", в одно из
самых гнусных порождений советской истории.
ДРУЖЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Хрущевские годы были годами расцвета дружеских взаимоотношений в тех
кругах, в которых мне приходилось вращаться. Во всяком случае, я не могу
пожаловать[331] ся на недостаток таких отношений. Я не могу здесь
перечислить всех людей, с которыми у меня были дружеские отношения в эти
годы, так как их было очень много. Я не могу назвать никого, с кем у меня
были бы лично плохие отношения. Ко мне лично прекрасно относились даже те,
кто причинял мне зло. В этом смысле моя ситуация была чисто социальной, до
такой степени социальной, что трудно было понять, откуда исходило зло.
Бывший заведующий кафедрой логики В. Черкесов, который написал на меня донос
в экспертную комиссию, утверждавшую ученые степени, много раз заявлял, что я
был самым способным логиком в советской философии. Упоминавшаяся выше
Модржинская устраивала мне возможность подрабатывать в вечернем университете
марксизма-ленинизма. С моими коллегами, провалившими мою книгу, мы
отправились после этого в ресторан и весело отметили это радостное событие.
Чтобы понять, почему и как это было возможно, надо вспомнить о тех качествах
и принципах поведения, которые я вырабатывал в себе с детства. Я к людям
относился всегда сугубо лично, игнорируя исполняемые ими социальные роли и
следствия этих ролей в моей судьбе. Я никого и никогда не считал моим личным
врагом, хотя многие воспринимали сам факт моего существования как личную
угрозу.
Вообще должен сказать, что в хрущевские годы и в первые годы брежневского
правления (до семидесятых годов) жизнь в наших кругах была интересной,
динамичной и веселой, несмотря ни на что. Спад начался в конце шестидесятых
годов, в особенности после подавления чехословацкого "бунта". Думаю, что
советское руководство испугалось возможности аналогичного "бунта" у себя
дома. Ведь в Чехословакии все началось с философских кругов!
У нас начали постепенно "закручивать гайки".
РАБОТА
Годы 1955 - 1956-й я работал над идеями моей кандидатской диссертации. Я
хотел придать им логически завершенную форму. При этом я вышел за рамки
материала "Капитала" Маркса и решил иллюстрировать приемы [332] метода
восхождения от абстрактного к конкретному (в моем понимании -
диалектического метода) на материале анализа советского общества. В 1956
году я закончил книгу и представил на обсуждение в сектор диалектического
материализма (сектора логики еще не было). Книгу разгромили, причем не
сталинисты, а "либералы" во главе с заведующим сектором П.В. Копниным.
Копнин был характерным и ярко выраженным "либералом" хрущевского и
брежневского периода. Мы с ним дружили с 1938 года. Вместе поступали в ИФЛИ.
Во время войны он как-то избежал армии и фронта. Когда я демобилизовался из
армии, он уже защитил кандидатскую диссертацию. Когда я попал на работу в
Институт философии, он был уже в докторантуре. Вскоре он защитил докторскую
диссертацию и стал заведующим нашим сектором. Он был человеком приятным в
обращении, легким, веселым и остроумным. И чрезвычайно ловким в
карьеристическом отношении. Вот один из его "трюков". На каком-то важном
совещании идеологических работников речь шла о творческом подходе к
марксизму. Он сказал, что в марксизме многое нуждается в пересмотре. Хотя и
наступил "либеральный" период, но до такой смелости дело еще не дошло. В
зале наступила мертвая тишина. И тогда Копнин, выдержав паузу, сказал, что
этот пересмотр марксизма уже осуществлен: это сделал Ленин. Зал вздохнул с
облегчением и разразился бурными аплодисментами.
Копнин сделал блестящую карьеру. Стал директором Института философии в
Киеве, членом Академии наук Украины, членом-корреспондентом АН СССР и затем
директором нашего института. Если бы он не умер сравнительно молодым (ему не
было пятидесяти), он наверняка стал бы одной из ведущих фигур в советской
идеологии.
Став директором института, Копнин первым делом дал всем понять, что не
имеет со мной ничего общего, и завел дружбу с бывшими сталинистами Иовчуком,
Федосеевым, Константиновым и даже Митиным. Он поступал в соответствии с
правилами делания большой карьеры. Дружба со мной могла ему повредить.
