Но в те моменты, когда Лисетт опять становилась собой, он снова ее ненавидел.
– Дерьмо, я ужасно выгляжу, – выругалась она, пытаясь стереть тушь со щеки, но та присохла.
С яростью захлопнув пудреницу, Лисетт упала на стул и раздраженно вздохнула.
– Что стоишь?
Она посмотрела на него. Найл сел рядом с женой и взял ее руку в свои.
– Лисетт, помнишь, что ты сказала перед тем, как заснуть? О нас. Я не знаю, смогу ли…
– Я действительно так считаю! – голос Лисетт поднялся до крика. – Видит бог, я говорила чистую правду!
– Лисетт, ты не… любишь меня, – Найл тихо вздохнул.
Он посмотрел на часы. Почти полдень. Тэш, наверное, уже закончила выступление.
– Откуда тебе знать? Ты не я! – ответила Лисетт почти истерично, ее самообладание пропало.
Она сжала его пальцы так сильно, что они покраснели; ее глаза забегали.
– Найл, ты нужен мне.
Чтобы пережить разрыв с Кольтом. Это звучало так фальшиво, как в одной из тех приторных сентиментальных мыльных опер, в которых она снималась первое время в Штатах. Найл с трудом сдержал смех.
– Лисетт, боюсь, я не смогу тебе помочь, – прошептал он. – Я пытался объяснить…
– И я тебе ответила, – прорычала Лисетт. – Боже, сколько раз повторять? Эта дура ничего к тебе не чувствует. Я видела ее с Хуго Бошомпом прошлой ночью в саду. Ох, как он ее тискал. Тэш увлечена им, дорогой, просто сходит по Хуго с ума. Все это знают. Спроси хоть у Салли.
Боль пронзила сердце Найла как острый нож, но он лишь молча посмотрел на хищное, злое лицо жены, перекошенное ненавистью и решимостью.
Характерно, что именно в этот момент она решила сменить тактику.
Это был план, который Лисетт разработала за долгие часы хождения по комнате, переключаясь с пугающей быстротой с горького, дикого отчаяния на убийственную безмятежность. Внезапно ее лицо изменило выражение: маска злобы превратилась в абсолютное сострадание.
– Тэш понятия не имеет о твоих чувствах, ты ведь это понимаешь? – мягко спросила она. – Эта девушка еще ребенок.
Найл резко взглянул на жену.
– Она не ребенок!
– Найл, по сравнению с тобой она еще ребенок. – Лисетт с мудростью в лице посмотрела на него. – Когда она еще писалась в пеленки, ты отчаянно пытался потерять свою девственность с кем-нибудь из дублинских потаскух.
– Вряд ли! – Найл был слишком утомлен для вычислений в уме, но считал это маловероятным. – В любом случае, как я тебе говорил раньше, между нами ничего не было. Боже, мы даже не целовались!
– Найл. – Лисетт положила свою ладонь на его руку, в ее голосе звучала почти завораживающая доброта. – Знаешь, что сводило меня с ума, когда мы были вместе? Это твоя страсть к…
Удивленный Найл уже открыл свой рот, чтобы возразить, что никогда не изменял жене.
– Нет, дай мне закончить, пожалуйста?
В глазах Лисетт стояли слезы. Найл снова закрыл рот.
– Я не говорю, что ты был мне неверен… Я не сомневаюсь в этом, но все эти гадкие утята, постоянно шатающиеся по дому, когда мне хотелось остаться вдвоем. То актер, которого бросила девушка, то труппа нищих танцоров, то твой бедный дядюшка из Коннемара, который проиграл свою последнюю бутылку виски. Мне, в конце концов, приходилось записываться на прием, чтобы побыть наедине с тобой.
Найл повесил голову и посмотрел на маленький портрет Софии, который висел на дальней стене. Часы притягивали его взгляд как магнит. Состязание почти наверняка уже закончилось. Ради бога, пусть с Тэш все будет хорошо.
– Это были мои друзья, Лисетт.
– А я была твоей женой, Найл.
– Я думал, – он вздохнул, – что они были также и твоими друзьями.
– Конечно, они мне нравились, но ведь они постоянно вторгались в наш брак, используя твое гостеприимство, как ненасытные пиявки. А ты не замечал, как они тебя используют, объедают и тебя же за это еще и презирают.
– Это не правда! – прошептал Найл.
– Нет, это правда, – настаивала Лисетт. – Слышал бы ты, что они говорили, угощаясь твоим виски, твоей едой и твоими сигаретами, как они смеялись за твоей спиной.
– Лисетт, прекрати!
Найл закрыл уши.
– Даже еще хуже! – Она отняла руки от его ушей и посмотрела ему прямо в глаза. – У тебя было что-то вроде детской влюбленности в твоих гадких утят, ты был одержим заботой о них. Ты не обращал на меня внимания, как будто меня там и не было. Ты постоянно ходил, говорил, ел, рассказывал им о своих проблемах, пока даже им это не надоело до такой степени, что они свалили. Вспомни, даже Мэтти переехал в Ричмонд, ничего не сказав тебе, не так ли? Наверное, боялся, что ты завалишься в гости с пивом и закуской.
