— Хе, хе, я съел их, милостивица!
— Ах, перестаньте шутить, куда вы их спрятали?
— Да съел же, милостивица!
— Вот беда-то! Такую гору пончиков?!
1 Господин (лат).
— Хе-хе, получающий из рук ваших не значит довольно!
Хозяйка не проронила больше ни слова, но чего ему про себя пожелала, то от простого смертного, конечно, скрыто. Однако это нисколько не мешает ему (ни отцу Чире, ни отцу Спире) усесться вместе с прочими гостями за стол и отведывать все подряд,— не желает он, видимо, и здесь, как добрый пастырь, выделяться среди доверенной ему паствы. Он сидит, застыв недвижимо на своем месте, подобно каменному утесу или маяку на морском берегу, в то время как все вокруг колышется, будто волны бушующего моря. Все кругом него меняется за столом, неизменен только он один. Кто подымется и пойдет танцевать, кого уведут, а кто сам по себе, без посторонней помощи, свалится под стол. Вспомнят о нем и примутся искать, только когда жена, вдруг спохватившись, спросит: «Куда ж это девался мой супруг?» — и будет спрашивать до тех пор, пока не найдет его под столом. «Ох, обуза ты моя!» — охает супруга, вытаскивая его. А его преподобие знай себе сидит да посиживает. Разве что разок за сутки поднимется — дескать, проведать лошадей, посмотреть, куда торчат рожки молодого месяца и какая завтра будет погода,— да и опять усядется. И снова меняют тарелки, подают чистые чарки и холодное свеженацеженное вино. И так до утра, пока не принесут заправленную медом ракию. Вот тогда преподобный отец отправляется под шумок восвояси, боясь, как бы пьяные сваты из чрезмерного почтения не навязали ему в провожатые Совру с его волынкой.
А все венчавшиеся в селе отлично знали что к чему, понимали обязанности и задачи семейной жизни и ее конечную цель. И обоим попам с избытком хватало работы (а следовательно, и доходов) — крестить по селу новорожденных.
Редко выпадал день, чтобы к попу, тому или этому, не являлся пономарь Аркадий и не начинал примерно так:
— Отче... вас просят пожаловать... ждут вас на церковной паперти... окрестить новорожденного младенца мужеска пола Нецы Прекайца (Аркадий, как и отец Чира, терпеть не мог Вука с его реформами, из-за которых не отличишь человека от мужика).
1 В у к Стефанович Караджич (1787—1864) — выдающийся сербский филолог, реформатор сербского литературного языка и правописания на основе их сближения с живой народной речью.
Его преподобие отправляется в церковь крестить, а затем — в дом отца новорожденного, на званый обед. У ворот его встречает без шапки немного сконфуженный Неца, целует ему руку и бормочет: «Хе, известное дело, батюшка, люди мы грешные!» А когда, плотно пообедав, поп вернется домой, чего только не принесет он с собой! Тут и полотенца, и полотенички, и писаные торбы, и деньги. Подсчитывает поп деньги и улыбается в ус, считает да похваливает младенца — какой-де пригожий и крепкий христианин. А как радуется матушка попадья — бог ты мой! Так и ходит за попом, словно вчера только поженились, и думает про себя: «Не поменялась бы даже с самой вице-губернаторшей!»
Случалось, поп даже удивлялся слегка, ей-богу, когда приходил к нему вот этак пономарь Аркадий звать на крестины.
— О ком ты говоришь? — недоумевает иной раз поп. А пономарь, смиренно опустив голову, ухмыльнется и,
тихонько потирая руки, будто отмывая их от чего-то, скажет:
— Хе... хе... Да идите уж, батюшка, окрестите... этого... Вуи Ироша... мужеска пола... сыночка. Родился сыночек — что яблочко! Здоров ребеночек, как гром! Повитуха, фрау Цвечкенмаерка, говорит, что за всю жизнь не видывала такого здорового голосистого ребеночка. Тринадцать с половиною фунтов, говорит, весом, а орет, как бычок. Слыхать уже от самого винокурова дома! Просто чудо!
— Вот те и на! И впрямь чудо! Как же это вдруг? — удивляется поп.
— Да уж несколько дней тому назад родился,— успокаивает его Аркадий.
— Знаю, знаю, но все-таки... Когда это было? В январе... Гм! А сейчас у нас июль месяц. Хе-е-е! — покачивает поп головой.— Скажите пожалуйста! А-а-а! Черта бы им за повитуху! Ирош 1 он ирош и есть! Экие проказники!.. Ну ладно, ладно, что есть, то есть! Могло быть и хуже! — прощает своим овцам преподобный отец.
— Хе-хе... вражьи дети!.. Что поделаешь? Едят их мухи с комарами, хе-хе! — поддакивает Аркадий и подает ему услужливо и раболепно шляпу и трость, изготовленную по тому самому образцу, по которому изготовляются все протоиерейские трости — подарок пряничника Лексы с какой-то ярмарки, полученный лет двенадцать назад.
1 Франт, сельский волокита {венг.).
А случится в селе несчастье какое — ну, к примеру, умрет кто-нибудь,— то кому как, а их преподобиям опять благо. Богатый скончается — звонят по нем колокола, и оба попа священнодействуют; умрет бедняк — зовут, конечно, только одного. Придет поп, попоет немного сам, немного пономарь, немного школьники — все по очереди. Пока поют пономарь или школьники, преподобный отец размышляет про себя или беседует о состоянии и имуществе усопшего, о завещании и наследниках, о тяжбе и взносах в казну и обо всем, что связано с этими делами. После погребения пономарь унесет облачение и требник, а поп погасит свечку и завернет ее в поднесенный ему ситцевый или шелковый платок (подносят-то разные, но преподобный отец предпочитает шелковые) и здесь же, на кладбище, скупит у ребят, которые тоже участвовали в церемонии — несли крест, подсвечники, хоругви,— платки и ленты; скупит за бесценок — крейцера по четыре за платок. «Детки, детки,— скажет им поп,— отдайте-ка вы это батюшке, а батюшка даст вам грошик!» Купит и отошлет домой. Из кучи этого добра матушка попадья отберет, что ей понравится, а остальное получит в счет жалованья какая-нибудь Жужа или Эржа (конечно, мадьярка), и когда та проходит по улице, в глазах так и рябит от ленты, просто любо-дорого поглядеть. Пройдет и всех оставит за собой несчастными, в особенности же тощих и напомаженных парикмахерских подмастерий. Эх, да разве может мужчина, будь у него хоть каменное сердце, пройти мимо, не оглянувшись, не потешив взор очаровательным видением, что пестрит множеством лент, точно свободная международная гавань флагами на разных эскадрах. Пусть все знают, что значит поповская служанка!
А преподобный отец с кладбища идет обычно не домой, а прямиком на поминки в дом усопшего. Там же собираются опечаленные соседи и неутешные родственники — и те, кто доволен завещанием, и те, которые задумали завести тяжбу и рассчитывают ее выиграть, спасая таким образом душу дорогого покойника от столь тяжкого греха, как несправедливое завещание. И опять самое почетное место его преподобию. Все усаживаются и принимаются за еду. Едят и пьют молча, сосредоточенно, как и подобает искренне скорбящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78