В нашем детском коллективе мне постепенно навязали роль, соответствующую
моим природным склонностям. Мы играли, конечно. Я играл с азартом,
добросовестно, неутомимо. При этом я никогда не претендовал на роль вождя
или начальника. Я выдумывал игры, увлекал других. Но всегда уступал
формальное руководство тем, кто стремился к этому. Я выполнял самые трудные
задачи, требовавшие индивидуальной ловкости, изобретательности, смелости и
самоотверженности. Но повторяю, я никогда не был вожаком коллектива и не
стремился командовать другими. Во взрослом состоянии мне выпадала
возможность сыграть роль вожака или начальника, но я от этого уклонялся или
стремился поскорее избавиться. В армии, став сержантом и затем офицером, я
так и не научился командовать подчиненными. У меня не было командирского
голоса, как не было голоса музыкального. Я обычно становился инициатором и
фактическим организатором дела группы, но всегда оставался в тени и
предоставлял возможность выглядеть руководителями тем, кто подходил для этой
роли формально.
Физически я был очень вынослив. Хорошо бегал, ездил верхом, нырял, лазил
по деревьям. Неплохо дрался и никогда не уклонялся от драк, если даже
противники превосходили меня по силе. Более того, именно в таких случаях я
дрался с особым остервенением. Я первым прыгал в речку, когда на полях еще
лежал снег. Первым шел в темное место, где чудилась нечистая сила или
опасность. Первым брал на себя вину за общие проказы. Эта роль порою дорого
обходилась мне, но я все же играл ее охотно. Я вовсе не горжусь ею сейчас. Я
лишь описываю ее как одну из ролей индивидов в коллективе, доставшуюся мне
по ряду причин, от меня [51] не зависевших. И среди этих причин власть
коллектива была далеко не на последнем месте. Роль отщепенца, которую мне
предстояло сыграть ценою целой жизни, тоже была в какой-то мере навязана мне
обществом.
Я всегда с увлечением принимал участие в коллективных мероприятиях.
Наградой за мою роль в них было сознание того, что я делал больше и лучше
других, и другие члены коллектива видели это и ценили. Ничего, кроме
признания и справедливой оценки сделанного мною, я не хотел для себя.
Желание, чтобы кто-то видел, что я делаю, что я на самом деле из себя
представляю, чтобы кто-то справедливо оценил мое поведение и результаты моей
деятельности, стало одной из основных черт моего характера. В книге "Зияющие
высоты" я выразил это в "Молитве верующего безбожника". Тот факт, что в
реальности общественная оценка человека, как правило, не совпадает с его
сущностью, постоянно причинял мне страдания. Сначала я недоумевал по этому
поводу. Потом понял, что это есть закономерное явление. Но легче от такой
мысли не стало.

САМОВОСПИТАНИЕ
Я очень рано начал заниматься самовоспитанием. Разумеется, сначала я не
осознавал его, как таковое. Это было мальчишеское поведение, переросшее в
сознательное делание себя по определенным образцам. Приведу несколько
примеров. Мы устраивали соревнования, кто дольше выдержит щекотку или боль.
Я заставил себя держаться дольше других. Такая необычная тренировка
пригодилась мне впоследствии не раз. Однажды мы забрались в помещение, где
хранилась колхозная сметана и сливки, и съели чуть ли не все запасы,
предназначенные для сдачи государству. Нас, конечно, разоблачили. Родителей
оштрафовали, а нам устроили коллективную порку. Меня порол сам председатель
колхоза, считавший меня зачинщиком. Порол вожжами. Порол убежденно и, можно
сказать, с душой. Но я решил вытерпеть во что бы то ни стало, не просить
пощады и не выдавать настоящего зачинщика. И вытерпел. Из этого [52] я
извлек урок: боль ощущается не так остро, если имеешь твердое решение
выстоять.
В полях вокруг наших деревень построили вышки для геодезических
измерений. Подниматься на них можно было по лестницам, доступ к которым был
закрыт запертыми на замок дверями. Но на одной из "ног" вышек снаружи были
приколочены перекладины, по которым можно было забраться наверх. Мы
поспорили, что я смогу это сделать. Когда я начал подниматься, меня охватил
ужас. Но отступать было поздно. Внизу стояли ребята и девчонки. Если бы я не
полез до самого верха, меня засмеяли бы. Рухнула бы моя репутация. Пришлось
лезть до конца. Потом я лазил на все вышки в округе уже без особых усилий
над собой. Другой случай преодоления страха произошел, когда я учился в
четвертом классе. Точно так же на спор я ночью один пошел на кладбище. Хотя
я уже знал, что никакого Бога нет, было все равно жутко. Страшнее, чем лезть
на вышку. Я и на сей раз пересилил страх. С тех пор у меня не было ни одного
случая в жизни, чтобы я не преодолел чувство страха. И не было ни одного
поступка, который я совершил бы под влиянием страха.
С годами я стал заниматься самовоспитанием вполне сознательно, стараясь
следовать нравившимся мне литературным образцам. При этом моими героями
никогда не были дети. Это были всегда взрослые. И среди живых я не видел
образцов для подражания. Любопытно, что у меня никогда не появлялось желания
что-то иметь только по той причине, что это имел кто-то другой. Со временем
я возвел это в принцип: не подражать никому, не хотеть того, что имеют
другие, но что не есть необходимый элемент твоей имманентной жизни.
Я не считаю, что делал себя по наилучшим образцам и наилучшим образом. Я
не собираюсь конкурировать с другими в этом отношении. Я лишь констатирую
как факт, что имел перед собой какие-то образцы человека и начал делать себя
по ним еще в детстве. Потом и образцы эти отпали. И к проблеме самосоздания
я стал подходить творчески: я решил сотворить существо, какого не было ни в
реальности, ни в литературе.

[53]
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ
Самым значительным событием в деревне в период моего детства была
коллективизация. В моем формировании и в моей судьбе она сыграла роль
огромную. Потому остановлюсь на ней несколько подробнее.
Когда число людей, занятых поисками истины, превышает некий допустимый
максимум, то в силу вступает закон: чем больше искателей истины, тем более
чудовищные заблуждения порождают эти поиски. В таких случаях люди стремятся
не столько к истине, сколько к удовлетворению своих личных целей за счет
темы. Истина оказывается делом второстепенным. Тема советской
коллективизации дает классический пример на этот счет. На эту тему написаны
тонны слов. Найти в них крупицу истины еще труднее, чем найти жемчужину в
навозной куче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156