А в отношении меня и трансформация фамилии не требовалась. Из
шуток и игр порою вырастают серьезные последствия.
Сказались и мои анархические наклонности. Как я уже говорил, уклоняясь от
роли вожака в группах во время игр и каких-то школьных мероприятий, я сам не
терпел, когда мною кто-то начинал помыкать. А тут мне силой стали навязывать
вождя не на одну игру или на одно дело, а на всю жизнь и на каждое мое
действие. Чисто психологический протест против такого насилия постепенно
перерос в протест идейный. Однажды у Бориса дома я так прямо и высказал, что
я не признаю Сталина в качестве моего личного вождя, что я вообще не признаю
над собою никакого вождя, что я "сам себе Сталин". Борис со мною согласился,
а его отец одобрил наши мысли. Он лишь посоветовал держать язык за зубами.
Познакомившись с Иной, я эту тему неоднократно обсуждал также и с нею,
заражая и ее своим протестом против культа Сталина. Чем чаще я бывал в доме
Ины, тем лучше ко мне относился ее отец и тем откровеннее говорил со мной.
Он много пил. Напившись, он говорил иногда такие вещи, что даже мне
становилось страшно. Он говорил об отступлении от ленинских идеалов, об
уничтожении ленинской гвардии, о перерождении партии. Он говорил о том, что
именно настоящих коммунистов теперь не любят больше всего. Их прославляют в
книгах и в кино, а в жизни их уничтожают.
ПРЕДВОЕННЫЙ ПРИЗЫВ
Среднюю школу я окончил в 1939 году с "золотым" аттестатом. В стране
началась явная подготовка к войне с Германией. То, что война скоро начнется
и что это будет война именно с Германией, в этом были уверены все.
Мальчиков, окончивших школу, которым было уже восемнадцать лет и которые
были здоровы, сразу же призывали в армию. По всей вероятности, решение
властей было суровым, и мало кому удавалось уклониться от призыва. Кроме
того, патриотические настроения среди молодежи были очень сильными, и многие
из тех, [126] кто мог уклониться, не использовали свои возможности. Наиболее
разумные ребята заранее подали заявление в военные учебные заведения, а
также в школы органов государственной безопасности ("органов"). Некоторым из
них повезло - один со временем (уже после войны) стал генералом, другой -
полковником, третий - комендантом лагеря строгого режима. Но большинство
погибло на фронте. Провожали призванных в армию очень торжественно. Каждому
подарили чемодан и мелкие вещички вроде записных книжек, конвертов и бумаги
для писем, кружек и ложек. Произносились речи. На проводах присутствовали
участники Гражданской войны, офицеры из Московского гарнизона, отличившиеся
пограничники. Вскоре от призванных пришли письма. Все оказались либо на
Дальнем Востоке (опасность нападения Японии), либо на западной границе
(опасность со стороны Германии).
Мне еще не было даже семнадцати лет, так что я мог поступить в институт.
Был освобожден от службы в армии мой друг Борис - он вообще имел "белый
билет" как психически больной и поскольку имел очень слабое зрение. Не были
призваны также ученики нашего класса Проре Г., Иосиф М. и Василий Е.,
которым было суждено сыграть важную роль в моей жизни. Первый имел слабое
зрение, второй и третий остались на второй год по причинам, о которых скажу
ниже.
ВЫБОР ПУТИ
Передо мной встала проблема выбора института. Как обладатель "золотого"
аттестата (впоследсгвии с таким аттестатом стали давать золотую медаль), я
имел фактически неограниченные возможности. Я мог поступить на
механико-математический факультет, где меня все-таки знали как успешного
участника математических олимпиад. Я мог поступить в архитектурный институт,
имея характеристику и рекомендацию от Союза архитекторов как член
архитектурного кружка в течение многих лет и как призер юношеского конкурса,
организованного Союзом архитекторов. Но я выбрал философский факультет МИФЛИ
(Московского института философии, лите[127] ратуры, истории). Этот выбор был
определен тем, что я к тому времени уже ощущал сильнейшую потребность
понять, что из себя представляет наше советское общество. И вообще, в
последние два года школы мой интерес к философии стал постепенно
доминировать над интересом к архитектуре и к математике. До этого в кругу
моих знакомых у меня была кличка "Архитектор". К моменту окончания школы за
мной прочно закрепилась кличка "Философ". В эти годы я запоем читал
философские книги - Вольтера, Дидро, Гельвеция, Гоббса, Локка, Канта,
Гегеля, Маркса. И сам занимался выдумыванием всяких философских теорий.