При обсуждении моей книги он уличил меня в логическом позитивизме,
предложил не рекомендовать книгу к печати и посоветовал мне обратиться
полностью к логике. И я ему благодарен за это. [333]
Книгу я тогда уничтожил. Но от идей ее не отказался. Впоследствии я их
частично опубликовал в ряде статей и параграфов в других книгах, но уже
независимо от марксизма, а как общефилософские и общелогические идеи.
В судьбе моей книги сыграло роль еще одно обстоятельство. Произошли
известные "венгерские события". Моя аспирантка Правдина Челышева выступила
на партийном собрании с протестом против поведения советского руководства в
отношении Венгрии. Ее исключили из партии и из института и выслали в
Казахстан. Конечно, этот мужественный поступок не имел резонанса ни в
стране, ни тем более на Западе. До диссидентского движения еще было далеко.
Я выступил против исключения Правдины из института, за что мне было
поставлено на вид. Я отделался дешево, хотя я неоднократно высказывал свое
сочувствие восставшим венграм. Не исключено, что имя Правдина в формировании
этой мужественной женщины сыграло какую-то роль, как фамилия Зиновьев - в
моем.
Одновременно я занимался логикой, причем в ее современной форме
"математической" логики. Я организовал в институте "партизанским" путем (т.
е. без ведома начальства) семинар по логике. Его хотели запретить, но меня
спас польский логик и философ К. Айдукевич, посетивший Москву. Он был у меня
на заседании семинара и пришел в восторг. Потом он говорил об этом семинаре
в президиуме Академии наук и опубликовал о нем очень хвалебную статью. И
семинар признали официально. С докладами в моем семинаре выступали такие
известные ранее или впоследствии личности, как Э. Кольман, С. Яновская, А.
Есенин-Вольпин, С. Шаумян, Г. Поваров и другие. На основе семинара мы с П.В.
Таванцом создали группу логики, которую затем официально превратили в особый
сектор. Заведовать официально стал П.В. Таванец, предоставивший мне полную
свободу действий. Из докладов на моем семинаре был подготовлен сборник
статей, опубликованный лишь в 1959 году после длительных баталий со всякого
рода "консерваторами". Сборник сыграл большую роль в официальном признании
математической логики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
самых гнусных порождений советской истории.
ДРУЖЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Хрущевские годы были годами расцвета дружеских взаимоотношений в тех
кругах, в которых мне приходилось вращаться. Во всяком случае, я не могу
пожаловать[331] ся на недостаток таких отношений. Я не могу здесь
перечислить всех людей, с которыми у меня были дружеские отношения в эти
годы, так как их было очень много. Я не могу назвать никого, с кем у меня
были бы лично плохие отношения. Ко мне лично прекрасно относились даже те,
кто причинял мне зло. В этом смысле моя ситуация была чисто социальной, до
такой степени социальной, что трудно было понять, откуда исходило зло.
Бывший заведующий кафедрой логики В. Черкесов, который написал на меня донос
в экспертную комиссию, утверждавшую ученые степени, много раз заявлял, что я
был самым способным логиком в советской философии. Упоминавшаяся выше
Модржинская устраивала мне возможность подрабатывать в вечернем университете
марксизма-ленинизма. С моими коллегами, провалившими мою книгу, мы
отправились после этого в ресторан и весело отметили это радостное событие.
Чтобы понять, почему и как это было возможно, надо вспомнить о тех качествах
и принципах поведения, которые я вырабатывал в себе с детства. Я к людям
относился всегда сугубо лично, игнорируя исполняемые ими социальные роли и
следствия этих ролей в моей судьбе. Я никого и никогда не считал моим личным
врагом, хотя многие воспринимали сам факт моего существования как личную
угрозу.
Вообще должен сказать, что в хрущевские годы и в первые годы брежневского
правления (до семидесятых годов) жизнь в наших кругах была интересной,
динамичной и веселой, несмотря ни на что. Спад начался в конце шестидесятых
годов, в особенности после подавления чехословацкого "бунта". Думаю, что
советское руководство испугалось возможности аналогичного "бунта" у себя
дома. Ведь в Чехословакии все началось с философских кругов!
У нас начали постепенно "закручивать гайки".
