И страх, и стыд, и раскаяние и... и то неизбывное знание, которым
заклеймила его Смерть... Как это пережить и вообще - зачем теперь жить? Когда он
главное узнал. А о маме - забыл... и об остальных... Нет, надо жить и кое с кем
расплатиться. Спокойно, ты же мужчина, поморгай и пройдет. А оно никак не
проходит.
Шипение... Это Аленка очнулась. Чудовище ты мое стоеросовое... Против Нее и ты
бессильна... А?
Леха перекатился на карачки: Аленка сладко содрогнулась в последнем
глотательном движении и завилась в широкую ленивую спираль вокруг повелителя,
образовав таким образом на траве нечто вроде защитного круга двухметрового
диаметра.
- Т-ты что, дура, рыжуху слопала??? - Леха словно поглупел: он как был на
четвереньках, так и перевалился через барьеры Аленкиного тела и принялся шарить
в траве вокруг пня... Лисички не было. Леху подбросило в полный рост. - Сожрала,
сволочь! - Аленка недоуменно зашипела, ромбовидная голова ее поднялась высоко и
опустилась чуточку, чтобы лучше было видеть глаза повелителя... - Она меня
спасти хотела. Я ей обещал, что не трону! Ты, гадина зеленая. Лучше бы ты на тот
мешок с костями кидалась. Проспала!!! - Леха ударил слева и тут же справа. В
удар справа он вложил все: боксерскую выучку, девяносто килограммов веса, стыд,
потенцию будущего 'великого колдуна', отчаяние и жажду хоть на ком-нибудь
выместить многоярусную злобу; и если левую руку Аленка почти и не заметила, то
от удара справа ее мотнуло на метр в сторону. Леха добавил пинком еще раз,
наклонился, чтобы продолжить руками, но Аленка, испуганная тем, что увидела во
взоре повелителя, стремительно съежиѓлась в змейку-малявку и юркнула к Лехе за
пазуху. Прятаться, искать защиты у повелителя же, то есть у него... А он...
Опять у него все не так, все беды из-за него... На ней решил выместить... А она
к нему за защитой... Это было последней каплей, переполнившей чашу: Леха
стукнулся задницей в низенький пень, закрутил нечесаными патлами и заревел в
полный голос, прежѓние 'скупые мужские' растворились в потоках нестесняемых
слез, по количеству и качеству ничем не уступающих тем, которые проливаются
женщинами и детьми...
Леха долго плакал на полуденной жаре, а потом заснул. Злопамятность Аленки не
распространялась на повелителей: она выскользнула из Лехиной рубашки, подросла в
треть возможного, подсунула упругий бок ему под голову и выставила 'перископ' -
подняла голову на длинной шее - охранять. Но поляна, где еще не выветрился
'запах' главного пугала для всего живого, где опасным тяжелым туманом слились и
замерли ауры двух непохожих друг на друга пришельцев, отпугивала леших,
глухоманников, оборотней и прочую невысокую нечисть. Разбежались подальше в
стороны и докучливые насекомые; только солнце, бесцеремонно и ничего не боясь,
вглядывалось в странную неподвижную пару - человека и змею на полянке, посреди
угрюмого леса.
- А-а... Ни фига себе я заснул! Аленка, ладно... Не оправдывайся, это я
виноват - думал, что умнее тебя. Эй, лес! Жители лесные! Не хотел я лисичку
губить, простите, если можете!
Лес недоуменно молчал: кто съел, тот и прав, к чему эти звуки? За то время,
которое чужаки бестолково прожили на солнечной полянке, несколько десятков тысяч
живых существ, местных обитателей, бегающих, ползающих, летающих - стали частью
метаболического обмена других живых существ, таких же местных уроженцев, и никто
не раскаялся и не попытался выплюнуть добычу обратно.
Леха знал, что в любом лесу Аленку можно спокойно отпустить в 'вольное
ползание' и она не отстанет, не потеряет бдительности, и собрался было из
любопытства на обратном пути так и сделать, но теперь, после того, что
случилось... Змея - не болонка, поздно потом будет аукать ей в глотку,
высматривая зазевавшуюся зверушку-симпатяшку, и так уже гнусно на душе из-за
лисички. Пусть она не совсем лисичка, а видимо - перевертыш, но тем более, можно
сказать - ночной гуманоид... Леха смутно помнил бабушкины сказки: оборотни -
чаще днем люди, а ночью звери, но и наоборот бывает, баб Ира объясняла... Вот
интересно: с одной стороны, он помнит, что она рассказывала ему все это на
полном серьезе, а с другой стороны - он воспринимал ее истории на уровне
мультяшек. А еще... О смерти лучше не думать... А еще надо будет спросить насчет
русалок... Какая чушь в голове. Почему он не способен подумать о серьезном и
высоком, умно подумать, чтобы чему-то там было тесно, а чему-то просторно,
вплоть до афоризма... нельзя о ней думать, и так поджилки трясутся...
- Тихо, Аленка, это я задним числом переживаю, тихо, не свисти...

- Бабушка, это я...
- А, вернулся, голубчик мой, а я, пока ты ходил...
- Погоди, баб Ира. Вот тут же... брось сковороду, я ее сам помою... Немедленно
читай свои заклинания, эмоции, ну насчет мамы... обратно выколдовывай.
Пожалуйста!
Бабка поглядела на него пристально и жестѓко, жалеючи покачала головой, сняла
с веревки сохнущее, уже высохшее полотенце, вытерла руки, промакнула рот...
- Чего это тебе приспичило? Погоди, вспомню первые слова...
'Лихо лыково, скорбь-трава, - драно-кошено, мыко-мука. Огорчи зеницу ясную...'
- Все, Лешенька... Ох, снесет меня сейчас сквозняком да прямо в фортку...
- Тебе, я смотрю, полегчало?
- А? Да нет... с чего бы... Просто...
- Угу. Себе хотела мою боль взять, да? Эх ты... Знал бы я раньше...
- Так и что с этого? Сам рассуди: тебе ведь для дела нужно было высвободиться.
А теперь, как будешь тугу на сердце носить, не помешает тебе? Я ведь старая,
Лешенька, привыкшая горе-то мыкать...
- Теперь - не помешает. Оно сейчас, бабушка, меня даже отвлечет, если хочешь
знать. Знаешь, кого я только что повстречал? Буквально часа полтора назад?
- Да уж чую: запах тот ни с чем не спутаешь. А не почуяла бы - и так
догадалась, по глазам бы прочитала: вон они у тебя какие, словно у лешака
ночного.
- Да? А тебе откуда тот... запах знаком? И... мы об одном и том же говорим,
баб Ира?
- О Ней, проклятой, о ком еще. А откуда я знаю - довелось так-то с нею
повстречаться...
- Ну и как? О чем беседа шла?
- Тьфу ты, Лешка! Нашел, о чем спрашивать! Дай-ка сяду, успокоюсь. Ты не
сердись на мой крик, а лучше подобное не спрашивай. Было - и отстало по дороге,
вот так. Чем дальше живешь, тем страшнее вспоминать. Смерть - для всех одна, да
своя у каждого. Тебе-то страшно было?
- И еще как! Чуть было не... Ты представляешь: Аленка вырубилась при ней, как
заснула!
- Дело такое. Не знаю теперь - к добру ли, к худу сие? С одной стороны -
добрый знак: если уж ты и Ею отмечен, значит - не бывать тебе бессильным и
незаметным. С другой стороны... Мне она явилась, когда мне было... уже не
молоденькой была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92