Ум проявляется в деле, Беглар. Одумайся, пока не поздно.
— Пойди-ка лучше погляди за своим паромом,— огрызнулся Беглар и повернулся к крестьянам: — Ну, чего рты разинули?
Крестьяне промолчали. Они ждали, что скажет учитель. А Беглар уже знал, что скажет Шалва, и не хотел больше ждать. Он вырвал из рук Иване бич и замахнулся на буйволов.
— Нет, Беглар, не надо- глухо сказал Иване.— Сердце мое чует, Беглар, что нам грозит опасность.
— Однако ты не из храбрых.
— Малые дети у меня, Беглар.
Инда вздохнула с облегчением и заслонила отца.
— Не хотим мы чужой земли, дядюшка Беглар, оставь нас в покое. Нет, не хотим чужой, чтоб она сгорела, чтоб она провалилась, чтоб ее море поглотило,— Она отобрала у Беглара бич и выгнала буйволов из борозды.— Пойдем отсюда, отец, нечего нам тут делать!
Она была очень хороша в эти минуты, девятнадцатилетняя Инда. И хотя по щекам ее, не задерживаясь на гладкой, упругой коже, текли слезы, действовала девушка решительно и твердо.
Беглар понимал, что, выгоняя своих буйволов из борозды, Инда может помешать тому, на что он и его друзья решились после долгих и мучительных раздумий. «Не надо было брать в поле эту девчонку, не надо было»,— подумал Беглар, но рассердиться на Инду так и не смог.
Земля, которую Беглар и его товарищи так и не успели поднять, лежала у их ног. Там, где ее успели вспахать, она была влажной, черной, как уголь, и дразняще поблескивала под солнцем. Но крестьяне, которые полчаса тому назад уже считали ее своей, теперь смотрели на нее так враждебно, словно земля эта сама была виновата в том что она чужая, что без крови ее никто не уступит.
По дороге Сенаки — Зугдиди шел отряд народной гвардии. Впереди гарцевал на капризном скакуне капитан Вахтанг Глонти. И хотя посторонней публики вокруг не было, капитану все время хотелось выглядеть как можно красивее. В какой-то мере это ему удавалось: надвинутая на самые брови папаха из золотистого каракуля, лихо закрученные усы, сабля в отделанных серебром ножнах, наган в новенькой кобуре, похрустывающая новая портупея на новом, короткополом, коричневого цвета бушлате, руки в новых кожаных перчатках — одна рука натягивала поводья, другая — левая, изогнутая кренделем,— упиралась в бок... и все это завершалось самодовольной, нагловатой улыбкой на губах.
Справа от капитана ехал лейтенант Амиран Аршба, слева — младший лейтенант Николоз Гардабхадзе, а за ним в первой шеренге гвардейцы Джвебе Букиа, Юрий Орлов, Закро Броладзе и негр Ричард Болдуин.
Ричард Болдуин год тому назад пришел в Потийский порт на американском сухогрузе и, сойдя в тот же день на берег, не вернулся на свое судно. Вскоре Ричард принял грузинское подданство и вступил в народную гвардию. Гвардейцы сразу полюбили чернокожего парня, бежавшего от несправедливости, унижения, нужды и нашедшего приют в свободной, как они сами думали, Грузии. А Ричард был счастлив: никто не попрекал его цветом кожи, никто не оскорблял его за это. Для него это была истинная свобода. В несколько месяцев Болдуин научился говорить по-грузински, в чем ему немало помог его друг Джвебе Букиа. Джвебе относился к Ричарду, как к брату, всегда держался рядом с ним: на марше они ехали стремя в стремя, в казарме спали бок о бок, курили табак из общего кисета.
Внешне похожий на лубочную картинку отряд капитана Глонти мало чем напоминал регулярную воинскую часть. Гвардейцы были одеты кто во что горазд и вооружены были тоже неодинаково. Лишь на некоторых гвардейцах были форменные бушлаты народной гвардии, на остальных же были кожаные куртки, гимназические шинели, давно потерявшие свой первозданный цвет, черкески с газырями, на ком-то была измазанная, вся в пятнах, белая куртка, на другом — летняя солдатская гимнастерка. На головах гвардейцев были башлыки, папахи, у одних обыкновенные солдатские, а у других Цастушечьи — лохматые, длинношерстные.
Разнообразна была также и обувка гвардейцев. Лишь у немногих на ногах были сапоги или английские ботинки с крагами.
Многие из гвардейцев были еще очень молоды и бесшабашны — таким, как говорится, море по колено, но служили в отряде и люди более взрослые — некоторые из них пришли в грузинскую народную гвардию из идейных побуждений, других привела жажда приключений, третьих — безденежье и безработица. Но все эти люди — все, кроме самых отпетых негодяев и самых бесшабашных мальчишек, уже начинали задумываться над тем, что с ними будет завтра. Иные уже понимали, что ничего хорошего это завтра не сулит ни им лично, ни делу, за которое они, как солдаты, обязаны были сражаться.
