Я выполнял ее волю, как мог. Следил за ним, насколько это было возможно. Я любил этого отважного мальчика - он не уронил чести нашего имени. Возможно, он был гораздо лучше нас: и меня, и Лореданы, и даже своего отца, ради которого моя сестра решилась на этот безумный шаг.
Князь замолчал. Он смотрел в окно, туда, где чудесная теплая ночь постепенно входила в свои права, и, казалось, видел то, что недоступно другим.
Молчал он так долго, что Зелг уже решился просить его продолжить рассказ, который пока что ни на йоту не приблизил слушателей к пониманию происходящего. Конечно, многое он домыслил, но кто сказал, что его домыслы верны? Молодой некромант желал услышать подтверждение своих рассуждений. Но ему не дали и рта открыть.
В зал заседаний ворвались три стремительных яростных существа.
Зелг и прежде видел много необычного. Он уже наблюдал, как староста Виззла, добродушный и веселый Иоффа, и его симпатичные сыновья превращаются в грозных оборотней, готовых уничтожить любых врагов. Как вырастает шерсть на загривке; как улыбка превращается в хищный оскал; как кожа покрывается острой жесткой чешуей, которую не пробить и мечом. Но он еще не видел их в таком гневе. Кажется, даже Галеас Генсен и его мертвое королевство не вызывали у кассарийских оборотней такого отвращения.
- Сир, - взвыл самый огромный, седой, со сверкающими глазами, - вам грозит опасность. В замке враг. В замке опасный враг-ххррг.
Голос Иоффы все время срывался в рык, и от этого рыка мурашки бежали по коже.
- Что происходит? - недоуменно спросил Зелг.
- Что случилось? Что такое? Что? - всполошился кузен Юлейн.
- Демон меня забери! - сказал господин главный бурмасингер. - Вот это харя.
И, взвесив все обстоятельства, вежливо прибавил:
- Прошу прощения, князь. Случайно вырвалось, исключительно от немого восхищения этим кошмаром - в смысле…
- Нездешней красотой, - пришел ему на помощь маркиз Гизонга.
Зелг подумал, что правы оба. И кошмар, и красота - нездешняя.
Вместо слепого князя, покорившего всех своим обаянием и манерами, в серебристом лунном свете возник монстр. И дело было вовсе не в его исполинских размерах, не в алой пасти, не в когтях и клыках - действительно больших и очень острых; не в могучих крыльях и бронированном хвосте, который сам по себе являлся смертоносным оружием. Не в уродливом и устрашающем облике. И даже не в черных провалах вместо глаз.
Суть заключалась в вещах необъяснимых и как бы не существующих. В том, что можно только почувствовать, как приближение смерти или неумолимый бег времени.
Сам ужас припал сейчас к мраморному полу зала заседаний; воплощенный гнев скалил клыки на Иоффу и его сыновей. Только теперь Зелг понял, отчего обычные оборотни ненавидят оборотней Канорры.
Какая-то часть Бэхитехвальда навсегда осталась в этих злосчастных существах. Не кровь, а черная тягучая жидкость медленно струилась по их жилам.
Неприлично выругался граф да Унара; всплеснул руками король Юлейн; квакнул Узандаф Ламальва, и лихо хлопнул стакан эфира доктор Дотт, предвидевший широкое поле для деятельности в самом ближайшем будущем. Встопорщились крылья за спиной судьи Бедерхема.
Завывая и рыча, оборотни бросились друг на друга.
Знаменитый библиотечный эльф, исполняющий в Кассарии обязанности главного летописца, неоднократно указывал нам на то, что слово «смертоубийство» - явное просторечие и по мере возможности употреблять его не стоит. Однако другое слово нам теперь на ум не приходит.
Вы никогда не видели, как дерутся кошки?
Когда они дерутся, кажется, что в этой драке принимает участие вся обстановка. Все, что может разбиться, - разбивается; все, что может сломаться, - ломается. Остальное приобретает неузнаваемый вид.
Приблизительно то же самое происходило сейчас и в кассарийском замке.
Лишенный предрассудков Юлейн сразу нырнул под стол и уже оттуда с интересом наблюдал за ходом сражения. Компанию ему составил Узандаф, наскоро сообщивший, что мумии состоят из вещества хрупкого и легко разрушимого, а только этого ему на старости лет и не хватало.
Разумный судья Бедерхем, тихо хлопая крыльями, поднялся в воздух. Только под потолком он почувствовал себя в относительной безопасности и завис там, устремив вниз огненный взгляд.
Остальным пришлось хуже и, возможно, вообще стало бы туго, ибо на шум явились Бумсик с Хрюмсиком, обрадовались оживлению и внесли в него свою скромную лепту.
Ситуация требовала героя.
И такой герой появился. Встав посреди зала, широко расставив могучие ноги и вонзив копыта в каменные плиты с такой силой, что крошился и мрамор, и серебряные подковы, Такангор дождался, когда воющий клубок подкатится к нему, схватил его обеими руками и дернул в разные стороны.
Тишина наступила мгновенно. И в этой тишине, нарушаемой только хрипом оборотней и азартным похрюкиванием Бумсика и Хрюмсика, стало слышно, как минотавр бормочет:
- Разошлись, посмотри, куда там вавилобстерам в период брачных игрищ! Маменьки на вас нет в воспитательных целях. А я, увы, полон сострадания. Редко внушаю ужас действием. Сидеть, я кому сказал!
Последнее относилось уже к хрякам, которые застыли на месте, со страхом и благоговением глядя на своего повелителя. Однако и оборотни поутихли и перестали рычать. Не зря историки утверждают, что голос генерала Топотана всегда производил на слушателей магическое действие.
- Прошу прекратить раздраконие и перейти к цивилизованным формам взаимных оскорблений, - попросил минотавр. - На счет три отпускаю. В случае рецидива национальной розни в этом зале прибегну к ответному террору и насилию с добрыми намерениями.

Никогда не прибегай к насилию, кроме тех случаев, когда ты сильнее.
Габриэль Лауб
- Вероятно, я должен оскорбиться, - медленно произнес ди Гампакорта, принимая человеческий облик. - Я бы и оскорбился, если бы не был так восхищен. Честное слово, милорд, когда я читал в газете о ваших подвигах на паялпе и во время сражения с Генсеном, то полагал, что половина, если не больше, - измышления газетчиков. Но нет! Вы действительно безумец. И действительно так сильны, как говорят. А может, и больше. Позвольте пожать вашу руку.
- Да чего там, - засмущался Такангор. - Что я? Вот если бы вы видели мою маменьку… Вот это настоящее ого-го!
- Не всякий демон способен справиться с ди Гампакортой, и особенно в его зверином обличье. Просто не минотавр, а настоящее сокровище. Мне все больше хочется встретиться со знаменитой маменькой этого отчаянного молодца, - сказал Бедерхем, опускаясь в кресло рядом с Узандафом. - И я все больше боюсь. Во мне пробиваются нежные ростки мамофобии.
- Боитесь увидеть то, что предполагаете заранее? Боитесь вспомнить пророчество? Или опасаетесь, что предсказание Каваны, на заре времен объявленное полной чушью, начинает сбываться вопреки всему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116