Джеральдина все еще стояла у лестницы, продолжая бороться со слезами.
– И что им сказать, если они придут? – осведомилась она.
– Правду. Что я пришел и ушел.
– Может, меня здесь не будет. Да. Скорее всего, я уйду. – У него не было ни времени, ни желания обсуждать эту идею.
– Верь мне, – все, что он мог сказать. – Я не больше тебя понимаю, что происходит.
– Может быть, тебе сходить к доктору? – ее голос смягчился. – Ты, похоже, заболел.
Он остановился посреди лестницы.
– Брендан говорил, что...
– Не впутывай в это отца.
– Нет, послушай. Он говорил мне о том, что он видел... что ему казалось.
– Не хочу слушать.
– Он сказал, что у вас в саду убили какую-то женщину. Что он видел какого-то монстра, – она улыбнулась абсурдности этого.
У Кэла внутри все сжалось. Он снова подумал: «Я знаю, что это правда».
– Может, и у меня галлюцинации?
– Он просто выдумал. Это его ирландская кровь.
– А ты, Кэл? Ты тоже выдумываешь?
– Хотел бы я, чтобы это было так.
– О, Кэл...
Он подошел к ней и нежно погладил по голове.
– Если кто-нибудь тебя спросит...
– Я скажу правду. Что ничего не знаю.
– Спасибо.
Когда он уже подошел к двери, она окликнула его:
– Кэл?
– Что?
– Ты правда не любишь ту женщину? Лучше скажи мне правду.
Он открыл дверь. Дождь брызнул ему в лицо.
– Я не помню, – сказал он и направился к машине.
3
После получаса езды Сюзанна начала испытывать последствия бессонной ночи. Дорога впереди стала расплываться. Она знала, что скоро уснет прямо за рулем, и решила остановиться и выпить кофе.
В придорожном кафе было полно народу, чему она обрадовалась. Среди стольких людей легче затеряться. Боясь надолго оставить ковер, она взяла стакан кофе в автомате чтобы не стоять в очереди, купила бисквиты и шоколадку и вернулась в машину.
Она включила радио и принялась за скромный обед, вспоминая Джерихо, достающего ворованные продукты изо всех карманов. Где он сейчас? Она подняла за него тост, пожелав, чтобы он оказался в безопасности.
В восемь передавали новости. О ней ничего не сообщили. После выпуска началась легкая музыка, и она задремала, убаюканная бисквитами и джазом.
Проснулась она от стука в окно. Возле машины стоял полицейский.
– Пожалуйста, откройте, – сказал он. Кажется, он один. Может, ей попытаться уехать? Но прежде чем она успела принять решение, дверцу открыли снаружи.
– Выходите.
Она подчинилась. Перед ней стоял человек, силуэтом выделяющийся на фоне неоновых огней.
– Она, – сказал он, и тут же со всех сторон показались люди. Она пыталась пробудить менструм, но ее уже схватили за руки. Кто-то закатал ей рукав, и она почувствовала укол. Все вокруг поплыло, мир сошелся в узкий коридор, в конце которого стоял Хобарт. Она поплыла навстречу ему, держась руками за стены, и тут Хобарт превратился в чудовище, заполнившее все пространство торжествующим ревом.

VIII
Новыми глазами
Мерси в тот день несла свои мутно-коричневые воды быстрее обычного. Кэл прохаживался по берегу, глядя на бурлящую воду. Когда-то река в этом месте была полна спешащих кораблей. Теперь она опустела, вместе с доками и складами. Остался Зачарованный город, населенный призраками.
Он и сам чувствовал себя одним из них. Бестелесным пришельцем, холодным, как мертвец. Он попытался согреть руки в карманах и нащупал там какие-то мягкие предметы. Вытащив их, он стал разглядывать их при свете фонаря.
Они были похожи на засохшие сливы, но кожица была толще, как кожа старого башмака. Он не мог вспомнить, что это за фрукты. Откуда он их взял? Пахли они аппетитно, и это напомнило ему, что он не ел с утра.
Он поднес плод к губам и легко прокусил источившуюся кожуру. Запах не обманул: мякоть внутри обожгла ему горло, как коньяк. Не успев проглотить первый кусок, он откусил еще раз. Внезапно у него проснулся волчий аппетит, и он начал пожирать плоды один за другим, как будто не ел целую неделю.
Прервался он лишь тогда, когда заметил, что фонарь, под которым он стоял, склоняется к нему. Неужели он отравился? Недоеденный плод выпал из его рук, и он уже готов был засунуть пальцы в горло, чтобы заставить себя вытошнить остальное, когда его остановило еще более неожиданное ощущение.
Он рос, или ему так казалось?
Ногами он еще чувствовал бетон, но фонарь был теперь под ним. Река широко раскинулась вокруг в обе стороны, словно притягивая его к себе.
– Ты отравился, – сказала его рациональная часть. – Опьянел от этих фруктов.
Но он вовсе не чувствовал себя пьяным; он видел все чрезвычайно ясно, не только обычными глазами, но и откуда-то сверху, и еще с поверхности воды быстро уплывая по течению.
Точки обзора множились и соединялись, позволяя ему видеть все с разных сторон.
Он был уже не один. Он был самим собой, и сыном своего отца, и внуком деда, и ребенком, спрятанным во взрослом, и человеком, которому снится, что он птица.
Птица!
И тут он сразу вспомнил все – все чудеса, случившиеся с ним. Птица, двор, ковер, помет (да! да! он был птицей!), потом враги и друзья, Шэдвелл, Иммаколата, чудовища и Сюзанна, его прекрасная Сюзанна! Теперь он вспомнил и ее.
Все тайны памяти предстали перед ним в один краткий миг. И вместе с ними он впервые по-настоящему ощутил горечь потери того, кто научил его стихам, прочитанным в саду Ло. Его отец жил и умер, так и не узнав того, что теперь знал он.
Горе вернуло ему единственность, и он снова оказался в своем теле, чтобы в следующую минуту взмыть – на этот раз выше и выше, пока он не поднялся над всей Англией.
Луна под ним освещала несущиеся облака, и он полетел за ними, подхваченный тем же ветром. Внизу простирались пустые в этот час улицы и молчаливые холмы. И где-то внизу был ковер.
Он чувствовал его – не видел, но знал, где его искать, и не забыл этого, вернувшись в конце концов в свое тело.
Ковер находился к северо-востоку от города, и он двигался. Везла ли его Сюзанна? Нет, новообретенная интуиция говорила ему, что ковер и его Хранительница находятся в опасности.
При этой мысли он камнем упал обратно в себя, ощущая с облегчением плотность и жар своего тела. Воспарить мыслью приятно, но как в таком состоянии действовать?
В следующий момент он опять стоял на берегу, и река несла мимо свои темные воды, и облака, которые он только что видел внизу, проносились высоко над ним. Его губы были солеными, но это была не морская соль, а слезы потери отца, и, может быть, матери, и слезы воспоминания всего, что он так долго не вспоминал.
Он принес с высот новое знание: он был уверен теперь, что все, однажды забытое, можно вспомнить, а все потерянное – обрести вновь.
Все, происходящее в этом мире, и было одним вечным поиском.
Он посмотрел на северо-восток. Там ничего не было, но сердцем он чуял, что его цель – там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104