Итак, я решил поступить в МИФЛИ. Поскольку мне еще не было даже
семнадцати лет, мне потребовалось особое разрешение Министерства высшего
образования на поступление в институт. Кроме того, МИФЛИ был в некотором
роде привилегированным институтом, особенно философский факультет.
Конкурс на этот факультет был огромный, чуть ли не двадцать человек на
место. Требовалась особая рекомендация от комсомольской или партийной
организации. В райкоме комсомола мне такую рекомендацию не дали, поскольку в
последний год мои соученики по школе заметили какие-то "нездоровые
настроения" у меня.
А скорее всего, просто кто-то написал на меня донос с целью помешать
поступлению на идеологически важный факультет. Наконец, число желающих
поступить на факультет с "золотым" аттестатом превысило число мест. Короче
говоря, мне предложили сдавать вступительные экзамены на общих основаниях.
Пришлось сдавать восемь экзаменов. Изо всех сдававших экзамены я набрал
наибольшее число очков - семь экзаменов сдал на "отлично" (на "пять") и лишь
один на "хорошо" (на "четыре"). И то это был экзамен по географии. Я ответил
вполне на "отлично", но экзаменаторы сказали, что это было бы "слишком
жирно" для меня - получить все пятерки, и снизили оценку. Несмотря на это, я
был первым в списке по результатам, и меня зачислили на факультет. Зачислили
со стипендией. Я хотел также получить место в общежитии. Но мне отказали,
так как я был москвич, а общежитие предоставляли только иногородним. [128]
В те годы МИФЛИ считался самым элитарным институтом в стране. Когда я
поступил, там учился "Железный Шурик" - А. Шелепин, будущий секретарь ЦК
ВЛКСМ, Председатель КГБ, член Политбюро ЦК КПСС и претендент на пост
Генерального секретаря ЦК КПСС. Тогда он был парторгом ЦК. Перед моим
поступлением МИФЛИ окончил поэт Александр Твардовский. Говорили, будто на
выпускном экзамене ему достался билет с вопросом о его поэме "Страна
Муравия", ставшей знаменитой к тому времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
шуток и игр порою вырастают серьезные последствия.
Сказались и мои анархические наклонности. Как я уже говорил, уклоняясь от
роли вожака в группах во время игр и каких-то школьных мероприятий, я сам не
терпел, когда мною кто-то начинал помыкать. А тут мне силой стали навязывать
вождя не на одну игру или на одно дело, а на всю жизнь и на каждое мое
действие. Чисто психологический протест против такого насилия постепенно
перерос в протест идейный. Однажды у Бориса дома я так прямо и высказал, что
я не признаю Сталина в качестве моего личного вождя, что я вообще не признаю
над собою никакого вождя, что я "сам себе Сталин". Борис со мною согласился,
а его отец одобрил наши мысли. Он лишь посоветовал держать язык за зубами.
Познакомившись с Иной, я эту тему неоднократно обсуждал также и с нею,
заражая и ее своим протестом против культа Сталина. Чем чаще я бывал в доме
Ины, тем лучше ко мне относился ее отец и тем откровеннее говорил со мной.
Он много пил. Напившись, он говорил иногда такие вещи, что даже мне
становилось страшно. Он говорил об отступлении от ленинских идеалов, об
уничтожении ленинской гвардии, о перерождении партии. Он говорил о том, что
именно настоящих коммунистов теперь не любят больше всего. Их прославляют в
книгах и в кино, а в жизни их уничтожают.
ПРЕДВОЕННЫЙ ПРИЗЫВ
Среднюю школу я окончил в 1939 году с "золотым" аттестатом. В стране
началась явная подготовка к войне с Германией. То, что война скоро начнется
и что это будет война именно с Германией, в этом были уверены все.
