимку. Хоп! Готово!
Ау! Где я?!
Что такое «школа»?
Задача. Нужно решить.
Дано: десять лет подряд (нет, теперь одиннадцать) человек ходит в одно и то же здание, поднимается по одним и тем же лестницам, толкается в одну и ту же дверь.
Вопрос: является ли школа вечной и незыблемой, то есть константой?
Для упрощения разделим задачу на три более мелких. Для этого впишем школу в три концентрические окружности. Окружность наименьшего радиуса опишет мою парту, следующая охватит класс, и последняя — учителей и школу в целом.
Рассмотрим первый круг. Для этого повернем голову на 90 градусов. Что мы видим? Аккуратная, волосок к волоску, прическа а ла «Бабетта идет на войну», веснушки на лбу с сухой кожей, прямой носик — Нина. Спроектируем на этот профиль другой, прошлогодний. Такие же светлые волосы заплетены в косу. Коса перекинута через плечо а ла «Летите голуби». Нос сильно вздернут — Ларуся. Наложим чертеж еще на одно лицо — Боярков. Где он сейчас? Все еще работает на «Русском дизеле»? Играет на баяне? Во всяком случае его крысиная мордочка иногда мелькает за нашими сараями. До Бояркова здесь был профиль Аси. Аси, сидевшей за партой, как запертый в клетке зверек. Где та свобода, на которую она вырвалась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155