И вспомнил, что оставил конспект дома.
Георг Ваарик всполошился, снова вынул блокнот из кармана, перекинул ногу на ногу, положил блокнот на колено и принялся торопливо набрасывать костяк своей речи. Пожалел, что не следил внимательно за докладом и выступлениями. И успокаивал себя тем, что ведь и другие ораторы не исходят из того, что слышат на совещании, — сюда приходят с готовым текстом, чтобы, как и положено, отбарабанить его. Хорошо хоть, что он успел продумать, о чем собирался говорить. Ему просто нужно спокойно вспомнить, какие вопросы он хотел затронуть. В конце концов, он может выступить и без текста. Да, так он и поступит. Набросает несколько строчек, чтобы собраться с мыслями, но на трибуне бумажку не вынет. Положит руки за спину, посмотрит
прямо в зал, так сказать, в лицо сразу тремстам присутствующих, и начнет говорить.
Вдруг он услышал, что председатель собрания называет его имя:
— ...подготовиться товарищу Ваарику.
Ваарик никак не ожидал, что слово ему предоставят так быстро. Сначала он обрадовался: его имя имеет вес. Но тут же понял, что такая быстрая реакция поставила его в затруднительное положение, он не успеет толком обдумать свое выступление. Но отступать было поздно. Впопыхах он набрасывал на страницах записной книжки все новые и новые мысли, не задумываясь, складывается ли все это в логическое целое или остается сумбурным нагромождением слов. На секунду он прервался, чтобы посмотреть, что делает Санг-сепп. Согнутая спина Сангсеппа свидетельствовала о том, что и он занят своим выступлением. «А все-таки слово мне дали раньше Сангсеппа»,— мелькнула у него мысль. И еще одна: «Сангсеппу не в чем меня упрекнуть. Не я, а Лаанет ездил в Москву. Лаанет только уточнил у меня, что Сангсепп говорил».
— Слово предоставляется товарищу Ваарику. Подготовиться товарищу Лахевеэру.
Шагая по проходу к трибуне, Ваарик вдруг сообразил, что имени Лахевеэра в списке Аркадия Померанта не было. Он успел прочесть все имена, записанные на упавшем на пол листочке. Успел и установить, что шесть первых имен принадлежали людям, которые уже выступили. Имени Лахевеэра там не было. Черт возьми, что же это был за список?
Георг Ваарик сделал так, как решил. Блокнота из кармана не вынул, сцепил руки на спине, бросил взгляд в зал и начал. Его поведение, особенно тот факт, что он стал говорить не по бумажке, привлекло всеобщее внимание, и он испытал нечто вроде торжества: избрал правильную тактику! Но вскоре Ваарик почувствовал, что мысли его разбегаются, он говорит не то, что нужно. Он говорил о научно-технической революции, о возрастании роли науки во все более усложняющихся производственных процессах, остановился на необходимости укреплять связи науки с производством и рассмотрел новые аспекты экономической науки в сверхсложных взаимосвязях современного планового хозяйства. Заметил, что интерес слушателей к нему угасаем, то тут, то там начинали шептаться или
раскрывали газеты, шелест бумаги раздался и за его спиной в президиуме. Он потерял уверенность, стал говорить бессвязно, никак не мог найти продолжения своей мысли, повторял сказанное и с ужасом почувствовал, что окончательно запутался. И вдруг, как уже бывало во сне, у него появилось ощущение, что он — мыльный пузырь, что он раздувается и раздувается, кожа натянулась до предела. Там, где сидели Яанберг и Сангсепп, его взгляд уловил острую пику, которая угрожающе удлинялась, он не в силах был отвести от нее глаз, пика словно гипнотизировала его.
Нет, нет, нет!
Георг Ваарик прервал свою речь на полуслове, выскочил из-за трибуны и бросился к двери.
1979
УСЛЫШАННЫЙ РАЗГОВОР
— Извините, можно прикурить?
— Пожалуйста!
— Благодарю.
— Не стоит.
— Хотите сигарету?
— Спасибо, я курю свою марку, «Прима» не по мне.
— Як «Приме» привык.
— В свое время «Прима» в самом деле была прима. Теперь один дерун. Черт знает, чем они набивают их, что дымоходы у меня уже не выносят.
— Тут придется, видно, долго ждать?
— А где не приходится? Все рестораны и столовые забиты. Город кишит приезжими. В центре еще и за дверью в очереди постоишь. Здесь хоть сразу вошли.
— У вас взяли заказ?
— Да вот уже с полчаса жду официанта.
— Глянуть бы в меню?
— Толку мало, половины блюд все равно нет.
— А как тут еда?
— Как везде. Макароны, рубленое мясо, томатное пюре. Стандарт. Теперь все стандартное.
— Жалко.
— Конечно, жалко. Жизнь развивается, развитие порождает стандарт.
