«Перепугались, почуяли, что наступают для них последние деньки»,— усмехаясь, подумал Варден.
Миновав духан, Варден вошел в проулок. И тотчас ему навстречу быстрым шагом пошла женщина. И Варден тоже ускорил шаг. «Эка!» — понял Варден. Эка! Уже четыре дня Варден в деревне, а они еще не виделись.
— Эка, ты?
— Как ты узнал меня, Варден? — спросила Эка совсем не изменившимся, прежним своим звонким голосом.
— Десять лет я не видел тебя, Эка, а у тебя все тот же голос...
— Ты не забыл меня, Варден?
— Нет, Эка.
«Оказывается, молодость не совсем исчезает»,— подумалось Вардену.
— Ты вспоминал меня, Варден?
— Вспоминал, Эка.
— Помнил и ни одного письма не прислал.
— Ты не вышла замуж, Эка?
— И тебе не стыдно, Варден?
— Прости меня, Эка! Десять лет не десять дней.
— Да, не десять дней, Варден. Слава богу, что ты вернулся, Варден.
— Ты ждала меня, Эка?
Ждала, Варден/ Если бы ты знал, как я ждала тебя, Варден!
— Я всегда помнил о тебе, Эка... Почему ты не пришла на похороны, Эка?
— Я плакала, Варден.
— Над кем, Эка?
— Над собой, Варден.
— Зачем тебе было плакать, Эка?
— Я думала, что ты забыл меня и потому не приходишь.
— У меня не было времени, Эка.
— Целых десять лет у тебя не было времени, Варден.
— Поверь, я в эти дни не нашел свободной минуты, чтобы вырваться к тебе.
— Для меня не нашел, а для русского нашел.
— Тот парень не мог ждать, Эка.
— Верно, он не мог ждать, Варден. Бедный парень... Где настигла его смерть...
— Поразительна судьба человека, Эка.
— У этого парня была злая судьба, Варден.
— Значит, ты ждала меня, Эка?
— Кроме Маки и меня, никто уж не верил, что ты вернешься, Варден.
— Удивительна судьба человека, Эка.
— Здесь нас увидят, Варден.
— Пусть видят, Эка.
— Ну, что ты, Варден. Разве можно?
— Ты помнишь лес Чичуа, Эка?
— Могу ли я забыть его, Варден?
— А тот дубняк помнишь, Эка?
— Каждое дерево помню, Варден.
— Помнишь, как мы там прятались друг от друга, Эка?
— Я помню, как мы искали друг друга в лесу, Варден.
— И ты всегда первой находила меня, Эка.
— Как беспечно смеялись мы тогда, Варден.
— Ты чудесно смеялась тогда, Эка.
— А сколько я потом плакала, Варден!
— Теперь ты не будешь плакать, Эка.
— Я много раз ходила потом в наш дубняк, Варден. Я много раз сидела под нашим дубом, Варден. Сидела, потом вскакивала и пряталась от тебя... но ты не искал меня, милый... ты не мог меня найти, Варден.
— Но ведь меня не было здесь, как же я мог тебя найти, Эка?
— Ты всегда был рядом со мной, Варден.
— Эка!
— Да, ты всегда был рядом со мной, Варден.
— Эка! *
— Это правда, что началась война, Варден?
— Началась, Эка.
— И ты снова пойдешь на фронт?
— Сейчас для меня фронт будет здесь.
— Где это здесь, Варден?
— На моей земле.
— На твоей земле?
— На нашей земле, Эка.
— Я не понимаю, Варден.
— Я десять лет ждал этого дня, Эка.
— Я не понимаю, какого дня, Варден?
— Того дня, когда земля перейдет в руки твоего отца Нестора, моего отца Беглара, в руки Иване, Бахвы, Авксенти, Петре, Гаху, Хосиме, всех наших крестьян.
— Всех крестьян?
— Да, всех безземельных, бедных крестьян.
— Тебя правда прислал из России Ленин, Варден?
— Ленин, Эка.
— А кто такой он, твой Ленин, Варден?
— Он человек правды, он заступник рабочих и крестьян, Эка.
— А почему у нас, в Грузии, нет заступников рабочих и крестьян, Варден?
— Потому и началась война, чтобы и у нас были они, Эка.
— Не уезжай на фронт, Варден.
— У меня фронт будет здесь, Эка. И все равно тебе придется еще немного подождать меня. Еще немного подождать, Эка.
— Я еще подожду тебя, Варден.
— Потерпи еще немного, Эка.
— Я буду ждать тебя... Я буду ждать тебя, Варден.
Темно-зеленые блики, падающие от висячей лампы, невесело играли на мрачном, бледном лице Жваниа. Он сидел за столом и думал, думал, пытаясь проникнуть мыслью в завтрашний день. Он ничего не сулил, этот завтрашний день, кроме безграничного отчаяния.
На столе перед Жваниа лежали вперемешку газеты и специальные бюллетени. Черные огромные буквы... Огромные, черные: «Наступление красных на гагринском направлении приостановлено», «Попытка врага приблизиться к нашим передовым позициям на Дарьяле сорвана», «Наша армия ведет бои южнее Воронцовки и южнее Садахло».
