К ночи в том конце села, где продают из-под полы табак и где не считается грехом изувечить или даже убить податного инспектора, там, где в первую очередь разыскивают и чаще всего находят украденные в селе вещи,— в этом вот конце передавались в тот день вечером уже невероятные истерии, даже сущие басни, притом с мельчайшими подробностями. Поэтому автору приходится ограничиться сообщениями вышеупомянутых дам, а все прочие, принесенные с сельской околицы, только отметить, ибо самым достоверным источником сведений о данном происшествии является пономарь Аркадий; источник же этот весьма скуден и преждевременно выдал бы автора. Он (то есть Аркадий) стоял у дверей и слушал, пока попы ссорились в комнате, но как только дело у них дошло до драки, он убежал на колокольню, дабы не очутиться в щекотливом положении свидетеля. Фама кружилась по селу со всеми своими прикрасами — ядреная, грузная фама, тучная фама, тучнее, чем обе попадьи, взятые вместе.
Потому-то и докатилась эта весть до окраины села в таком преувеличенном виде. Там рассказывали, будто преподобные отцы подрались еще в Темишваре, но их быстро разняли, и они якобы затаили злобу, поняв, что на чужих людях у них нет такой свободы действий, как в своем селе. Поэтому, едва приехав домой, попы схватились на следующий же день. Отправляясь на свидание, тот и другой якобы запрятали под рясу по бруску, чтобы объясниться как следует, по старинке, как полагается мужчинам. Слово за слово,— продолжал свой рассказ Рада Чилашев,— и, право слово, дело дошло до крайности. Поп Спира как-то избежал удара, выбив у попа Чиры из рук брусок, но хватил его так неудачно, что свернул ему нижнюю челюсть на спину так, что цирюльник Софра лишь с большим трудом вправил ему челюсть на прежнее место. Ну а зубы — поминай как звали! Поп Чира поклялся, что если останется жив, то не успокоится до тех пор, пока не снимет у попа Спиры усы и бороду, чтобы того нельзя было отличить от католического священника! Два ланаца лучшей своей земли пускает в продажу и даже стряпчего нашел,— будет вести процесс, пока хватит казны и земли. И говорят, будто ему уже передали от владыки, чтобы не беспокоился: отберет, дескать, у попа Спиры столько кварталов с прихожанами, сколько не хватает во рту у попа Чиры зубов.
А что во всем этом правда и что неправда, читатель узнает из последующих глав, которые будут короче предыдущих, но не менее любопытны.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
которая убедит читателя в правильности старой пословицы, гласящей: «Нет дыма без огня»; другими словами, вокруг чего ведется столько разговоров, там обязательно какой-то дьявол сидит. Кроме того, читатель узнает, что происходило в обоих поповских домах после этого происшествия
«Всякое диво три дня в диковинку»,— говорит пословица; так случилось и с этим происшествием. Посудачили в селе два-три дня и успокоились, продолжая, разумеется, жаждать свежих новостей. Известие, что поп Чира в ссоре с попом Спирой, приняли к сведению и стали относиться к нему как к старой и привычной вещи. Но село как село: всяк свой хлеб жует, а чужой беде лишь счет ведет. Не так обстояло дело у попов. Они этого правила в расчет не приняли и только еще начинали настоящую войну. На другой же день отец Чира посоветовался со своими приятелями, что ему следует предпринять. Все сошлись на том, что нужно пожаловаться на отца Спиру, и не благочинному или еще кому-нибудь, а самому его преосвященству владыке.
И он сел и написал жалобу.
Не станем приводить ее полностью, а изложим лишь некоторые места. В жалобе отец Чира прежде всего говорит о самом себе, напоминает о тридцати годах безупречной службы алтарю и церкви, о тридцати годах тяжелого апостольства в вертограде господнем, где он насаждал и растил в сердцах вверенной ему паствы всяческие добродетели; перечисляет, сколько «супружески, но не венчанно живших» он убедил принять святое таинство брака, сколько швабок и мадьярок спас от еретических заблуждений, привел (вместе с их невинными детками) в лоно православия и обвенчал с православными сербами; называет ряд
проповедей, истребивших буйный куколь и бурьян и развеявших плевелы греха и дурных навыков среди прихожан...
