А господин чем дороже заплатит, тем лучше для него — чести больше. А в одноколке, как говорится, не то что газде, даже рыжему почет.
— Я, видишь ли, на днях собираюсь в дорогу — вздумалось от нечего делать поразвлечься. И... говорю... зайду, дескать, спрошу нашего Перу...
— Э, спасибо, ваше преподобие, спасибо. И я, как говорится, вас почитаю, а также и все домашние мои... никто иначе, как «наш отец преподобный», вас и не величает...
— Ну, и сколько же ты просишь?
— Да как сказал — шестнадцать сребров.
— Восемь, Петр?
— Маловато, ваше преподобие, сейчас не лето.
— Прояснится! Обязательно прояснится! Лягушонок мой предсказывает, что погода изменится, изменится к лучшему.
— Какой там лягушонок, ваше преподобие! Что это вы такое говорите? Пускай хоть сто лягушат — и не то что квакают, а письменно подтвердят,— все равно не поверю. Что вы лягушонка с живой душой равняете? Лить будет еще целую неделю. Чувствую по себе, и лучше всякого лягушонка! (Пера Тоцилов за незаконную порубку в казенном лесу получил в одно место порцию мелкой дроби с солью и с тех пор предсказывал погоду лучше и точнее самого Столетнего календаря.)
— Говорю тебе, разгуляется,— уверяет отец Спира.
— Да бросьте вы мне мозги солить, ваше преподобие,
и без того меня основательно посолили, потому так и говорю. Провалиться мне на месте, если не угадал! Еще мой покойный отец (царство ему небесное!) говаривал: «Сынок Пера, коли дождь с утра заладил, пробьет он и овчинный тулуп». И это как бог свят! Это уж я хорошо знаю. Долго еще не разгуляется, ваше преподобие! Значит, четырнадцать сребров, и завтра на заре, с божьей помощью, тронемся. . — Слишком размахнулся, Пера, будто ты один на селе.
— Да, ваше преподобие, так оно вроде и выходит! Кому нужна крытая повозка — пускай поищет... Потому что все, какие есть в селе крытые телеги, сейчас в разъезде.
«Все этому чертову мужику известно. Вот беда!» — думает отец Спира и продолжает:
— Восемь, восемь, Петр. За глаза довольно с тебя! Ну хорошо: если подвернется оказия, можешь прихватить еще кого-нибудь.
«Почему бы и нет!» — ухмыльнулся про себя Пера Тоцилов, а вслух сказал:
— Четырнадцать, ваше преподобие... Ну ладно — двенадцать, и возьму еще одного седока, чтобы выручить свои шестнадцать сребров. Может, вы кого подыщете, тогда повезу вас не за восемь, а за шесть!
Задумался преподобный отец и после долгого раздумья, колебаний и торговли наконец согласился. Уступил и Пера,— сошлись на десяти сребрах.
— Ладно! — сказал поп Спира.— Десять так десять,— но уж за эти десять погоняй как надо.
— Не беспокойтесь,— как паровоз!
Спустя час к отцу Спире прибежал Аркадий и застал преподобного уже дома.
— Что хорошего, Аркадий?
— Все в порядке! Разузнал! Господин Чира подрядил на завтра Перу этого, Тоцилова, утром выедут.
— Вот те и на! И я его подрядил! Ну, пойдет теперь потеха!
— Так, значит, вы вместе едете! Как по заказу! Вот здорово! Как нельзя лучше!
— Что ты тут «здорового» нашел? Как раз и плохо!
— Как раз и хорошо! «Ну, слава богу,— радуется про себя Аркадий,— славно удалась моя затея!» И уже громко добавляет: — Вот именно, здорово получилось!
— Почему?
— А потому, что сейчас вам легко будет добраться до зуба!
— Э, а как?
— Да вот как, я все обдумал... Если тронетесь завтра на заре, приедете в Темишвар к вечеру, и тогда никакой надежды не будет. Вот вы и отправляйтесь не утром, а в полдень, тогда вам придется заночевать в Ченее у отца Бури, как его крестьяне прозвали,— у вашего общего с отцом Чирой приятеля... А я скажу Тоцилову, чтоб нашел отговорку и не запрягал на заре; отец Спира, скажу, сможет выехать только после обеда.
— Ну, хорошо, но все же я не понимаю... Дальше-то что?
— Так... А теперь скажите, пожалуйста, этот отец Буря с кем больше дружит, с вами или с отцом Чирой?
— Буря? Со мной, конечно! Задушевные приятели мы с ним, и с каких пор! С первого класса! Еще ребятами «вертеп» носили; я изображал царя Бальтазара, а он Перу из села Старого Кера. Самый озорной из всей школы! Приятель мой, и еще какой!..
— Вот это нам и на руку! Коли так, вы можете ему свободно открыться, а открывшись,— постарайтесь, чтобы он вам помог добраться до зуба. Знаете, как случается в дороге... время осеннее, сырость, мрак... человек продрогнет... Ну, за ужином беседа, винцо!.. Да вы уж меня понимаете... Может быть... удобно...
