— Остальным? О нет, сэр. Думаю, это было бы неразумно.
— Что?! Это еще почему?
Касрин сказал все так, как было отрепетировано:
— Ну, видите ли, пролив Змея очень узкий. — Он снова проследил его по карте. — До Каралона по проливу приходится плыть довольно долго. Есть много шансов оказаться замеченными раньше, чем мы доберемся до острова и его захватим. А места для поворота там нет. Мы можем в него войти, но если что-то пойдет не так, выйти из него мы не сможем. Единственный способ повернуть — это доплыть до острова и его обогнуть. Если мы введем туда слишком много кораблей, появится риск затора. Мы окажемся там в ловушке.
— Но нас там не ожидают, — возразил Никабар. — Взяв больше кораблей, мы сможем защититься.
— Извините, адмирал, но я с вами не согласен, — ответил Касрин. Он предвидел возражения Никабара и приготовил контраргументы. — «Бесстрашный» слишком велик, чтобы его присутствие можно было скрыть. И если они начнут обстреливать нас с этих холмов... — он продемонстрировал Никабару высокие обрывы, окружающие пролив, -... то мы не сможем ответить на их огонь. Не сможем, потому что будет риск попасть в свои корабли.
Никабар погладил подбородок.
— Проклятие, ты принес мне крепкий орешек, Касрин! Что ты предлагаешь?
— Я видел здесь на якоре около дюжины кораблей, правильно?
— Да. И, к сожалению, это все.
— Ну, тогда слушайте. — Касрин снова обратился к карте. — Пролив Змея представляет собой часть дельты. Вот так мы туда войдем. Надо будет воспользоваться высоким приливом — он позволит нам дрейфовать на юг. Теперь, взяв только «Бесстрашного» и «Владыку», мы сможем добраться до Каралона. Мы сможем захватить этот остров сами.
— Для чего? Что такого особенного есть на Каралоне?
— А! Вот это — самое лучшее, — отозвался Касрин с сатанинской усмешкой. — Там учебный лагерь. И при том не только для моряков, но и для сухопутных войск. Там готовят такие же отряды, как те, что захватили Кроут. Если мы захватим остров, то сможем их уничтожить.
— А почему ты решил, будто мы сможем захватить остров? Если это учебный лагерь, там должны быть и пушки, которые бы защищали подходы к нему.
— Нет, никаких пушек там нет. Никаких пушек, никаких оборонительных сооружений — потому что они не ждут нападения. И взяв в заложники этих недоученных вояк, держа их под дулами огнеметов... Ну, вы только представьте себе это!
Никабар это себе представил. План был жестоким и привлекал адмирала именно тем, что включал в себя гибель тысячи лиссцев. Почувствовав, что держит Никабара на крючке, Касрин решил дернуть за леску.
— Все получится, — решительно заявил он. — Если мы возьмем всего два корабля, то сможем захватить тот остров, взять заложников и поставить Лисс на колени. И тогда «Черный Город» и остальные корабли могут зайти в пролив со следующим приливом. Они будут стоять в виду берега и ждать. — Касрин затаил дыхание, словно решался самый важный вопрос в его жизни. — Что скажете, адмирал? Вы это сделаете? Вы позволите мне плыть с вами?
Никабар проницательно прищурился.
— Это для тебя очень важно, да?
— Да, — признался Касрин. — Очень.
— Почему?
Касрин сказал Никабару то, что адмирал хотел от него услышать:
— Потому что я был не прав. И потому что я — капитан Черного флота. Мне не нравится, когда меня называют трусом, адмирал. И теперь я хочу доказать, что это неправда. Не только вам, но и всем тем, кто надо мной потешается — даже сейчас, пока мы с вами разговариваем. Вот почему я сюда приплыл. Вот почему я добыл для вас эту карту. Пожалуйста, не отказывайте мне!
Широкая и теплая улыбка появилась на лице Никабара. Он обнял Касрина обеими руками.
— Хорошая работа, друг мой! — объявил он. — Я тобой горжусь.
Касрин неподвижно стоял в объятиях Никабара. Он не мог ответить на это проявление симпатии, не мог даже насладиться сладостью победы. Теперь он заманит своего прежнего кумира к месту его гибели. И хотя тот более чем заслуживал смерти, Касрин необычайно остро чувствовал, что стал предателем.
20
Во время касады — главного религиозного праздника дролов — Люсел-Лор менялся полностью. В этот день мира никто не сражался — тем более Пракстин-Тар. Касада была великим праздником Весны, моментом, когда положено было особо почтить Лорриса и Прис. Подавалось щедрое угощение и питье, а искусники — священники дролов — переходили из города в город, объявляя о благости богов и щедрости небес. Дети плели церемониальные гирлянды, а женщины надевали платья из ярчайших тканей, говоривших о том, что мир расцветает. На всех территориях Люсел-Лора, какими бы ни были верования местного военачальника, люди устраивали празднества.
Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года — она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла — как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.
В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа — воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.
— Посмотри на него! — прошептал он жене. — Великолепно выглядит, правда?
Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива — не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.
— Он просто чудесный, — согласилась она. — Дети в нем души не чают.
Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу — они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.
Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196