— Вон, справа от этого красного моста, моя деревня, ребята,— сказал Джвебе Букиа своим товарищам и привстал на стременах, чтобы разглядеть знакомый мост из- за широких плеч капитана Глонти.— Моя мать с ума сойдет от радости, когда я так неожиданно появлюсь у ворот.
— Представляю, Джвебе, что с твоей девочкой будет,— перебил его Болдуин.
— С Индой? Она, конечно, рада будет меня видеть. Забудьте, ребята, что я вам говорил об Инде. В жизни она в тысячу раз лучше. Скоро вы сами это увидите. А словами ее красоты не описать.
— Да, я слыхал, что красивее мегрелок во всем свете не сыщешь,— сказал Орлов.
— Правду говорят. Моя Инда — это сошедший с неба ангел. Дай-ка я попрошу капитана разрешить поехать вперед, чтобы мать успела накрыть на стол до вашего прихода.
На сельской улице, по которой недавно шел учитель, появился всадник. Собаки с неистовым лаем кидались под ноги его коню и, когда он их обогнал, понеслись за ним еще более разъяренные и злые.
По улице мчался Джвебе Букиа. Наконец-то он в своей деревне. Наконец-то он дома. От радости и восторга Джвебе не видел высыпавших к воротам и плетням любопытных. Джвебе весь ушел в свои думы: перед его глазами стояли мать, отец, брат, а ближе всех Инда.
Никто не узнал Джвебе. Все удивленно провожали взглядом «сумасшедшего всадника». Кто он? Зачем и к кому едет?
А между тем на дороге Сенаки — Зугдиди, там, где от нее ответвлялся проселок, капитан Глонти остановил отряд и приказал артиллеристу Дзигвава выпустить несколько снарядов по деревне. Капитан нервно покусывал губы, ему не очень хотелось отдавать такой приказ, но он выполнял только то, что ему самому приказали..
Орлов, Броладзе и Болдуин не отрывали глаз от Дзигвава. До этого они не знали, что едут карать и устрашать родную деревню их друга Джвебе.
Переправив Инду с ее буйволами на тот берег, Бахва вернулся к учителю. Рядом с учителем уже стоял Иване. На Беглара он даже не глядел. Он изменил Беглару, не пошел с ним до конца, а другие все еще пахали. Одни из упрямства, другие из стыда перед Бегларом.
— Если три человека скажут тебе, что ты слеп, ты проведешь рукой по глазам,— проговорил стоящий за спиной
Шалвы Бахва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Пойди-ка лучше погляди за своим паромом,— огрызнулся Беглар и повернулся к крестьянам: — Ну, чего рты разинули?
Крестьяне промолчали. Они ждали, что скажет учитель. А Беглар уже знал, что скажет Шалва, и не хотел больше ждать. Он вырвал из рук Иване бич и замахнулся на буйволов.
— Нет, Беглар, не надо- глухо сказал Иване.— Сердце мое чует, Беглар, что нам грозит опасность.
— Однако ты не из храбрых.
— Малые дети у меня, Беглар.
Инда вздохнула с облегчением и заслонила отца.
— Не хотим мы чужой земли, дядюшка Беглар, оставь нас в покое. Нет, не хотим чужой, чтоб она сгорела, чтоб она провалилась, чтоб ее море поглотило,— Она отобрала у Беглара бич и выгнала буйволов из борозды.— Пойдем отсюда, отец, нечего нам тут делать!
Она была очень хороша в эти минуты, девятнадцатилетняя Инда. И хотя по щекам ее, не задерживаясь на гладкой, упругой коже, текли слезы, действовала девушка решительно и твердо.
Беглар понимал, что, выгоняя своих буйволов из борозды, Инда может помешать тому, на что он и его друзья решились после долгих и мучительных раздумий. «Не надо было брать в поле эту девчонку, не надо было»,— подумал Беглар, но рассердиться на Инду так и не смог.
Земля, которую Беглар и его товарищи так и не успели поднять, лежала у их ног. Там, где ее успели вспахать, она была влажной, черной, как уголь, и дразняще поблескивала под солнцем. Но крестьяне, которые полчаса тому назад уже считали ее своей, теперь смотрели на нее так враждебно, словно земля эта сама была виновата в том что она чужая, что без крови ее никто не уступит.
По дороге Сенаки — Зугдиди шел отряд народной гвардии. Впереди гарцевал на капризном скакуне капитан Вахтанг Глонти. И хотя посторонней публики вокруг не было, капитану все время хотелось выглядеть как можно красивее. В какой-то мере это ему удавалось: надвинутая на самые брови папаха из золотистого каракуля, лихо закрученные усы, сабля в отделанных серебром ножнах, наган в новенькой кобуре, похрустывающая новая портупея на новом, короткополом, коричневого цвета бушлате, руки в новых кожаных перчатках — одна рука натягивала поводья, другая — левая, изогнутая кренделем,— упиралась в бок... и все это завершалось самодовольной, нагловатой улыбкой на губах.