«На нас наступают с запада, с востока, с севера»,— с тоской думал член учредительного собрания и не мог оторвать взгляда от газетных заголовков. Каждый из них так и лез ему в глаза, и Жваниа нервно постукивал по столу очками. А огромные чертуле буквы, будто назло ему, все приближались и росли. «Обращение к Интернационалу и к социалистическим партиям», «Немедленно провести мобилизацию всех членов партии, которые могут держать в руках оружие».
— ...которые могут держать оружие,— вслух прочитал Евгений Жваниа и оглядел собравшихся в комнате.— Чего же больше! — сказал он упавшим голосом.— Поздно, господа. Все кончено. Грузия потерпела поражение.
— Не Грузия,— неожиданно для всех выкрикнул Еквтиме Каличава и провел по лицу огромным платком-багдади, пытаясь удержать потоки пота, — а ваша партия, ваше правительство потерпели поражение.
Аполлон Чичуа и Иродион Чхетиа лишь молча переглянулись, ничем не выдавая своего волнения и отчаяния. Потупив глаза, сидели и члены правления местной общины, только Калистрат Кварцхава вскочил, как отпущенная пружина, угрожающе потряс тростью с набалдашником в виде головы бульдога и закричал на своего друга:
— Что, что ты сказал? Как ты посмел...
— Садитесь! — жестко приказал член учредительного собрания.— Правду сказал товарищ...— Он забыл имя и фамилию почтмейстера.
— Я Еквтиме Каличава, заведующий здешней почтой,— помог ему сам Еквтиме.
— Помню, помню, товарищ Каличава! А как же! Вот только забыл, к какой партии вы принадлежите?
— К национал-демократической.
Евгений Жваниа поморщился.
— Ну, что же... Вы верно изволили сказать, национал- демократ. Да, мы потерпели поражение. Наша партия, наше правительство потерпели поражение, но не Грузия, не нация, не народ...— Жваниа взял со стола газету «Эртоба» и прочитал название одной из заметок: «Погребение в ограде Военного собора героев, погибших при защите Тбилиси»,— слышите, товарищи? Я бы написал об этом так: «Погребение нашей социал-демократической партии». Большевики одолели нас, товарищи...
— Нет и нет! — снова крикнул фельдшер. Он не сел, как ему велел Жваниа, а, стегая тростью по крагам, все еще стоял перед своим другом-врагом Еквтиме Каличава.— Это невозможно, чтобы демократия потерпела поражение! — Кварцхава бесцеремонно швырнул трость на стол и схватил газету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Миновав духан, Варден вошел в проулок. И тотчас ему навстречу быстрым шагом пошла женщина. И Варден тоже ускорил шаг. «Эка!» — понял Варден. Эка! Уже четыре дня Варден в деревне, а они еще не виделись.
— Эка, ты?
— Как ты узнал меня, Варден? — спросила Эка совсем не изменившимся, прежним своим звонким голосом.
— Десять лет я не видел тебя, Эка, а у тебя все тот же голос...
— Ты не забыл меня, Варден?
— Нет, Эка.
«Оказывается, молодость не совсем исчезает»,— подумалось Вардену.
— Ты вспоминал меня, Варден?
— Вспоминал, Эка.
— Помнил и ни одного письма не прислал.
— Ты не вышла замуж, Эка?
— И тебе не стыдно, Варден?
— Прости меня, Эка! Десять лет не десять дней.
— Да, не десять дней, Варден. Слава богу, что ты вернулся, Варден.
— Ты ждала меня, Эка?
Ждала, Варден/ Если бы ты знал, как я ждала тебя, Варден!
— Я всегда помнил о тебе, Эка... Почему ты не пришла на похороны, Эка?
— Я плакала, Варден.
— Над кем, Эка?
— Над собой, Варден.
— Зачем тебе было плакать, Эка?
— Я думала, что ты забыл меня и потому не приходишь.
— У меня не было времени, Эка.
— Целых десять лет у тебя не было времени, Варден.
— Поверь, я в эти дни не нашел свободной минуты, чтобы вырваться к тебе.
— Для меня не нашел, а для русского нашел.
— Тот парень не мог ждать, Эка.
— Верно, он не мог ждать, Варден. Бедный парень... Где настигла его смерть...
— Поразительна судьба человека, Эка.
— У этого парня была злая судьба, Варден.
— Значит, ты ждала меня, Эка?
— Кроме Маки и меня, никто уж не верил, что ты вернешься, Варден.
— Удивительна судьба человека, Эка.
— Здесь нас увидят, Варден.
— Пусть видят, Эка.
— Ну, что ты, Варден. Разве можно?
— Ты помнишь лес Чичуа, Эка?
— Могу ли я забыть его, Варден?
— А тот дубняк помнишь, Эка?
— Каждое дерево помню, Варден.
— Помнишь, как мы там прятались друг от друга, Эка?
— Я помню, как мы искали друг друга в лесу, Варден.
— И ты всегда первой находила меня, Эка.
— Как беспечно смеялись мы тогда, Варден.