РАБОТА
Годы 1955 - 1956-й я работал над идеями моей кандидатской диссертации. Я
хотел придать им логически завершенную форму. При этом я вышел за рамки
материала "Капитала" Маркса и решил иллюстрировать приемы [332] метода
восхождения от абстрактного к конкретному (в моем понимании -
диалектического метода) на материале анализа советского общества. В 1956
году я закончил книгу и представил на обсуждение в сектор диалектического
материализма (сектора логики еще не было). Книгу разгромили, причем не
сталинисты, а "либералы" во главе с заведующим сектором П.В. Копниным.
Копнин был характерным и ярко выраженным "либералом" хрущевского и
брежневского периода. Мы с ним дружили с 1938 года. Вместе поступали в ИФЛИ.
Во время войны он как-то избежал армии и фронта. Когда я демобилизовался из
армии, он уже защитил кандидатскую диссертацию. Когда я попал на работу в
Институт философии, он был уже в докторантуре. Вскоре он защитил докторскую
диссертацию и стал заведующим нашим сектором. Он был человеком приятным в
обращении, легким, веселым и остроумным. И чрезвычайно ловким в
карьеристическом отношении. Вот один из его "трюков". На каком-то важном
совещании идеологических работников речь шла о творческом подходе к
марксизму. Он сказал, что в марксизме многое нуждается в пересмотре. Хотя и
наступил "либеральный" период, но до такой смелости дело еще не дошло. В
зале наступила мертвая тишина. И тогда Копнин, выдержав паузу, сказал, что
этот пересмотр марксизма уже осуществлен: это сделал Ленин. Зал вздохнул с
облегчением и разразился бурными аплодисментами.
Копнин сделал блестящую карьеру. Стал директором Института философии в
Киеве, членом Академии наук Украины, членом-корреспондентом АН СССР и затем
директором нашего института. Если бы он не умер сравнительно молодым (ему не
было пятидесяти), он наверняка стал бы одной из ведущих фигур в советской
идеологии.
Став директором института, Копнин первым делом дал всем понять, что не
имеет со мной ничего общего, и завел дружбу с бывшими сталинистами Иовчуком,
Федосеевым, Константиновым и даже Митиным. Он поступал в соответствии с
правилами делания большой карьеры. Дружба со мной могла ему повредить.
При обсуждении моей книги он уличил меня в логическом позитивизме,
предложил не рекомендовать книгу к печати и посоветовал мне обратиться
полностью к логике. И я ему благодарен за это. [333]
Книгу я тогда уничтожил. Но от идей ее не отказался. Впоследствии я их
частично опубликовал в ряде статей и параграфов в других книгах, но уже
независимо от марксизма, а как общефилософские и общелогические идеи.
В судьбе моей книги сыграло роль еще одно обстоятельство. Произошли
известные "венгерские события". Моя аспирантка Правдина Челышева выступила
на партийном собрании с протестом против поведения советского руководства в
отношении Венгрии. Ее исключили из партии и из института и выслали в
Казахстан. Конечно, этот мужественный поступок не имел резонанса ни в
стране, ни тем более на Западе. До диссидентского движения еще было далеко.
Я выступил против исключения Правдины из института, за что мне было
поставлено на вид. Я отделался дешево, хотя я неоднократно высказывал свое
сочувствие восставшим венграм. Не исключено, что имя Правдина в формировании
этой мужественной женщины сыграло какую-то роль, как фамилия Зиновьев - в
моем.
Одновременно я занимался логикой, причем в ее современной форме
"математической" логики. Я организовал в институте "партизанским" путем (т.
е. без ведома начальства) семинар по логике. Его хотели запретить, но меня
спас польский логик и философ К. Айдукевич, посетивший Москву. Он был у меня
на заседании семинара и пришел в восторг. Потом он говорил об этом семинаре
в президиуме Академии наук и опубликовал о нем очень хвалебную статью. И
семинар признали официально. С докладами в моем семинаре выступали такие
известные ранее или впоследствии личности, как Э. Кольман, С. Яновская, А.
Есенин-Вольпин, С. Шаумян, Г. Поваров и другие. На основе семинара мы с П.В.
Таванцом создали группу логики, которую затем официально превратили в особый
сектор. Заведовать официально стал П.В. Таванец, предоставивший мне полную
свободу действий. Из докладов на моем семинаре был подготовлен сборник
статей, опубликованный лишь в 1959 году после длительных баталий со всякого
рода "консерваторами". Сборник сыграл большую роль в официальном признании
математической логики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156