И только потом переходит к описанию столкновения с отцом Спирой и нанесенного последним ему, попу Чире, оскорбления. Он указывает в обвинении, что вещественное доказательство, относящееся к столкновению и его последствиям, хранится у него и будет представлено на суде. Жалоба была сочинена самим отцом Чирой и собственноручно каллиграфически переписана. Прежде чем приступить к переписке начисто, он выпроводил из дому на целый день всех домочадцев, чтобы не мешали, затем переписал жалобу и отправил на почту.
После того как жалоба была отослана, между попами разверзлась бездонная пропасть. С тех пор не было случая, чтобы они оказывались вместе. Когда один правил службу, другой в церковь и не заглядывал, ни он, ни его семья. А так как большие господа не любят торопиться, то не спешили они и с этой жалобой. Лежала она довольно долго без всякого движения, а за это время охлаждение и ненависть между попами росли и все больше бросались каждому в глаза. Если, к примеру, умирал какой-нибудь богач, и семья выражала желание, чтобы по нему звонили все колокола и отпевали его оба попа, то выполнялась только первая половина желания, ибо вместе попы служить не хотели и второго попа приходилось звать из соседнего села.
— А как вели себя их домочадцы — попадьи, поповны? Что делали Пера и Шаца? — спросят любознательные читатели.
Господин Пера на второй-третий день после своего приезда в село был сбит с толку, да так и не сумел как следует разобраться что к чему. Он ко всем относился сначала одинаково. Милы были ему и Юла и Меланья, хорош отец Чира, до злосчастного происшествия хорош был и поп Спира. Понравилась ему Юла, очень понравилась, нашлось бы за что ее полюбить. Ее здоровье, буйные русые волосы, румяные, точно нежнейшие персики, щеки (и позже, когда бы его ни угощали у отца Чиры персиками, он тотчас вспоминал розовые щечки Юлы) и кроткий, наивно-детский взгляд — все нравилось ему, и не раз он задумывался над тем, как было бы чудесно, будь все это у Меланьи, которую он, конечно, очень любил. Так чувствовал и думал господин Пера до этого рокового события. Но теперь как честный человек он перешел окончательно на сторону отца Чиры и почти открыто осуждал отца Спиру. И не удивительно. Ведь в доме отца Чиры его уже звали просто Перой или сынком, а он величал их — отец, мать — родители. Пера объяснился с Меланьей, да и она призналась ему сначала в симпатии, а потом в любви, и оба они открылись родителям и даже негласно, украдкой, обменялись кольцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Потому-то и докатилась эта весть до окраины села в таком преувеличенном виде. Там рассказывали, будто преподобные отцы подрались еще в Темишваре, но их быстро разняли, и они якобы затаили злобу, поняв, что на чужих людях у них нет такой свободы действий, как в своем селе. Поэтому, едва приехав домой, попы схватились на следующий же день. Отправляясь на свидание, тот и другой якобы запрятали под рясу по бруску, чтобы объясниться как следует, по старинке, как полагается мужчинам. Слово за слово,— продолжал свой рассказ Рада Чилашев,— и, право слово, дело дошло до крайности. Поп Спира как-то избежал удара, выбив у попа Чиры из рук брусок, но хватил его так неудачно, что свернул ему нижнюю челюсть на спину так, что цирюльник Софра лишь с большим трудом вправил ему челюсть на прежнее место. Ну а зубы — поминай как звали! Поп Чира поклялся, что если останется жив, то не успокоится до тех пор, пока не снимет у попа Спиры усы и бороду, чтобы того нельзя было отличить от католического священника! Два ланаца лучшей своей земли пускает в продажу и даже стряпчего нашел,— будет вести процесс, пока хватит казны и земли. И говорят, будто ему уже передали от владыки, чтобы не беспокоился: отберет, дескать, у попа Спиры столько кварталов с прихожанами, сколько не хватает во рту у попа Чиры зубов.