Мальчиков, окончивших школу, которым было уже восемнадцать лет и которые
были здоровы, сразу же призывали в армию. По всей вероятности, решение
властей было суровым, и мало кому удавалось уклониться от призыва. Кроме
того, патриотические настроения среди молодежи были очень сильными, и многие
из тех, [126] кто мог уклониться, не использовали свои возможности. Наиболее
разумные ребята заранее подали заявление в военные учебные заведения, а
также в школы органов государственной безопасности ("органов"). Некоторым из
них повезло - один со временем (уже после войны) стал генералом, другой -
полковником, третий - комендантом лагеря строгого режима. Но большинство
погибло на фронте. Провожали призванных в армию очень торжественно. Каждому
подарили чемодан и мелкие вещички вроде записных книжек, конвертов и бумаги
для писем, кружек и ложек. Произносились речи. На проводах присутствовали
участники Гражданской войны, офицеры из Московского гарнизона, отличившиеся
пограничники. Вскоре от призванных пришли письма. Все оказались либо на
Дальнем Востоке (опасность нападения Японии), либо на западной границе
(опасность со стороны Германии).
Мне еще не было даже семнадцати лет, так что я мог поступить в институт.
Был освобожден от службы в армии мой друг Борис - он вообще имел "белый
билет" как психически больной и поскольку имел очень слабое зрение. Не были
призваны также ученики нашего класса Проре Г., Иосиф М. и Василий Е.,
которым было суждено сыграть важную роль в моей жизни. Первый имел слабое
зрение, второй и третий остались на второй год по причинам, о которых скажу
ниже.
ВЫБОР ПУТИ
Передо мной встала проблема выбора института. Как обладатель "золотого"
аттестата (впоследсгвии с таким аттестатом стали давать золотую медаль), я
имел фактически неограниченные возможности. Я мог поступить на
механико-математический факультет, где меня все-таки знали как успешного
участника математических олимпиад. Я мог поступить в архитектурный институт,
имея характеристику и рекомендацию от Союза архитекторов как член
архитектурного кружка в течение многих лет и как призер юношеского конкурса,
организованного Союзом архитекторов. Но я выбрал философский факультет МИФЛИ
(Московского института философии, лите[127] ратуры, истории). Этот выбор был
определен тем, что я к тому времени уже ощущал сильнейшую потребность
понять, что из себя представляет наше советское общество. И вообще, в
последние два года школы мой интерес к философии стал постепенно
доминировать над интересом к архитектуре и к математике. До этого в кругу
моих знакомых у меня была кличка "Архитектор". К моменту окончания школы за
мной прочно закрепилась кличка "Философ". В эти годы я запоем читал
философские книги - Вольтера, Дидро, Гельвеция, Гоббса, Локка, Канта,
Гегеля, Маркса. И сам занимался выдумыванием всяких философских теорий.
Итак, я решил поступить в МИФЛИ. Поскольку мне еще не было даже
семнадцати лет, мне потребовалось особое разрешение Министерства высшего
образования на поступление в институт. Кроме того, МИФЛИ был в некотором
роде привилегированным институтом, особенно философский факультет.
Конкурс на этот факультет был огромный, чуть ли не двадцать человек на
место. Требовалась особая рекомендация от комсомольской или партийной
организации. В райкоме комсомола мне такую рекомендацию не дали, поскольку в
последний год мои соученики по школе заметили какие-то "нездоровые
настроения" у меня.
А скорее всего, просто кто-то написал на меня донос с целью помешать
поступлению на идеологически важный факультет. Наконец, число желающих
поступить на факультет с "золотым" аттестатом превысило число мест. Короче
говоря, мне предложили сдавать вступительные экзамены на общих основаниях.
Пришлось сдавать восемь экзаменов. Изо всех сдававших экзамены я набрал
наибольшее число очков - семь экзаменов сдал на "отлично" (на "пять") и лишь
один на "хорошо" (на "четыре"). И то это был экзамен по географии. Я ответил
вполне на "отлично", но экзаменаторы сказали, что это было бы "слишком
жирно" для меня - получить все пятерки, и снизили оценку. Несмотря на это, я
был первым в списке по результатам, и меня зачислили на факультет. Зачислили
со стипендией. Я хотел также получить место в общежитии. Но мне отказали,
так как я был москвич, а общежитие предоставляли только иногородним. [128]
В те годы МИФЛИ считался самым элитарным институтом в стране. Когда я
поступил, там учился "Железный Шурик" - А. Шелепин, будущий секретарь ЦК
ВЛКСМ, Председатель КГБ, член Политбюро ЦК КПСС и претендент на пост
Генерального секретаря ЦК КПСС. Тогда он был парторгом ЦК. Перед моим
поступлением МИФЛИ окончил поэт Александр Твардовский. Говорили, будто на
выпускном экзамене ему достался билет с вопросом о его поэме "Страна
Муравия", ставшей знаменитой к тому времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156