- Полагаешь, у него есть Книга Каваны? Это не очередная выдумка Князя Тьмы?
- Так мне показалось, но уточнять я не стала.
- Безумие, - прошептала герцогиня.
- Это еще не все. Скажи, когда ты жила в Кассарии, тебе не попадалась на глаза старая картина - темная растрескавшаяся доска, лица почти не видно, одни только глаза, - покрытая письменами?
- «Когда Спящий проснется»?
- Да, да, она.
- Конечно, попадалась, как ты можешь догадаться по моему ответу. Ты же знаешь - это прижизненный портрет прародителя кассарийских некромантов, одного из варваров Гахагунов.
- А на каком языке написан стих?
- Ты тоже обратила внимание на эти руны?
- На них сложно не обратить внимания. Просто я не хотела искать разгадку здесь, внизу, чтобы…
- Чтобы не привлекать внимания Князя к Кассарии?
Моубрай изогнула тонкую бровь:
- А разве ты поступила иначе, великая Эдна?
Герцогиня Фаберграсс искренне рассмеялась:
- Не гневайся на меня, Яростная. Да, я поступила так же, как и ты. Я тоже любила своего мужа.
Тут она замолкла на миг, будто пробуя слово «любила» на вкус. Видимо, вкус его ей не понравился, и она поправила себя:
- Я тоже люблю своего безумного супруга-кассарийца.
- Да и потом, разве нас интересовало, откуда они явились? - призналась Моубрай. - Я искренне полагала, что Барбелла слабее и беззащитнее меня. Просто это уже не было важно. Не так ли?
- Так, - склонила великолепную голову Фаберграсс.
- Варвары, спустившиеся с белых вершин Гилленхорма, - это звучало так забавно и поэтично, что я даже не подумала, а что они там делали, на этих белоснежных вершинах.
Эдна Фаберграсс фыркнула. Никто в Преисподней не стал бы интересоваться происхождением смертных, пусть даже таких талантливых и могущественных, как кассарийские некроманты. Преисподнюю влекла Кассария, не менее, но и не более того.
- Я только потом, после… после того, как Барбелла покинул меня навсегда, стала думать, вспоминать… - Моубрай сделала паузу. Демоны не плачут, им неведомы людские слабости, но что-то все же мешало ей спокойно говорить. - Я не делала это намеренно, просто приходили на ум всякие мелочи. Не то чтобы я хотела этого… скорее, напротив…
- Я понимаю, - сухим голосом, шелестящим, как песок, гонимый ветром в жаркой бангасойской пустыне, прошептала повелительница Снов, - не объясняй, Яростная, я все понимаю. Ты и желала бы забыть, но память подсовывает тебе сладкие воспоминания. Каждый уголок того места, где ты была счастлива, каждую деталь, каждый миг каждого короткого дня той, стремительно промелькнувшей жизни.
И Эдна Фаберграсс внезапно взвыла. От этого истошного крика на земле, несомненно, начался бы ураган. Листва облетела бы с деревьев, птицы сорвались бы с мест и взмыли в потемневшее внезапно небо, а люди ужаснулись. Но Преисподняя и не такое видела. Недра земли привыкли надежно защищать Ниакрох от горя, гнева, ярости и отчаяния могущественных демонов. Багровое небо только содрогнулось на миг, и тут же все стихло.
- Прости, - сказала демонесса, устало закрывая алые глаза. - Я все никак не могу привыкнуть к тому, что испытываю боль.
- Нам больно, - согласилась Яростная, - но и сладко.
- Продолжай.
- И вот однажды в памяти моей всплыла эта растрескавшаяся, почерневшая от времени картина, на которой не было видно лица и по которой бежали такие же темные, неразборчивые, выцветшие письмена.
Когда Спящий проснется,
Как сонный ребенок,
Оглянется вокруг и удивится,
Весь мир затаит дыхание.
Свет и Тьма подберутся к нему
С обеих сторон,
Лягут рядом, как верные псы,
Виляя хвостами и преданно глядя в глаза.
Когда Спящий проснется,
Две дороги устремятся к нему
С двух сторон горизонта -
Оттуда, где солнце рождается,
И оттуда, где оно умирает,
А он окажется на распутье.
Когда Спящий проснется,
Ему придется выбирать
Между славой и смертью,
Между любовью и ненавистью,
Между Светом и Тьмой,
Между собою и всеми.
Когда Спящий проснется,
Постарайся оказаться подальше,
Дитя мое.
Герцогиня говорила протяжно, нараспев, будто прорицала, хотя маркиза Сартейн знала, что это не так.
- Откуда ты знаешь? - севшим голосом спросила Яростная.
- Вахан как-то прочитал мне это стихотворение. И сказал…
- А Барбелла мне ничего не сказал, - выдохнула Моубрай, даже не дослушав подругу.
- Но ты спрашивала его?
- Нет.
- А я спросила. Мне всегда казалось, что я падала в бездну, когда стояла у этой картины.
- Он объяснил тебе значение текста?
Эдна со странным выражением взглянула на подругу.
- Нет. Он только прочитал сии строки, дабы удовлетворить мой интерес, и тут же взял с меня клятву никогда не пытаться постичь их суть и смысл. Забыть.
- Но ты не смогла?
- Не дать клятву - нет, не смогла. Нарушить ее - тоже нет. Не смогла. И никогда бы не посмела. Но и забыть - тоже не смогла.
Моубрай присвистнула, и рогатая тварь снова возникла в зале, нагруженная напитками.
- Забавно, - произнесла Яростная, утолив терзающую ее жажду огня. - Забавно. Я всегда полагала, что речь идет о Тотисе, сотворившем мир и заснувшем до Судного дня.
- Ты веришь в Тотиса? - рассмеялась герцогиня.
Моубрай едва заметно смутилась, пожала плечами.
- Нет, но я чересчур часто слышала о нем не только от людей, но и от прочих смертных. А это заразно. Я даже стала говорить что-то вроде «Клянусь Тотисом» или «Тотис меня забери», отчего однажды вышел конфуз во время приема у Князя.
- Я тоже толковала этот текст как древнее варварское песнопение либо молитву Тотису, - призналась демонесса. - Вернее, не совсем так: я вообще не задумывалась о нем более и никак не толковала его. До недавнего времени. До тех пор пока один старый замшелый дух, очнувшийся от многовекового сна, чтобы встретить рассвет черного солнца и рассыпаться в прах, не поведал мне свою самую страшную тайну, свой вечный ужас - о Великом Лорде Караффа.
- Поведал или напомнил?
Крылья на спине маркизы Сартейн раскрылись, и отблески пламени заплясали на смертоносных стальных лезвиях. Она поняла, что пришла к Эдне Фаберграсс не зря: пришло время откровенности и - откровений.
Видимо, герцогиня Фаберграсс подумала о том же. Великая провидица не могла не понимать, что лишь исключительные обстоятельства способны помешать ей прозревать будущее и что пробил час великих событий и свершений. Она была уверена, что одна из главных ролей в этом грандиозном представлении отведена ее потомку - нелепому кассарийцу, боящемуся проливать кровь.
Обе демоницы никогда бы не восстали против своего владыки - Князя Тьмы и никогда бы не пошли против его воли. Но если воля его еще не объявлена во всеуслышание, если открытого противостояния нет и не случится, если судьба разыграет карту, которой до сих пор не бывало в колоде, почему бы им не рассмотреть ситуацию с обеих сторон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116