Мужчины шли по двору и поднимались по лестнице молча, а женщины восклицали:
— Ой, русский парень!
— Ой, горе нам, сынок!
— Что за несчастье постигло тебя, Беглар!
— Ой, Беглар, ой, Беглар!
Беглар не помнил даже, когда он последний раз плакал — должно быть, в младенчестве, а позднее — никогда. Но сейчас глаза ему застилали слезы. Он стоял на верхней ступеньке лестницы, прижавшись спиной к столбу балкона, и одна только мысль была у него сейчас в голове: «Он погиб за моего сына».
Ему сочувствовали, ему выражали соболезнование, но Беглар ничего не слышал, ничего не воспринимал: ни причитаний, ни стенаний, ни гула собравшегося во дворе народа, ни слов, которые ему говорили все входящие в дом. «Он умер за моего сына»,— думал Беглар. И об этом было страшно думать.
Несмело вошла во двор группа гвардейцев. Впереди шел Закро Броладзе. Гвардейцам нелегко было решиться на такой шаг. Здесь, во дворе, собрались те, кого они сгоняли с поля Чичуа. С поднятой головой мимо этих людей не пройдешь.
Соблюдая обычай, гвардейцы сняли оружие и шашки, сложили их на столе и направились к дому.
Люди смотрели на гвардейцев по-разному: одни сочувствовали, все-таки эти гвардейцы потеряли друга, другие — с неприязнью.
У лестницы были шаткие ступеньки, и гвардейцы поднимались в дом по одному. Молча прошли они мимо Беглара. Они знали, конечно, что это отец Джвебе, и помнили, что
этот человек стоял тогда перед ними на заречном поле, что это он распределял помещичью землю, что он отец того комиссара-большевика, которого они изловили. И потому гвардейцы молча прошли мимо Беглара, стараясь не встречаться с ним взглядом. Но Беглар и не видел сейчас их. «Этот русский мальчик спас моего сына,— думал он.— Спас».
У тела Орлова гвардейцы опустились на колени. И вдруг послышался вопль немого гвардейца. Затем, обхватив руками ноги Юрия, немой что-то быстро заговорил по-своему, беззвучно шевеля губами. Когда Юрий был жив, он хорошо понимал этот беззвучный язык своего немого товарища, а сейчас тут его никто не услышит.
Зато клятву Джамбулата Бестаева слышали все.
— Джамбулат заставит рыдать мать твоего убийцы, Юрий! Пусть умру я, если не заставлю!
Джамбулат ударил себя кулаком в грудь и всхлипнул.
Заплакали гвардейцы.
Заголосили за ними женщины, прослезились мужчины, и только у Закро Броладзе и Ричарда Болдуина глаза остались сухими — они лишь крепче стиснули зубы, прощально всматриваясь в лицо погибшего друга.
Джвебе лежал со связанными руками на тахте в комнате матери. Его связали Беглар и Варден, потому что Джвебе пытался покончить жизнь самоубийством. Им с трудом удалось удержать от этого шага обезумевшего от горя парня. Сейчас усталый, сломленный Джвебе лежал, отвернувшись к стене. В другом конце комнаты на низкой скамеечке сидели Варден, Шамше Акбардиа и несколько человек в бурках. Лица у этих людей были прикрыты башлыками. Это были руководители большевистских ячеек разных деревень волости. Привел их сюда секретарь волостного комитета большевистской партий Тариэл Карда.
До революции пятого года Тариэл Карда руководил подпольным марксистским кружком грузчиков Потийского порта. Потом партия послала Тариэла на работу в деревню. Он был небольшого роста, худощавый, с коротко подстриженной бородой. Человек сильной воли, Карда всю свою жизнь посвятил революции.
Несколько дней тому назад Тариэл получил из большевистского центра сообщение, что по личному поручению Ленина из Москвы в Грузию выехала группа демобилизованных из Красной Армии грузин-большевиков. Владимир Ильич
поставил перед ними задачу помочь грузинским коммунистам подготовить восстание трудящихся против меньшевистской власти. В сообщении центра говорилось, что с этой целью комиссар Букиа направляется в свои родные места.
— ...Товарищ Ленин сказал, что в Грузию пришла пора революционных бурь,— продолжал свой рассказ Варден Букиа.
— Да, пришло это .время,— подтвердил Шамше Акбар- диа.
— Владимир Ильич сказал нам: «Пленум Центрального Комитета партии поддержал просьбу Кавбюро и обещал помочь грузинскому народу в деле установления Советской власти. Грузинскому крестьянину нужна земля, и он готов за нее драться...»
— Готов, как никогда,— сказал Тариэл Карда,— ты теперь это сам видишь, Варден.
— Вижу,— кивнул головой Варден.— И вот еще что сказал нам Владимир Ильич... Меньшевики, сказал он, пытаются уверить трудящихся крестьян, что наш Декрет о земле — ничего не значащий клочок бумаги.
— Он как на ладони увидел, что у нас происходит. Ох, и глаз у Ильича,—заметил Карда.— Только наши крестьяне уже не верят меньшевикам. Не только в твоей деревне, Варден, люди отобрали у помещиков землю. Во всей Грузии началось это...
— Ленин, оказывается, знает наше народное стихотворение «Февраль наступил, деревья наполнились соком, птичка-щебетунья заложила гнездо...». Так вот, Владимир Ильич и сказал нам, что грузинские крестьяне скоро заложат фундамент своей новой жизни,— пояснил Варден и продолжал: — Ленин взял со стола небольшую брошюру и вручил ее нам со словами: «Товарищи грузины, в наших руках самая твердая основа — вот этот Декрет Советской власти о земле».
— Ух, как здорово сказал! — воскликнул человек в бурке.
— Передайте грузинскому народу, сказал нам Владимир Ильич, что по этому Декрету крестьяне Советской России уже получили сто пятьдесят миллионов десятин земли.
— Счастливые,— заулыбался все тот же человек в бурке.
— Да помолчи, Элизбар, дай Вардену слово вымолвить,— упрекнул его Шамше Акбардиа.
— Ленин дал нам свой «Ответ на запросы крестьян». «Думаю, что такие же вопросы волнуют и крестьян Грузии,— сказал нам Владимир Ильич.— Прислушивайтесь к ним, товарищи коммунисты, хорошо изучайте их нужды и пожелания... И вот что, товарищи, — это твердое указание ЦК: не применять к крестьянам методов принуждения...»
— Золотые слова!— воскликнул другой человек в бурке, по имени Манча Заркуа.
— Да, грянула революционная буря,— сказал Тариэл Карда.— Так засучим же рукава, друзья... И перво-наперво нам надо сорвать мобилизацию в меньшевистскую армию.
— Ты правильно сказал, Тариэл, наша первая задача на сегодня — сорвать мобилизацию,— согласился Варден.— Похороны Орлова мы должны превратить в демонстрацию. На завтра меньшевики назначили митинг. Жваниа думает, что похороны Орлова состоятся послезавтра. Ну что ж, пусть он так и думает. А мы устроим похороны завтра.
Варден говорил тихо, и не только потому, что на тахте лежал брат, а совещание было тайным. Варден просто устал, очень устал и чувствовал себя не совсем здоровым. Путь из Москвы в родную деревню, а особенно последний отрезок этого пути — от Шулавер — был очень трудным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44