У лица Зарка клубился дым. Синие глаза холодно поблескивали. Так,
подумал Вирга, должно быть, блестит лед под бледным летним солнцем.
- Он очень старался угодить ей, - повторил Зарк, - да разве бабе
угодишь... Отец стал пить, и в конце концов они расстались. Я помню, как
он разозлился, когда мать сказала, что уходит и оставляет меня ему. Что
он, что ты, сказала мать, два сапога пара. Оба дикие, нелюдимые злыдни. А
я как раз перед тем чуть не пришиб в драке соседского мальчишку... но это
уже совсем другая история. Мать сказала правду: мы с отцом были похожи как
две капли воды. Мы оба любили свободу. Эскимосская кровь звала нас
вернуться во льды.
Зарк помолчал. Северный ветер тряс палатку; казалось, Зарк
прислушивался к его свисту. Он настороженно оглядел лица своих
собеседников, словно сомневался, стоит ли продолжать.
- И вы оба приехали сюда? - спросил Вирга. Ему было интересно
услышать продолжение истории и страшно не хотелось вылезать из палатки на
холод и ветер.
- Нет, - ответил Зарк. - Отец кочевал с места на место, постоянно
менял работу, и я кочевал вместе с ним. Но с каждым переездом мы
оказывались все ближе к северному морю. Вот куда мы направлялись. Отцу не
нужно было ничего объяснять мне; я и сам все знал. Но прежде чем мы
добрались до побережья, отец заболел: что-то с легкими. Я пошел работать,
на полную смену, брался за любую работу, какую удавалось найти, чаще всего
дорожным рабочим или бетонщиком. Одно время я участвовал в платных боях в
мужских клубах. Дрались на кулаках, и я не раз видел, как сбивали с ног
настоящих силачей. Видели когда-нибудь кулачный бой? - Зарк посмотрел на
Виргу.
- Нет, не приходилось.
- Так я и думал. Слишком грубо для вашей породы, да? Кое-кто из
бойцов обдирал костяшки и ждал, пока рубцы загрубеют. Получался настоящий
кастет. Мы дрались до тех пор, пока не переставали соображать, где мы, -
просто топтались на месте, выискивая, куда бы ударить. Последний, кому
удавалось удержаться на ногах, считался победителем, и срывал приличный по
тем временам куш. Но отцу становилось хуже. Он вечно кашлял, вечно
приставал ко мне, чтобы я отвез его на север. Однажды утром я нашел его
мертвым. Он лежал в той же позе, что и накануне вечером, засыпая. Это была
единственная ночь, когда он не задыхался от кашля - помню, я еще подумал,
что, может быть, он оправится настолько, чтобы выдержать дорогу. В день
похорон шел снег. Что ж, - Зарк пожал плечами и яростно затянулся, чтобы
разогнать дым, - я добрался до моря. Нанялся на грузовое судно, которое
перевозило железный лом. Святоша, ты когда-нибудь вкалывал на море?
- Нет.
- Тяжелая работа. Зато чертовски многому можно научиться. Когда
драться, а когда поджимать хвост, когда упираться, а когда удирать во все
лопатки. Несколько лет я таскался на старых корытах из дока в док. Раз на
Балтике одна такая посудина чуть не разъехалась по швам. Но я люблю море;
оно живет своей жизнью. Никогда не спешит, никогда не умолкает. А потом я
устроился старшим помощником на ржавую калошу, перевозившую
снегоочистители из Риги по Белому морю, и не поладил с боцманом. Сукин
сын, враль, шулер. Не помню даже, какой он из себя, хотя, Господь
свидетель, предостаточно нагляделся на его паскудную рожу. Он все время
придирался, постоянно меня доставал. И достал, едрена вошь.
Зарк вдруг рассмеялся, хрипло, отрывисто, словно залаял пес.
- Достал, сукин кот. Я прикончил его на баке, под луной. Двумя
ударами по голове. Двумя первоклассными ударами, которые сделали бы мне
честь на любом ринге. - Зарк выбросил вперед огромный кулак. - Засранец
повалился как куль, пикнуть не успел. Меня хотели посадить под замок и в
порту Русанова сдать властям. Но от этой сволочи натерпелся не я один,
ребята не знали, как меня благодарить, что я его убрал. И вот однажды
ночью в Баренцевом море они отвернулись, и я спустил на воду спасательную
шлюпку и поплыл в сторону айсбергов. На корабле решили, что живым я оттуда
не выберусь, что я не иначе как решил покончить с собой. Дураки! Черта с
два! Я греб что было сил, лишь бы побыстрее убраться оттуда.
Он разглядывал Виргу и Майкла сквозь сизоватый табачный дым. Глаза
над темной кустистой бородой были темными, запавшими.
- Вы не знаете, каково это - очутиться одному в море, где вокруг
только лед, ничего кроме льда, громадные ледяные глыбы, с замороженный
город каждая. Куда ни глянь, ничего, кроме огромной толщи воды и
айсбергов, белых, темно-синих, бледно-зеленых. И в этих льдах отражается
океанская пучина. А иногда вы слышите - или не слышите - рев и скрежет,
когда две ледяные громады сталкиваются и дробятся на куски поменьше.
Иногда чуть ли не прямо подо мной всплывала льдина с мою лодку величиной.
Может быть, этого-то я и боялся пуще всего: что такой осколок вдруг
всплывет из глубины и потопит меня в ледяной воде... На третий день, -
продолжал Зарк, - я заблудился. Ветра не было, айсберги на фоне белого
неба казались мне одинаковыми, грязными, серыми бетонными глыбами. Я,
едрена вошь, плавал кругами, а вокруг все было одно и то же. У меня
кончилась еда. Следующие три дня я проплавал впроголодь и видел только
низкие облака, белесое море и эти ледяные горы. На седьмой день я
проснулся и увидел его.
Зарк сидел неподвижно, зажав в зубах трубку, глядя на своих
слушателей черными печальными глазами.
- Его? - переспросил Вирга. - Кого?
Зарк пожал плечами:
- Не знаю. Не знаю, кой черт это был. Он появился между айсбергами с
моего правого борта, эскимос в каяке. Я начал грести следом за ним, но он
так и не подпустил меня к своей лодчонке, не дал увидеть его лицо. Так и
не дал. Но это был мужик, я понял это по тому, как он управлялся со своим
каяком. Я скрипел зубами и налегал на весла так, что чуть не подох, а он
знай себе шлепал по воде впереди меня. За каяком я плыл два дня. Я кричал,
грозил, ругался, но этот парень так и не заговорил со мной. Обернется,
поглядит, плыву я за ним или нет, и шлепает дальше. Он вел меня по ледяным
тоннелям, мимо айсбергов высоких, как дома в Москве. Эти говенные воды он
знал, что правда то правда. Но спустя три дня я потерял его. Он скользнул
в расселину между двумя айсбергами, а я поплыл кружным путем, и когда
оказался на другой стороне, его уж и след простыл. Тогда далеко-далеко
справа я увидел эскимосов в каяках. Они взяли меня с собой на остров,
досыта напоили бульоном, накормили моржатиной, и я проспал целых два дня.
Когда я спросил, кто вывел меня к ним, они удивились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75