— Но как, каким образом? Он ведь, говорят, бережет этот зуб как зеницу ока, то и дело щупает, на месте ли. Ну, допустим, доберусь я, а он вдруг хватится, тогда что, а?
— Не беспокойтесь, средство мы найдем! Я обо всем позаботился. Вот вам сверточек. Когда зуб возьмете, вы чин чином на то же место подсунете вот это,— говорит Аркадий, протягивая крошечный узелок.— Небось по дороге не станет развязывать.
Отец Спира взял узелок, а когда развязал его, разразился хохотом.
— «Се день, его же сотвори господь!..» Аркадий, че-ловече, ты еси паки и паки мой избавитель! Ну, если сейчас выпутаюсь, не забуду тебя во веки веков. Ей-ей, Аркадий,— говорит отец Спира, подняв с довольным видом брови,— ты, ты... форменный мошенник! — И похлопал его ласково по плечу.
— Хе-хе! — сконфуженно рассмеялся Аркадий.
— Но как только, черт побери, пришло тебе это в голову? Ведь и в школе ты никакой не учился.
— Хе,— говорит Аркадий и потирает руки этак смиренно, совсем как поп, и втягивает застенчиво шею,— учился я, отче, как мог... Учился, да еще как учился! Окончил я, отче, ту самую тринадцатую школу! — гордо заканчивает Аркадий.— А кроме того, все мы, Продувные, на этот счет мастера; а наша семья, если вам знать угодно, носит прозвище Продувные.
— А ведь зря говорят,— восклицает радостно поп Спира,— «что без попа и вода не освятится»! Если никто другой этого не сделал, так я исправлю. Отныне пускай говорят, «что без пономаря и вода не освятится». А, ладно я говорю? — как сказал бы наш сторож Нича. Что верно, то верно! Правильно заметили наши старики: «Свой своему поневоле брат!»
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
в которой описано осеннее путешествие, а также сценка в корчме. В первой половине главы — развлечение, а во второй — поучение; иными словами, в назидание многим читателям нарисована ужасная картина отравленного алкоголем организма
Итак, в среду, около десяти часов утра, в то самое время, когда господин нотариус шел на службу, из распахнутых настежь ворот Перы Тоцилова выехала запряженная повозка с добротным верхом, под которым сидел сам Пера. Согнувшись и вытянув шею, он отдавал распоряжения стоявшим во дворе домочадцам, потом перекрестился, обругал грязь и дождь (а дождь лил так усердно, словно, молясь о нем по крайней мере неделю, служили попы и ходили до долы), хлестнул по лошадям и покатил прямо в попову улицу, к дому отца Спиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Я, видишь ли, на днях собираюсь в дорогу — вздумалось от нечего делать поразвлечься. И... говорю... зайду, дескать, спрошу нашего Перу...
— Э, спасибо, ваше преподобие, спасибо. И я, как говорится, вас почитаю, а также и все домашние мои... никто иначе, как «наш отец преподобный», вас и не величает...
— Ну, и сколько же ты просишь?
— Да как сказал — шестнадцать сребров.
— Восемь, Петр?
— Маловато, ваше преподобие, сейчас не лето.
— Прояснится! Обязательно прояснится! Лягушонок мой предсказывает, что погода изменится, изменится к лучшему.
— Какой там лягушонок, ваше преподобие! Что это вы такое говорите? Пускай хоть сто лягушат — и не то что квакают, а письменно подтвердят,— все равно не поверю. Что вы лягушонка с живой душой равняете? Лить будет еще целую неделю. Чувствую по себе, и лучше всякого лягушонка! (Пера Тоцилов за незаконную порубку в казенном лесу получил в одно место порцию мелкой дроби с солью и с тех пор предсказывал погоду лучше и точнее самого Столетнего календаря.)
— Говорю тебе, разгуляется,— уверяет отец Спира.
— Да бросьте вы мне мозги солить, ваше преподобие,
и без того меня основательно посолили, потому так и говорю. Провалиться мне на месте, если не угадал! Еще мой покойный отец (царство ему небесное!) говаривал: «Сынок Пера, коли дождь с утра заладил, пробьет он и овчинный тулуп». И это как бог свят! Это уж я хорошо знаю. Долго еще не разгуляется, ваше преподобие! Значит, четырнадцать сребров, и завтра на заре, с божьей помощью, тронемся. . — Слишком размахнулся, Пера, будто ты один на селе.
— Да, ваше преподобие, так оно вроде и выходит! Кому нужна крытая повозка — пускай поищет... Потому что все, какие есть в селе крытые телеги, сейчас в разъезде.
«Все этому чертову мужику известно. Вот беда!» — думает отец Спира и продолжает:
— Восемь, восемь, Петр. За глаза довольно с тебя! Ну хорошо: если подвернется оказия, можешь прихватить еще кого-нибудь.
«Почему бы и нет!» — ухмыльнулся про себя Пера Тоцилов, а вслух сказал:
— Четырнадцать, ваше преподобие... Ну ладно — двенадцать, и возьму еще одного седока, чтобы выручить свои шестнадцать сребров. Может, вы кого подыщете, тогда повезу вас не за восемь, а за шесть!
