— А Ленин?
— Перед Лениным, который издал этот Декрет, я преклоняюсь, но остаюсь противником всякого насилия.
— Без боя рабочим и крестьянам власти никто не уступит,— сказал Варден.— Простите, что я излагаю вам такие азбучные истины.
— Грузинские рабочие и крестьяне сами должны взять власть, а не ждать, пока русская армия даст ее им...
— Наши рабочие и крестьяне нуждаются сейчас в помощи своих русских братьев.
— В помощи?! Согласен, она в какой-то мере нужна. Но
почему обязательно вооруженная? Разве этот Декрет не поможет нашим крестьянам? Я уверен, что поможет.
Варден улыбнулся, и учителю показалось, что это улыбается сейчас тот самый мальчуган, который сидел в его классе на первой парте справа, на той самой, на которой потом сидел Джвебе, а теперь — Гванджи.
— Поможет, учитель. И не только рабочим и крестьянам поможет,— сказал Варден.
— И мне и другим,— сказал учитель.— Но мы своими силами сумеем позаботиться о своей родине. Грузия достаточно натерпелась от «милостивой помощи» самодержавия.
— Сейчас к нам идет совсем другая Россия, Россия Ленина.— Варден поглядел на часы.— Простите, я должен идти. Тариэл Карда ждет меня в Коратском лесу, там у нас собрание. Я должен ознакомить членов нашей организации с Декретом и «Ответом на запросы крестьян».
Учитель достал из ящика обернутый в кожу сверток и передал Вардену:
— Если позволишь, Варден, я один экземпляр Декрета оставлю у себя. Хочу перевести на грузинский язык. Думаю, что не только члены вашей организации, а и все крестьяне должны прочесть его.
Варден снова попытался изменить направление разговора:
— Призыв в армию уже начался. Председатель учредительного собрания Карло Чхеидзе объездил почти всю Грузию. Завтра в нашей деревне с речью на митинге выступит Евгений Жваниа и призовет народ к оружию. Вы должны выступить на этом митинге, учитель.
— Я уже дал Евгению Жваниа согласие выступить.
— Мы это знаем.
— Кто это мы?
— Большевики. Вы должны убедить народ не идти в армию.
— Я противник всякого насилия. Я уже не раз говорил тебе об этом.
— Но ведь вы поддерживаете ленинский Декрет о земле.
— Декрет — да, но насилие — нет.
Учитель встал, запахнул пальто. Встал и Варден и потянулся к шапке.
— Я опаздываю на собрание. До свидания.
— А портрет? — спросил Шалва.
— Пусть портрет Ленина останется у вас. Он долгое время был моим спутником, этот портрет, он помогал мне думать, принимать верные решения, он был моим советчиком и в горе
и в радости... Так, может, и вам он поможет в трудный час, учитель? Хочу надеяться, что поможет.
Шалва не проводил гостя до дверей, как это делал обычно. Он всегда даже малышей — своих учеников — провожал, когда они бывали в его узкой, длинной, как вагон, комнате. Но сейчас он стоял у стола и, глубоко задумавшись над словами Вардена, даже не заметил, как тот вышел.
Лес, дремучий Коратский лес с его бездонными трясинами, весь обвитый-перевитый лианами, темный и в ясный день, и в лунную ночь, обителЪ леших — очокочи и лесных дев — ткашимапа, безжалостная западня для человека и зверя, давно, с юности, хорошо знаком Вардену Букиа.
В глубине этого леса уже много лет стоит шалаш Гудуйа Эсванджиа. Всегда босой, длинноволосый, длиннобородый, с накинутой на плечи шкурой косули, составляющей всю его одежду зимой и летом, этот лесной отшельник мог пройти с закрытыми глазами по любому здешнему болоту, мог голыми* руками придушить хищного зверя. Он был необычайно сильным человеком, Гудуйа Эсванджиа.
К нему и шел сейчас Варден. Прежде Варден довольно часто бывал у Гудуйа. Он даже любил его, хотя и сам не знал, за что. Казалось, что и не за что любить Гудуйа. Ничто в мире не существовало для этого нелюдимого человека — ни любовь, ни радость, ни ненависть, ни горе.
Гудуйа и сам не мог бы сказать, для чего он живет на свете. Но никто и не спрашивал его об этом. Люди не очень охотно общались с отшельником — одних пугал его вид, других мутило от звериного запаха давно не мытого тела. Но стоило только заглянуть в теплые, медового цвета глаза Гудуйа, как от страха ничего не оставалось — столько в них было человеческой доброты и печали.
Варден смутно помнил истинную или вымышленную причину, побудившую Гудуйа Эсванджиа уйти в лес. Слышал Варден, будто Гудуйа оскорбила любимая женщина, и потому он ушел от людей — так говорили в деревне, но никто не мог подтвердить этого. Женщина, изменившая Гудуйа, если только была такая женщина, конечно, предпочитала молчать об этом до гробовой доски.
Варден шел к человеку, которого не видел десять лет. К безземельному и бездомному человеку. Говорили о Гудуйа Эсванджиа и то, что он удалился в лес из-за безземелья. Но
так ли это или не так, деревня не дознавалась — сама деревня была безземельна.
Гудуйа, конечно, тоже будет на собрании. Интересно, поверит ли в силу Декрета этот разочаровавшийся в людях, одичавший, отвыкший говорить человек?! Если даже поверит, то зачем ему сейчас земля?! Три аршина земли на могилу найдутся в лесу, если только болото можно назвать землей, если можно назвать могилой три аршина ядовитой, смрадной жижи.
В юности Варден не раз ходил по этому лесу и по этому болоту. И сейчас он шел к Гудуйа, как и прежде ходил, тем же путем. Там, где надо, он обходил болота и трясины, зная их коварный нрав, а где можно было — шел напрямик. На войне Варден не отучился ходить по темному ночному лесу.
Варден торопился — он опаздывал на встречу с товарищами: в деревне его задержали приготовления к похоронам Юрия Орлова и долгая беседа с учителем.
В ночном лесу было тихо — он словно спал. И все же иногда слышался треск сухих веток под ногами и какой-то шорох. Вардену не хотелось сейчас ни о чем думать, хотелось просто наслаждаться тишиной и покоем, а там, в шалаше, встретясь с товарищами, окунуться в дела. Но разговор с учителем все еще волновал его. «Упрямится старик, но честная душа его уже тянется к нам».
Варден улыбнулся, вспоминая слова Шалвы, и вдруг насторожился. Какой-то незнакомый звук привлек его внимание. Звук был необычный, могло показаться, что это сухой лист оторвался от ветки и упал на землю, устланную уже истлевающей листвой... Но так могло показаться человеку менее опытному, чем Варден, а у него слух тонкий, как говорится, и заяц может позавидовать... И Варден сразу понял — это шаги! Но чьи? Человека? Зверя?
Варден притаился за деревом, вглядываясь в темноту, и, вглядевшись, увидел: «Сиордиа? Как он напал на мой след в этом дремучем лесу, среди этих болот? Собачий нюх у этого собачьего сына!»
Варден прибавил шагу и, петляя, попытался сбить карлика со следа. Но у Сиордиа действительно был собачий нюх — казалось, он был создан только для того, чтобы ходить по человеческому следу, чтобы охотиться на людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44