Справа от капитана ехал лейтенант Амиран Аршба, слева — младший лейтенант Николоз Гардабхадзе, а за ним в первой шеренге гвардейцы Джвебе Букиа, Юрий Орлов, Закро Броладзе и негр Ричард Болдуин.
Ричард Болдуин год тому назад пришел в Потийский порт на американском сухогрузе и, сойдя в тот же день на берег, не вернулся на свое судно. Вскоре Ричард принял грузинское подданство и вступил в народную гвардию. Гвардейцы сразу полюбили чернокожего парня, бежавшего от несправедливости, унижения, нужды и нашедшего приют в свободной, как они сами думали, Грузии. А Ричард был счастлив: никто не попрекал его цветом кожи, никто не оскорблял его за это. Для него это была истинная свобода. В несколько месяцев Болдуин научился говорить по-грузински, в чем ему немало помог его друг Джвебе Букиа. Джвебе относился к Ричарду, как к брату, всегда держался рядом с ним: на марше они ехали стремя в стремя, в казарме спали бок о бок, курили табак из общего кисета.
Внешне похожий на лубочную картинку отряд капитана Глонти мало чем напоминал регулярную воинскую часть. Гвардейцы были одеты кто во что горазд и вооружены были тоже неодинаково. Лишь на некоторых гвардейцах были форменные бушлаты народной гвардии, на остальных же были кожаные куртки, гимназические шинели, давно потерявшие свой первозданный цвет, черкески с газырями, на ком-то была измазанная, вся в пятнах, белая куртка, на другом — летняя солдатская гимнастерка. На головах гвардейцев были башлыки, папахи, у одних обыкновенные солдатские, а у других Цастушечьи — лохматые, длинношерстные.
Разнообразна была также и обувка гвардейцев. Лишь у немногих на ногах были сапоги или английские ботинки с крагами.
Многие из гвардейцев были еще очень молоды и бесшабашны — таким, как говорится, море по колено, но служили в отряде и люди более взрослые — некоторые из них пришли в грузинскую народную гвардию из идейных побуждений, других привела жажда приключений, третьих — безденежье и безработица. Но все эти люди — все, кроме самых отпетых негодяев и самых бесшабашных мальчишек, уже начинали задумываться над тем, что с ними будет завтра. Иные уже понимали, что ничего хорошего это завтра не сулит ни им лично, ни делу, за которое они, как солдаты, обязаны были сражаться.
— Вон, справа от этого красного моста, моя деревня, ребята,— сказал Джвебе Букиа своим товарищам и привстал на стременах, чтобы разглядеть знакомый мост из- за широких плеч капитана Глонти.— Моя мать с ума сойдет от радости, когда я так неожиданно появлюсь у ворот.
— Представляю, Джвебе, что с твоей девочкой будет,— перебил его Болдуин.
— С Индой? Она, конечно, рада будет меня видеть. Забудьте, ребята, что я вам говорил об Инде. В жизни она в тысячу раз лучше. Скоро вы сами это увидите. А словами ее красоты не описать.
— Да, я слыхал, что красивее мегрелок во всем свете не сыщешь,— сказал Орлов.
— Правду говорят. Моя Инда — это сошедший с неба ангел. Дай-ка я попрошу капитана разрешить поехать вперед, чтобы мать успела накрыть на стол до вашего прихода.
На сельской улице, по которой недавно шел учитель, появился всадник. Собаки с неистовым лаем кидались под ноги его коню и, когда он их обогнал, понеслись за ним еще более разъяренные и злые.
По улице мчался Джвебе Букиа. Наконец-то он в своей деревне. Наконец-то он дома. От радости и восторга Джвебе не видел высыпавших к воротам и плетням любопытных. Джвебе весь ушел в свои думы: перед его глазами стояли мать, отец, брат, а ближе всех Инда.
Никто не узнал Джвебе. Все удивленно провожали взглядом «сумасшедшего всадника». Кто он? Зачем и к кому едет?
А между тем на дороге Сенаки — Зугдиди, там, где от нее ответвлялся проселок, капитан Глонти остановил отряд и приказал артиллеристу Дзигвава выпустить несколько снарядов по деревне. Капитан нервно покусывал губы, ему не очень хотелось отдавать такой приказ, но он выполнял только то, что ему самому приказали..
Орлов, Броладзе и Болдуин не отрывали глаз от Дзигвава. До этого они не знали, что едут карать и устрашать родную деревню их друга Джвебе.
Переправив Инду с ее буйволами на тот берег, Бахва вернулся к учителю. Рядом с учителем уже стоял Иване. На Беглара он даже не глядел. Он изменил Беглару, не пошел с ним до конца, а другие все еще пахали. Одни из упрямства, другие из стыда перед Бегларом.
— Если три человека скажут тебе, что ты слеп, ты проведешь рукой по глазам,— проговорил стоящий за спиной
Шалвы Бахва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44