Задумался преподобный отец и после долгого раздумья, колебаний и торговли наконец согласился. Уступил и Пера,— сошлись на десяти сребрах.
— Ладно! — сказал поп Спира.— Десять так десять,— но уж за эти десять погоняй как надо.
— Не беспокойтесь,— как паровоз!
Спустя час к отцу Спире прибежал Аркадий и застал преподобного уже дома.
— Что хорошего, Аркадий?
— Все в порядке! Разузнал! Господин Чира подрядил на завтра Перу этого, Тоцилова, утром выедут.
— Вот те и на! И я его подрядил! Ну, пойдет теперь потеха!
— Так, значит, вы вместе едете! Как по заказу! Вот здорово! Как нельзя лучше!
— Что ты тут «здорового» нашел? Как раз и плохо!
— Как раз и хорошо! «Ну, слава богу,— радуется про себя Аркадий,— славно удалась моя затея!» И уже громко добавляет: — Вот именно, здорово получилось!
— Почему?
— А потому, что сейчас вам легко будет добраться до зуба!
— Э, а как?
— Да вот как, я все обдумал... Если тронетесь завтра на заре, приедете в Темишвар к вечеру, и тогда никакой надежды не будет. Вот вы и отправляйтесь не утром, а в полдень, тогда вам придется заночевать в Ченее у отца Бури, как его крестьяне прозвали,— у вашего общего с отцом Чирой приятеля... А я скажу Тоцилову, чтоб нашел отговорку и не запрягал на заре; отец Спира, скажу, сможет выехать только после обеда.
— Ну, хорошо, но все же я не понимаю... Дальше-то что?
— Так... А теперь скажите, пожалуйста, этот отец Буря с кем больше дружит, с вами или с отцом Чирой?
— Буря? Со мной, конечно! Задушевные приятели мы с ним, и с каких пор! С первого класса! Еще ребятами «вертеп» носили; я изображал царя Бальтазара, а он Перу из села Старого Кера. Самый озорной из всей школы! Приятель мой, и еще какой!..
— Вот это нам и на руку! Коли так, вы можете ему свободно открыться, а открывшись,— постарайтесь, чтобы он вам помог добраться до зуба. Знаете, как случается в дороге... время осеннее, сырость, мрак... человек продрогнет... Ну, за ужином беседа, винцо!.. Да вы уж меня понимаете... Может быть... удобно...
— Но как, каким образом? Он ведь, говорят, бережет этот зуб как зеницу ока, то и дело щупает, на месте ли. Ну, допустим, доберусь я, а он вдруг хватится, тогда что, а?
— Не беспокойтесь, средство мы найдем! Я обо всем позаботился. Вот вам сверточек. Когда зуб возьмете, вы чин чином на то же место подсунете вот это,— говорит Аркадий, протягивая крошечный узелок.— Небось по дороге не станет развязывать.
Отец Спира взял узелок, а когда развязал его, разразился хохотом.
— «Се день, его же сотвори господь!..» Аркадий, че-ловече, ты еси паки и паки мой избавитель! Ну, если сейчас выпутаюсь, не забуду тебя во веки веков. Ей-ей, Аркадий,— говорит отец Спира, подняв с довольным видом брови,— ты, ты... форменный мошенник! — И похлопал его ласково по плечу.
— Хе-хе! — сконфуженно рассмеялся Аркадий.
— Но как только, черт побери, пришло тебе это в голову? Ведь и в школе ты никакой не учился.
— Хе,— говорит Аркадий и потирает руки этак смиренно, совсем как поп, и втягивает застенчиво шею,— учился я, отче, как мог... Учился, да еще как учился! Окончил я, отче, ту самую тринадцатую школу! — гордо заканчивает Аркадий.— А кроме того, все мы, Продувные, на этот счет мастера; а наша семья, если вам знать угодно, носит прозвище Продувные.
— А ведь зря говорят,— восклицает радостно поп Спира,— «что без попа и вода не освятится»! Если никто другой этого не сделал, так я исправлю. Отныне пускай говорят, «что без пономаря и вода не освятится». А, ладно я говорю? — как сказал бы наш сторож Нича. Что верно, то верно! Правильно заметили наши старики: «Свой своему поневоле брат!»
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
в которой описано осеннее путешествие, а также сценка в корчме. В первой половине главы — развлечение, а во второй — поучение; иными словами, в назидание многим читателям нарисована ужасная картина отравленного алкоголем организма
Итак, в среду, около десяти часов утра, в то самое время, когда господин нотариус шел на службу, из распахнутых настежь ворот Перы Тоцилова выехала запряженная повозка с добротным верхом, под которым сидел сам Пера. Согнувшись и вытянув шею, он отдавал распоряжения стоявшим во дворе домочадцам, потом перекрестился, обругал грязь и дождь (а дождь лил так усердно, словно, молясь о нем по крайней мере неделю, служили попы и ходили до долы), хлестнул по лошадям и покатил прямо в попову улицу, к дому отца Спиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78