Найл не мог ни двигаться, ни говорить. Его глаза, большие, черные, измученные, излучали боль и смотрели на жену в немом страдании.
Он знал, какой мстительной она может быть, но похоже, Лисетт говорит правду. А он-то считал, что любит жену, почти боготворит ее; а она все это время чувствовала себя одинокой и забытой, пока он распылял себя по пустякам.
Найл потер лоб. Неудивительно, что она не хотела от него ребенка. От отчаяния он закрыл глаза.
– Найл, я понимаю, что говорю ужасные вещи. – В голосе Лисетт снова появилась эта завораживающая доброта. – Но ты должен понять, что я любила и все еще люблю тебя, но я не могла делить тебя с кем-либо.
Ее ладонь, теплая, мягкая и сухая, прикоснулась к его щеке. Былое очарование снова начало действовать на Найла. Лисетт всегда оказывала на него такой эффект, могла заставить его почувствовать себя мучительно неправым, полностью признательным ее безмерной мудрости. Он почувствовал, как у него в животе забурлило от болезненного, неуправляемого желания.
Не в состоянии совладать с собой, Найл наклонился и поцеловал жену. Когда он почувствовал мягкость губ, открывавшихся, как созревший бутон от его прикосновения, он ожидал, что сейчас его захлестнет фейерверк желания и его сердце сожмется от наслаждения. Однако Найл лишь почувствовал аромат сигарет и сахарный привкус таблетки, которую она выпила.
Он притянул жену к себе и почувствовал ее теплое, стройное тело. Найл ждал с содроганием, когда буря страсти поглотит его, но ничего не случилось.
Когда он отодвинулся от нее, Лисетт смотрела на мужа с кошачьим выражением лица, оно появлялось у нее всегда, когда она была возбуждена: глаза полуприкрыты, испачканные тушью щеки горят. Когда-то это сводило его с ума. Теперь Найл лишь подумал, как жена исхудала.
Он почувствовал, как огромная волна жалости уносит прочь чувство вины.
– Что мы решили, Лисси?
Найл не называл ее так с момента их новой встречи. Сейчас это слово повисло в воздухе как нелепая ложь, которая мучила его.
– Я возвращаюсь, Найл. – Лисетт прижалась к нему, гладя его грудь под рубашкой, желая, чтобы ее снова поцеловали. – Мы нужны друг другу.
Найл вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
– Дерьмо, я ужасно выгляжу, – выругалась она, пытаясь стереть тушь со щеки, но та присохла.
С яростью захлопнув пудреницу, Лисетт упала на стул и раздраженно вздохнула.
– Что стоишь?
Она посмотрела на него. Найл сел рядом с женой и взял ее руку в свои.
– Лисетт, помнишь, что ты сказала перед тем, как заснуть? О нас. Я не знаю, смогу ли…
– Я действительно так считаю! – голос Лисетт поднялся до крика. – Видит бог, я говорила чистую правду!
– Лисетт, ты не… любишь меня, – Найл тихо вздохнул.
Он посмотрел на часы. Почти полдень. Тэш, наверное, уже закончила выступление.
– Откуда тебе знать? Ты не я! – ответила Лисетт почти истерично, ее самообладание пропало.
Она сжала его пальцы так сильно, что они покраснели; ее глаза забегали.
– Найл, ты нужен мне.
Чтобы пережить разрыв с Кольтом. Это звучало так фальшиво, как в одной из тех приторных сентиментальных мыльных опер, в которых она снималась первое время в Штатах. Найл с трудом сдержал смех.
– Лисетт, боюсь, я не смогу тебе помочь, – прошептал он. – Я пытался объяснить…
– И я тебе ответила, – прорычала Лисетт. – Боже, сколько раз повторять? Эта дура ничего к тебе не чувствует. Я видела ее с Хуго Бошомпом прошлой ночью в саду. Ох, как он ее тискал. Тэш увлечена им, дорогой, просто сходит по Хуго с ума. Все это знают. Спроси хоть у Салли.
Боль пронзила сердце Найла как острый нож, но он лишь молча посмотрел на хищное, злое лицо жены, перекошенное ненавистью и решимостью.
Характерно, что именно в этот момент она решила сменить тактику.
Это был план, который Лисетт разработала за долгие часы хождения по комнате, переключаясь с пугающей быстротой с горького, дикого отчаяния на убийственную безмятежность. Внезапно ее лицо изменило выражение: маска злобы превратилась в абсолютное сострадание.
– Тэш понятия не имеет о твоих чувствах, ты ведь это понимаешь? – мягко спросила она. – Эта девушка еще ребенок.
Найл резко взглянул на жену.
– Она не ребенок!
– Найл, по сравнению с тобой она еще ребенок. – Лисетт с мудростью в лице посмотрела на него. – Когда она еще писалась в пеленки, ты отчаянно пытался потерять свою девственность с кем-нибудь из дублинских потаскух.