— Ты чудесно смеялась тогда, Эка.
— А сколько я потом плакала, Варден!
— Теперь ты не будешь плакать, Эка.
— Я много раз ходила потом в наш дубняк, Варден. Я много раз сидела под нашим дубом, Варден. Сидела, потом вскакивала и пряталась от тебя... но ты не искал меня, милый... ты не мог меня найти, Варден.
— Но ведь меня не было здесь, как же я мог тебя найти, Эка?
— Ты всегда был рядом со мной, Варден.
— Эка!
— Да, ты всегда был рядом со мной, Варден.
— Эка! *
— Это правда, что началась война, Варден?
— Началась, Эка.
— И ты снова пойдешь на фронт?
— Сейчас для меня фронт будет здесь.
— Где это здесь, Варден?
— На моей земле.
— На твоей земле?
— На нашей земле, Эка.
— Я не понимаю, Варден.
— Я десять лет ждал этого дня, Эка.
— Я не понимаю, какого дня, Варден?
— Того дня, когда земля перейдет в руки твоего отца Нестора, моего отца Беглара, в руки Иване, Бахвы, Авксенти, Петре, Гаху, Хосиме, всех наших крестьян.
— Всех крестьян?
— Да, всех безземельных, бедных крестьян.
— Тебя правда прислал из России Ленин, Варден?
— Ленин, Эка.
— А кто такой он, твой Ленин, Варден?
— Он человек правды, он заступник рабочих и крестьян, Эка.
— А почему у нас, в Грузии, нет заступников рабочих и крестьян, Варден?
— Потому и началась война, чтобы и у нас были они, Эка.
— Не уезжай на фронт, Варден.
— У меня фронт будет здесь, Эка. И все равно тебе придется еще немного подождать меня. Еще немного подождать, Эка.
— Я еще подожду тебя, Варден.
— Потерпи еще немного, Эка.
— Я буду ждать тебя... Я буду ждать тебя, Варден.
Темно-зеленые блики, падающие от висячей лампы, невесело играли на мрачном, бледном лице Жваниа. Он сидел за столом и думал, думал, пытаясь проникнуть мыслью в завтрашний день. Он ничего не сулил, этот завтрашний день, кроме безграничного отчаяния.
На столе перед Жваниа лежали вперемешку газеты и специальные бюллетени. Черные огромные буквы... Огромные, черные: «Наступление красных на гагринском направлении приостановлено», «Попытка врага приблизиться к нашим передовым позициям на Дарьяле сорвана», «Наша армия ведет бои южнее Воронцовки и южнее Садахло».
«На нас наступают с запада, с востока, с севера»,— с тоской думал член учредительного собрания и не мог оторвать взгляда от газетных заголовков. Каждый из них так и лез ему в глаза, и Жваниа нервно постукивал по столу очками. А огромные чертуле буквы, будто назло ему, все приближались и росли. «Обращение к Интернационалу и к социалистическим партиям», «Немедленно провести мобилизацию всех членов партии, которые могут держать в руках оружие».
— ...которые могут держать оружие,— вслух прочитал Евгений Жваниа и оглядел собравшихся в комнате.— Чего же больше! — сказал он упавшим голосом.— Поздно, господа. Все кончено. Грузия потерпела поражение.
— Не Грузия,— неожиданно для всех выкрикнул Еквтиме Каличава и провел по лицу огромным платком-багдади, пытаясь удержать потоки пота, — а ваша партия, ваше правительство потерпели поражение.
Аполлон Чичуа и Иродион Чхетиа лишь молча переглянулись, ничем не выдавая своего волнения и отчаяния. Потупив глаза, сидели и члены правления местной общины, только Калистрат Кварцхава вскочил, как отпущенная пружина, угрожающе потряс тростью с набалдашником в виде головы бульдога и закричал на своего друга:
— Что, что ты сказал? Как ты посмел...
— Садитесь! — жестко приказал член учредительного собрания.— Правду сказал товарищ...— Он забыл имя и фамилию почтмейстера.
— Я Еквтиме Каличава, заведующий здешней почтой,— помог ему сам Еквтиме.
— Помню, помню, товарищ Каличава! А как же! Вот только забыл, к какой партии вы принадлежите?
— К национал-демократической.
Евгений Жваниа поморщился.
— Ну, что же... Вы верно изволили сказать, национал- демократ. Да, мы потерпели поражение. Наша партия, наше правительство потерпели поражение, но не Грузия, не нация, не народ...— Жваниа взял со стола газету «Эртоба» и прочитал название одной из заметок: «Погребение в ограде Военного собора героев, погибших при защите Тбилиси»,— слышите, товарищи? Я бы написал об этом так: «Погребение нашей социал-демократической партии». Большевики одолели нас, товарищи...
— Нет и нет! — снова крикнул фельдшер. Он не сел, как ему велел Жваниа, а, стегая тростью по крагам, все еще стоял перед своим другом-врагом Еквтиме Каличава.— Это невозможно, чтобы демократия потерпела поражение! — Кварцхава бесцеремонно швырнул трость на стол и схватил газету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44