И Варден перебрался через плетень.
Это было равносильно чуду, но он перебрался... Юрий Орлов вскинул винтовку. «Надо же оказаться тут, у плетня»,— с досадой подумал Юрий.
Варден Букиа не однажды бывал в бою, и врукопашную ему не однажды приходилось драться, и потому он сразу сообразил, что происходит: когда человек намерен стрелять, когда он хочет ударить, свалить, убить, он не так держит ружье. А этот держит смертоносную винтовку, словно она безвредная и ненужная ему железка... Оказывается, и без слов можно сказать: «Спасайся!» Оказывается, и сочувствие и доброжелательство можно выразить молча, оказывается, много может сказать человек человеку без слов. Юрий Орлов сделал полшага в сторону, чтобы пропустить Вардена, но тут с плетня прямо на спину Вардена прыгнул Джвебе.
— Не уйдешь, Чуча Дихаминджиа! — торжествующе крикнул он распластанному на земле человеку.
Через плетень перескакивали гвардейцы.
— Поймал! Вот он, голубчик! — крикнул товарищам Джвебе.
Взводный Татачиа Сиордиа прикладом карабина придавил затылок Вардена, чтобы тот не смог поднять головы, и приказал Джвебе:
— Вставай! — А когда тот поднялся, подал другую команду: — А теперь все марш отсюда! Кому я говорю?! Кругом марш!
Гвардейцы повиновались. Они поняли: взводный ни с кем не хочет делить этот успех. Ну и пусть подавится, сука. И только Джвебе еще не понял этого. Он, конечно, обиделся на взводного, но обиделся как-то беззлобно, по-детски: «Почему он меня прогнал? Это ведь я, Джвебе Букиа, поймал разбойника... я». Еще было чуточку досадно, что не удалось увидеть лицо разбойника. Интересно все же, какой он из себя, этот прославленный на всю округу Чуча Дихаминджиа. «Ну, ничего,— утешил себя Джвебе,— я этого Дихаминджиа как-нибудь потом рассмотрю, ведь не прикончит его там, на месте, наш взводный».
Татачиа Сиордиа тщательно обыскал Вардена и, не найдя того, что искал, рассвирепел:
— Подлец! Куда дел прокламации? Думаешь, не найду?! Найду, большевик проклятый! Меня не проведешь! Сиорд я, Татач!
Гвардейцы молча шли по переулку — успех дела, в котором они только что участвовали, не радовал их. Не велика радость таскать из огня каштаны для этого подлеца Сиордиа.
— Замучились мы с этим разбойником,— сказал один из гвардейцев.
— Да, набегались.
— Зря столько патронов спалили. Разве в него попадешь. Не разбойник это, а черт.
— Знаете, ребята, на разбойника он был не похож,— сказал Орлов.
— Вот и я говорю, не разбойник* а черт.
— Да и на черта он не похож,— сказал Орлов.
— А на кого же? — с непонятным для себя страхом спросил Джвебе.
— Не знаю, на кого. Но, во всяком случае, ни на разбойника, ни на черта. Просто это был уставший, очень уставший человек. Он еле на ногах держался.
Взводный Татачиа Сиордиа приволок Вардена во двор общинного правления и бросил в конюшню.
Варден упал на грязный, воняющий конской мочой пол и некоторое время лежал неподвижно. Не раз в бою глядел он смерти в лицо, не раз пуля обжигала кожу, пролетая мимо виска, не раз зловеще шелестели над его головой осколки снарядов, был и полевой суд, и смертный приговор, и побег за час до казни... Но никогда он так не падал духом. Ему казалось, что он проявил неосторожность и беспечность, а он не имел права быть беспечным.
В конюшне было темно, и только через небольшое зарешеченное окошко в дверях падал на пол квадратик лунного
света. Но и его не видели затуманенные безмерной усталостью глаза Вардена.
«Сколько я уже тут,— подумал Варден,— час, день, неделю?» Он начал терять ощущение времени. «Это очень плохо, когда теряешь ощущение времени»,— подумал он. Вдруг кто-то спросил его:
— Кто ты?
Варден сразу узнал голос паромщика.
— Бахва!
— Жив, Варден! — с радостью воскликнул паромщик и застонал.
— Взяли, значит, тебя, Бахва?
— Взяли.
— Били?
— Били, но, слава богу, дух пока не вышибли. Этот проклятый взводный меня прикладом карабина колотил. Ударит и требует: скажи, кто это у тебя на пароме был? Я молчу, а он говорит: «Можешь молчать, паромщик, нам и так известно, что это был вовсе не разбойник Чуча Дихаминджиа, а большевистский комиссар Варден Букиа». Ну, я им и говорю: раз вам известно... А он меня снова прикладом, да как завизжит: сдеру, говорит, тебе шкуру с ног и покрою твою голову. Вот какую хреновину он мне пообещал.
— Ух ты, как он грозит! — рассмеялся Варден.
— Ты смеешься, Варден, а я, поверишь, рукой не могу шевельнуть... живого места не оставил на мне гад. Кто его таким породил? Голосок бабий, а силища — медвежья. А где тебя поймали?
— У школы.
— А Беглар и Джвебе знают, что тебя поймали?
— Откуда им знать? Они вообще, наверное, не знают, что я" жив.
— Родители никогда не теряют надежды на это, Варден.
Варден помолчал, думая о своих родных. Мало радости он дал в своей жизни матери и отцу. Вот и сейчас так вышло... Хотелось порадовать их, да не удалось. Варден вздохнул и спросил:
— Так согнали вас с земли Чичуа?
— А ты откуда знаешь?
— В лесу встретил сына Авксенти Коршиа.
— Кочойа?
— Да, так он себя назвал. Отца его, оказывается, из-за земли убил Джогориа Хвингиа.
— Несчастный Авксенти. А этот Кочойа очень хороший мальчик, умница.
— Все ненавидели Джогориа Хвингиа,— сказал Варден.
— Поплатился он за Авксенти.
— Как?
— Арба, полная кукурузы, переехала через него. Два дня промучился и отдал дьяволу душу. И представь себе: никто из деревенских не пришел на похороны.
Варден опять надолго умолк.
Бахва ворочался с одного побитого бока на другой, охал, стонал.
— Так, значит, поднял отец деревню? — спросил Варден.
— Не всю деревню, Варден. Не всю. Филиппа за ним пошел, а также Эсебуа и Коршиа. Как ни отговаривал твоего отца учитель, а Беглар ни в какую... Да тебе лучше знать нрав твоего отца.
— Знаю,—- улыбнулся в темноте Варден.— Значит, он все такой же?
— Ничуть не изменился.
...Выполняя распоряжение члена учредительного собрания, гвардейцы привели в порядок школу: поломанные парты починили, вместо сожженных принесли скамьи и стол, дырку в классной доске заделали воском. И двор тоже убрали: чистенько — нигде ни соринки — подмели, ворота навесили, а поваленный кое-где штакетник поставили и подперли новыми кольями. Татачиа Сиордиа чуть не лопнул от злости -так не по душе была ему эта работа, но что поделаешь, если начальство блажит. И взводный срывал свою злость на гвардейцах.
Председатель общины Миха Кириа и капитан Вахтанг Глонти стоят на балконе под небольшим школьным колоколом и в который уже раз — с Евгением Жваниа шутки плохи: этот из-за любой мелочи поднимает шум на весь мир! — придирчиво оглядывают двор. Может, что упущено? Лица у обоих — и у капитана, и у председателя общины — злые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44