– Вряд ли! – Найл был слишком утомлен для вычислений в уме, но считал это маловероятным. – В любом случае, как я тебе говорил раньше, между нами ничего не было. Боже, мы даже не целовались!
– Найл. – Лисетт положила свою ладонь на его руку, в ее голосе звучала почти завораживающая доброта. – Знаешь, что сводило меня с ума, когда мы были вместе? Это твоя страсть к…
Удивленный Найл уже открыл свой рот, чтобы возразить, что никогда не изменял жене.
– Нет, дай мне закончить, пожалуйста?
В глазах Лисетт стояли слезы. Найл снова закрыл рот.
– Я не говорю, что ты был мне неверен… Я не сомневаюсь в этом, но все эти гадкие утята, постоянно шатающиеся по дому, когда мне хотелось остаться вдвоем. То актер, которого бросила девушка, то труппа нищих танцоров, то твой бедный дядюшка из Коннемара, который проиграл свою последнюю бутылку виски. Мне, в конце концов, приходилось записываться на прием, чтобы побыть наедине с тобой.
Найл повесил голову и посмотрел на маленький портрет Софии, который висел на дальней стене. Часы притягивали его взгляд как магнит. Состязание почти наверняка уже закончилось. Ради бога, пусть с Тэш все будет хорошо.
– Это были мои друзья, Лисетт.
– А я была твоей женой, Найл.
– Я думал, – он вздохнул, – что они были также и твоими друзьями.
– Конечно, они мне нравились, но ведь они постоянно вторгались в наш брак, используя твое гостеприимство, как ненасытные пиявки. А ты не замечал, как они тебя используют, объедают и тебя же за это еще и презирают.
– Это не правда! – прошептал Найл.
– Нет, это правда, – настаивала Лисетт. – Слышал бы ты, что они говорили, угощаясь твоим виски, твоей едой и твоими сигаретами, как они смеялись за твоей спиной.
– Лисетт, прекрати!
Найл закрыл уши.
– Даже еще хуже! – Она отняла руки от его ушей и посмотрела ему прямо в глаза. – У тебя было что-то вроде детской влюбленности в твоих гадких утят, ты был одержим заботой о них. Ты не обращал на меня внимания, как будто меня там и не было. Ты постоянно ходил, говорил, ел, рассказывал им о своих проблемах, пока даже им это не надоело до такой степени, что они свалили. Вспомни, даже Мэтти переехал в Ричмонд, ничего не сказав тебе, не так ли? Наверное, боялся, что ты завалишься в гости с пивом и закуской.
Найл не мог ни двигаться, ни говорить. Его глаза, большие, черные, измученные, излучали боль и смотрели на жену в немом страдании.
Он знал, какой мстительной она может быть, но похоже, Лисетт говорит правду. А он-то считал, что любит жену, почти боготворит ее; а она все это время чувствовала себя одинокой и забытой, пока он распылял себя по пустякам.
Найл потер лоб. Неудивительно, что она не хотела от него ребенка. От отчаяния он закрыл глаза.
– Найл, я понимаю, что говорю ужасные вещи. – В голосе Лисетт снова появилась эта завораживающая доброта. – Но ты должен понять, что я любила и все еще люблю тебя, но я не могла делить тебя с кем-либо.
Ее ладонь, теплая, мягкая и сухая, прикоснулась к его щеке. Былое очарование снова начало действовать на Найла. Лисетт всегда оказывала на него такой эффект, могла заставить его почувствовать себя мучительно неправым, полностью признательным ее безмерной мудрости. Он почувствовал, как у него в животе забурлило от болезненного, неуправляемого желания.
Не в состоянии совладать с собой, Найл наклонился и поцеловал жену. Когда он почувствовал мягкость губ, открывавшихся, как созревший бутон от его прикосновения, он ожидал, что сейчас его захлестнет фейерверк желания и его сердце сожмется от наслаждения. Однако Найл лишь почувствовал аромат сигарет и сахарный привкус таблетки, которую она выпила.
Он притянул жену к себе и почувствовал ее теплое, стройное тело. Найл ждал с содроганием, когда буря страсти поглотит его, но ничего не случилось.
Когда он отодвинулся от нее, Лисетт смотрела на мужа с кошачьим выражением лица, оно появлялось у нее всегда, когда она была возбуждена: глаза полуприкрыты, испачканные тушью щеки горят. Когда-то это сводило его с ума. Теперь Найл лишь подумал, как жена исхудала.
Он почувствовал, как огромная волна жалости уносит прочь чувство вины.
– Что мы решили, Лисси?
Найл не называл ее так с момента их новой встречи. Сейчас это слово повисло в воздухе как нелепая ложь, которая мучила его.
– Я возвращаюсь, Найл. – Лисетт прижалась к нему, гладя его грудь под рубашкой, желая, чтобы ее снова поцеловали. – Мы нужны друг другу.
Найл вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144