— Кажется, нам повезло, вроде бы к нашему столу идут,
— Здравствуй, Габриэль, ну и заставил ты сегодня ждать себя.., Шницель, салат из малосольных огурцов двести белого и бутылку пива. Только живо.
— Что у вас на первое? Пожалуйста, порцию горохового супа. Да, целую порцию. Еще шницель, салат из свежих огурцов, сто водки и бутылку минеральной.
— С официантом нам не повезло, все перепутает.
— Вам, кажется, это заведение хорошо знакомо.
— Человеку где-то надо подкрепляться. В «Глории» было бы не лучше. Дороже, да и ждать дольше.
— В Пайде ресторан получше.
— Живете в Пайде?
— Под боком, в пятнадцати километрах от города.
— Хлебороб?
— Колхозник.
— Коренной житель?
— Нет. Раньше в городе жил.
— И поехали в деревню? В колхоз? Деревенские едут в город, горожане уходят в деревню. Подрубили людям корни, отсюда и все беды.
— Да я и не был прирожденным горожанином, родился в деревне.
— Так что из деревни в город оттуда назад в деревню.
— Так уж получилось.
— Жалеете?
— Чего мне жалеть?
— Того, что из деревни в город.
— Эта дорожка и впрямь могла остаться нехожен ной, только не всегда у человека своя воля.
— Это точно. Вы не первый и не последний, кого туда-сюда мотало. Так что городская жизнь по душе не пришлась?
— Моим корням среди камней не нашлось вдоволь земли, вянуть стали.
— Уж доходные-то местечки в городе не висят, как шишки на елке, так, что протягивай руки и только срывай. Можно узнать, на какой работе вы были в городе?
— Шоферил.
— На легковушке, на грузовике?
— На «ЗИМе».
— Тогда не самое плохое дело» все же, так сказать, хозяин тягла. Умелые мужики с помощью грузовика себе дома возвели,
— Я снимал квартиру, жил в деревянной развалюхе, полной клопов.
— Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше. Кто вкусил городских благ, тот уж больше под начало председателя не пойдет... В родные края не тянуло?
— Тянуло, и довольно крепко, чуть было не вернулся, но жизнь опять повернула круто.
— Значит, теперь вышли на прямую дорогу?
— Да уж больше с места трогаться не собираюсь.
— «Откуда знать нам наперед», поется в песне. Своя крыша над головой?
— Да, конечно. Я не представляю себе — жить в деревне и снимать квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Георг Ваарик всполошился, снова вынул блокнот из кармана, перекинул ногу на ногу, положил блокнот на колено и принялся торопливо набрасывать костяк своей речи. Пожалел, что не следил внимательно за докладом и выступлениями. И успокаивал себя тем, что ведь и другие ораторы не исходят из того, что слышат на совещании, — сюда приходят с готовым текстом, чтобы, как и положено, отбарабанить его. Хорошо хоть, что он успел продумать, о чем собирался говорить. Ему просто нужно спокойно вспомнить, какие вопросы он хотел затронуть. В конце концов, он может выступить и без текста. Да, так он и поступит. Набросает несколько строчек, чтобы собраться с мыслями, но на трибуне бумажку не вынет. Положит руки за спину, посмотрит
прямо в зал, так сказать, в лицо сразу тремстам присутствующих, и начнет говорить.
Вдруг он услышал, что председатель собрания называет его имя:
— ...подготовиться товарищу Ваарику.
Ваарик никак не ожидал, что слово ему предоставят так быстро. Сначала он обрадовался: его имя имеет вес. Но тут же понял, что такая быстрая реакция поставила его в затруднительное положение, он не успеет толком обдумать свое выступление. Но отступать было поздно. Впопыхах он набрасывал на страницах записной книжки все новые и новые мысли, не задумываясь, складывается ли все это в логическое целое или остается сумбурным нагромождением слов. На секунду он прервался, чтобы посмотреть, что делает Санг-сепп. Согнутая спина Сангсеппа свидетельствовала о том, что и он занят своим выступлением. «А все-таки слово мне дали раньше Сангсеппа»,— мелькнула у него мысль. И еще одна: «Сангсеппу не в чем меня упрекнуть. Не я, а Лаанет ездил в Москву. Лаанет только уточнил у меня, что Сангсепп говорил».
— Слово предоставляется товарищу Ваарику. Подготовиться товарищу Лахевеэру.
Шагая по проходу к трибуне, Ваарик вдруг сообразил, что имени Лахевеэра в списке Аркадия Померанта не было. Он успел прочесть все имена, записанные на упавшем на пол листочке. Успел и установить, что шесть первых имен принадлежали людям, которые уже выступили. Имени Лахевеэра там не было. Черт возьми, что же это был за список?