А что во всем этом правда и что неправда, читатель узнает из последующих глав, которые будут короче предыдущих, но не менее любопытны.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
которая убедит читателя в правильности старой пословицы, гласящей: «Нет дыма без огня»; другими словами, вокруг чего ведется столько разговоров, там обязательно какой-то дьявол сидит. Кроме того, читатель узнает, что происходило в обоих поповских домах после этого происшествия
«Всякое диво три дня в диковинку»,— говорит пословица; так случилось и с этим происшествием. Посудачили в селе два-три дня и успокоились, продолжая, разумеется, жаждать свежих новостей. Известие, что поп Чира в ссоре с попом Спирой, приняли к сведению и стали относиться к нему как к старой и привычной вещи. Но село как село: всяк свой хлеб жует, а чужой беде лишь счет ведет. Не так обстояло дело у попов. Они этого правила в расчет не приняли и только еще начинали настоящую войну. На другой же день отец Чира посоветовался со своими приятелями, что ему следует предпринять. Все сошлись на том, что нужно пожаловаться на отца Спиру, и не благочинному или еще кому-нибудь, а самому его преосвященству владыке.
И он сел и написал жалобу.
Не станем приводить ее полностью, а изложим лишь некоторые места. В жалобе отец Чира прежде всего говорит о самом себе, напоминает о тридцати годах безупречной службы алтарю и церкви, о тридцати годах тяжелого апостольства в вертограде господнем, где он насаждал и растил в сердцах вверенной ему паствы всяческие добродетели; перечисляет, сколько «супружески, но не венчанно живших» он убедил принять святое таинство брака, сколько швабок и мадьярок спас от еретических заблуждений, привел (вместе с их невинными детками) в лоно православия и обвенчал с православными сербами; называет ряд
проповедей, истребивших буйный куколь и бурьян и развеявших плевелы греха и дурных навыков среди прихожан...
И только потом переходит к описанию столкновения с отцом Спирой и нанесенного последним ему, попу Чире, оскорбления. Он указывает в обвинении, что вещественное доказательство, относящееся к столкновению и его последствиям, хранится у него и будет представлено на суде. Жалоба была сочинена самим отцом Чирой и собственноручно каллиграфически переписана. Прежде чем приступить к переписке начисто, он выпроводил из дому на целый день всех домочадцев, чтобы не мешали, затем переписал жалобу и отправил на почту.
После того как жалоба была отослана, между попами разверзлась бездонная пропасть. С тех пор не было случая, чтобы они оказывались вместе. Когда один правил службу, другой в церковь и не заглядывал, ни он, ни его семья. А так как большие господа не любят торопиться, то не спешили они и с этой жалобой. Лежала она довольно долго без всякого движения, а за это время охлаждение и ненависть между попами росли и все больше бросались каждому в глаза. Если, к примеру, умирал какой-нибудь богач, и семья выражала желание, чтобы по нему звонили все колокола и отпевали его оба попа, то выполнялась только первая половина желания, ибо вместе попы служить не хотели и второго попа приходилось звать из соседнего села.
— А как вели себя их домочадцы — попадьи, поповны? Что делали Пера и Шаца? — спросят любознательные читатели.
Господин Пера на второй-третий день после своего приезда в село был сбит с толку, да так и не сумел как следует разобраться что к чему. Он ко всем относился сначала одинаково. Милы были ему и Юла и Меланья, хорош отец Чира, до злосчастного происшествия хорош был и поп Спира. Понравилась ему Юла, очень понравилась, нашлось бы за что ее полюбить. Ее здоровье, буйные русые волосы, румяные, точно нежнейшие персики, щеки (и позже, когда бы его ни угощали у отца Чиры персиками, он тотчас вспоминал розовые щечки Юлы) и кроткий, наивно-детский взгляд — все нравилось ему, и не раз он задумывался над тем, как было бы чудесно, будь все это у Меланьи, которую он, конечно, очень любил. Так чувствовал и думал господин Пера до этого рокового события. Но теперь как честный человек он перешел окончательно на сторону отца Чиры и почти открыто осуждал отца Спиру. И не удивительно. Ведь в доме отца Чиры его уже звали просто Перой или сынком, а он величал их — отец, мать — родители. Пера объяснился с Меланьей, да и она призналась ему сначала в симпатии, а потом в любви, и оба они открылись родителям и даже негласно, украдкой, обменялись кольцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78