Женщина не ответила, помолчала немного, потом опять заговорила кокетливым тоном:
— Скажите, кто вы? Чем занимаетесь?
«Тьфу, черт, вечно им нужно знать, кто я!» — он от зло сти не смог ничего придумать и буркнул:
— Я летчик.
— Что вы говорите! Я всегда завидовала летчикам. Вап« профессия, наверно, очень интересная. И очень опасная.
— Да,— сказал Боб,— да.
— Особенно когда война. Вас ведь все время обстреливают, правда?
— Видите ли, я еще учусь...
— Синее, беспредельное небо, — мечтательно пропела женщина,—и вдруг — выстрелы... Какой ужас...
— Да, да,— пробормотал Боб.— Ваш муж еще не пришел?
— Мой муж? Ах, он такой ревнивый! А вы женаты?
— Женат? Не знаю... Не помню...
— То есть как? — рассмеялась женщина и неожиданно спросила: — Вы далеко сейчас находитесь?
— О да, я нахожусь очень далеко, — усмехнулся Боб, уже чуть было не поддавшийся самообману, уже почти что вообразивший, что он и впрямь находится где-то рядом с женщиной и сейчас ему придется пойти на свидание. — Я никогда больше не стану вас беспокоить,— добавил он безучастно.— Я вам больше не помешаю... У меня нет никаких денег в банке... Я давно закрыл свои счета...
Он повесил трубку и, опустив голову, устало прижался лбом к телефону. Он посидел так с минуту, потом решительно поднялся, выдвинул ящик письменного стола и извлек оттуда толстую веревку. Он влез на стул, закрепил веревку на толстом гвозде, торчащем из потолка, спустился и с холодным, ничего не выражающим лицом завязал на конце петлю.
Он действовал спокойно, сосредоточенно и легко.В коридоре послышались чьи-то шаги. Они приблизились и стихли возле самой двери. В дверную щель просунулся конверт.
Боб кинулся к двери, подобрал с пола конверт и увидел, что письмо адресовано ему.
— Я, кажется, вовремя подоспел с этим письмом? — услышал он голос доктора. - Вот видите, что значит иметь дело с хорошим психиатром...
Письмо философа Гюнтера Андерса Клоду Роберту Изерли. Земля—планета Тюнитос (документ)
Дорогой мистер Изерли.Вы не знакомы с пишущим эти строки. Зато мы, мои друзья и я, знаем Вас. Независимо от того, где мы находимся—в Нью-Йорке, в Вене или в Токио, — мы с напряженным вниманием следим за тем, как Вы справляетесь или не справляетесь с Вашей бедой. Не потому, что мы так любопытны, и не потому, что Ваш «случай» интересует нас с медицинской или с психологической стороны. Мы не меди-
ки и не психологи. А потому, что мы стараемся, стремимся со страхом и тревогой понять те моральные проблемы, которые стоят сегодня у всех нас на пути.Мы живем в такую эпоху, когда на любого из нас может свалиться та же вина, которая пала на Вас. И если не Вы выбрали себе свою злосчастную участь, то и злосчастную эту эпоху выбрали себе тоже не мы. В этом смысле мы, стало быть, как говорят американцы, т спе кате Ъоах — в одной лодке. Вот эта-то общность и определяет наше отношение к Вам. Вы имели несчастье действительно сделать то, что завтра, может быть, вынужден будет сделать любой из нас. Вот почему Вы необычайно важны для нас. Вы просто необходимы нам. В известной мере Вы — наш учитель.
Конечно, Вы откажетесь от этого титула. «Вот уж нет,— скажете Вы,— ведь я никак не справлюсь даже с собственным состоянием».Вы удивитесь, но именно это «никак» и имеет для нас решающее значение. Оно для нас даже утешительно.Я не говорю: «утешительно для Вас». Менее всего склонен я утешать Вас. Ведь, утешая, обычно говорят: «Дело еще не так скверно», — то есть пытаются умалить случившееся, приуменьшить горе, изжить словами вину. Именно это и пытаются сделать, например, Ваши врачи. Почему эти люди так поступают, догадаться нетрудно. Они не имеют права морально осуждать получившую всеобщее признание и даже всячески восхваляемую военную операцию. Они не смеют и помыслить о самой возможности такого осуждения. Следовательно, они должны во что бы то ни стало отстаивать безупречность поступка, справедливо кажущегося Вам виной. Поэтому-то Ваши врачи и твердят: «Хиросимы как таковой еще недостаточно, чтобы объяснить Ваше поведение» ,- что, если говорить попросту, означает: «Не так уж и плоха была Хиросима». Поэтому они ограничиваются тем, что вместо самого поступка (или того состояния мира, при котором возможен такой поступок) критикуют Вашу реакцию на этот поступок, поэтому они вынуждены называть Ваши муки и Ваше ожидание наказания «болезнью» (Классический комплекс виновности) и поэтому они должны рассматривать Ваш поступок как классический комплекс виновности, то есть как выдуманное Вами преступление.
Хиросима — плод Вашего воображения. Право же, Вам это лучше знать. Не без причины преследуют Вас по ночам крики раненых, не без причины вторгаются в Ваши сны тени погибших.
Для нас утешителен тот факт, что Вы «не справляетесь» со случившимся. Утешителен как доказательство того, что Вы пытаетесь расплатиться за неведомые тогда последствия Вашего поступка, ибо такая попытка, даже если она тщетна, свидетельствует о том, что Вам удалось сохранить совесть, хотя однажды Вы успешно сработали в качестве колесика механизма. Я сказал: «Даже если Ваша попытка тщетна». Она не может не быть тщетной. И вот почему.
Даже причинив зло одному-единственному человеку - об убийстве я уж не говорю, - не так-то легко, хотя последствия этого поступка вполне обозримы, «справиться» со своей совестью. Но в данном случае речь идет о чем-то другом. Ведь Вы имели несчастье оставить после себя двести тысяч убитых. Как испытать боль за 200 тысяч человеческих жизней? Как раскаяться в 200 тысячах убийств? На это не способны не только Вы и не только мы, на это никто не способен. Каких бы отчаянных попыток мы ни делали, боль и раскаяние остаются недостаточными. Раскаяться невозможно. Тщетность Ваших усилий Вы должны ощущать и переживать ежедневно: ибо, кроме этого ощущения тщетности, нет ничего, что могло бы заменить собою раскаяние, что могло бы удержать нас от повторения таких чудовищных дел. И, значит, если безуспешность Ваших усилий вызывает у Вас панику и душевный разлад, то это в порядке вещей. Можно, пожалуй, даже сказать, что это признак Вашего нравственного здоровья.
Обычный способ справляться с чем-то большим состоит в простой уловке замалчивания: человек продолжает жить точно так же, как прежде, сбрасывая случившееся со счетов, не видя в слишком большой вине вообще никакой вины. Иными словами, для того чтобы с ней справиться, с ней не пытаются справляться. Так ведет себя, например, Ваш товарищ и соотечественник Джо Стиборик, которого любят ставить Вам в пример, потому что он продолжает жить припеваючи, преспокойно заявив, что «та бомба была просто чуть больше обычной». Еще лучшей иллюстрацией этого способа может служить ваш император, который скомандовал Вам « Действуй» .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42