Георг Ваарик сделал так, как решил. Блокнота из кармана не вынул, сцепил руки на спине, бросил взгляд в зал и начал. Его поведение, особенно тот факт, что он стал говорить не по бумажке, привлекло всеобщее внимание, и он испытал нечто вроде торжества: избрал правильную тактику! Но вскоре Ваарик почувствовал, что мысли его разбегаются, он говорит не то, что нужно. Он говорил о научно-технической революции, о возрастании роли науки во все более усложняющихся производственных процессах, остановился на необходимости укреплять связи науки с производством и рассмотрел новые аспекты экономической науки в сверхсложных взаимосвязях современного планового хозяйства. Заметил, что интерес слушателей к нему угасаем, то тут, то там начинали шептаться или
раскрывали газеты, шелест бумаги раздался и за его спиной в президиуме. Он потерял уверенность, стал говорить бессвязно, никак не мог найти продолжения своей мысли, повторял сказанное и с ужасом почувствовал, что окончательно запутался. И вдруг, как уже бывало во сне, у него появилось ощущение, что он — мыльный пузырь, что он раздувается и раздувается, кожа натянулась до предела. Там, где сидели Яанберг и Сангсепп, его взгляд уловил острую пику, которая угрожающе удлинялась, он не в силах был отвести от нее глаз, пика словно гипнотизировала его.
Нет, нет, нет!
Георг Ваарик прервал свою речь на полуслове, выскочил из-за трибуны и бросился к двери.
1979
УСЛЫШАННЫЙ РАЗГОВОР
— Извините, можно прикурить?
— Пожалуйста!
— Благодарю.
— Не стоит.
— Хотите сигарету?
— Спасибо, я курю свою марку, «Прима» не по мне.
— Як «Приме» привык.
— В свое время «Прима» в самом деле была прима. Теперь один дерун. Черт знает, чем они набивают их, что дымоходы у меня уже не выносят.
— Тут придется, видно, долго ждать?
— А где не приходится? Все рестораны и столовые забиты. Город кишит приезжими. В центре еще и за дверью в очереди постоишь. Здесь хоть сразу вошли.
— У вас взяли заказ?
— Да вот уже с полчаса жду официанта.
— Глянуть бы в меню?
— Толку мало, половины блюд все равно нет.
— А как тут еда?
— Как везде. Макароны, рубленое мясо, томатное пюре. Стандарт. Теперь все стандартное.
— Жалко.
— Конечно, жалко. Жизнь развивается, развитие порождает стандарт.
— Кажется, нам повезло, вроде бы к нашему столу идут,
— Здравствуй, Габриэль, ну и заставил ты сегодня ждать себя.., Шницель, салат из малосольных огурцов двести белого и бутылку пива. Только живо.
— Что у вас на первое? Пожалуйста, порцию горохового супа. Да, целую порцию. Еще шницель, салат из свежих огурцов, сто водки и бутылку минеральной.
— С официантом нам не повезло, все перепутает.
— Вам, кажется, это заведение хорошо знакомо.
— Человеку где-то надо подкрепляться. В «Глории» было бы не лучше. Дороже, да и ждать дольше.
— В Пайде ресторан получше.
— Живете в Пайде?
— Под боком, в пятнадцати километрах от города.
— Хлебороб?
— Колхозник.
— Коренной житель?
— Нет. Раньше в городе жил.
— И поехали в деревню? В колхоз? Деревенские едут в город, горожане уходят в деревню. Подрубили людям корни, отсюда и все беды.
— Да я и не был прирожденным горожанином, родился в деревне.
— Так что из деревни в город оттуда назад в деревню.
— Так уж получилось.
— Жалеете?
— Чего мне жалеть?
— Того, что из деревни в город.
— Эта дорожка и впрямь могла остаться нехожен ной, только не всегда у человека своя воля.
— Это точно. Вы не первый и не последний, кого туда-сюда мотало. Так что городская жизнь по душе не пришлась?
— Моим корням среди камней не нашлось вдоволь земли, вянуть стали.
— Уж доходные-то местечки в городе не висят, как шишки на елке, так, что протягивай руки и только срывай. Можно узнать, на какой работе вы были в городе?
— Шоферил.
— На легковушке, на грузовике?
— На «ЗИМе».
— Тогда не самое плохое дело» все же, так сказать, хозяин тягла. Умелые мужики с помощью грузовика себе дома возвели,
— Я снимал квартиру, жил в деревянной развалюхе, полной клопов.
— Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше. Кто вкусил городских благ, тот уж больше под начало председателя не пойдет... В родные края не тянуло?
— Тянуло, и довольно крепко, чуть было не вернулся, но жизнь опять повернула круто.
— Значит, теперь вышли на прямую дорогу?
— Да уж больше с места трогаться не собираюсь.
— «Откуда знать нам наперед», поется в песне. Своя крыша над головой?
— Да, конечно. Я не представляю себе — жить в деревне и снимать квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82