Снова встали все.
— Вы поняли, не так ли, мистер Изерли?
Боб, с колпаком на голове, в длинной, до пят, ночной рубахе, ответил утвердительным кивком.
— В наших семьях никогда не бывает измен. Все они живут в мире и согласии. У нас нет невоспитанных и непослушных детей. Все они послушные и воспитанные. Наш девиз — любовь, согласие и равенство.
Грянули аплодисменты и крики восторга. Председатель взял Боба под руку и отвел его в сторону.
— Какие у вас впечатления, мистер Изерли?
— Впечатления у меня очень хорошие, но я хочу задать вам один вопрос.
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Почему вы не распространяете ваш замечательный эксперимент по всей стране?
— На этот ваш вопрос мне придется или ответить очень откровенно, или же вообще ничего не ответить.
— Даю слово, что все останется между нами.
— Видите ли, то, о чем вы спрашиваете, нам совершенно невыгодно. Все расходы по нашему эксперименту оплачивает государство. Если же наши принципы воспримет вся страна, то тогда лаборатория утратит смысл и неминуемо будет закрыта. Конечно, мы здесь занимаемся наукой, но наука, в конце концов, наукой, а жизнь жизнью... Ведь чтобы жить, вы сами понимаете, нужны какие-то средства.
— Но неужели вас не заставляют? — помрачнел Боб.
— Заставлять-то заставляют, но мы уклоняемся.
— Каким образом?
— Видите ли, по закону, данному нам от бога и от природы, семьи должны быть и бывают богатые и бедные, черные и белые; должны быть и бывают верные и неверные мужья и жены, послушные и непослушные дети. У нас есть подробнейший их список. Если хотите, я вам покажу, и вы увидите, какая во всем этом удивительная симметрия, какое равновесие. Но если где-то, скажем, богатых становится больше, а бедных меньше, измены в семьях пре-
вытают установленную норму или же наоборот, я сразу же посылаю туда своих специальных агентов. Тем или иным способом они проникают в соответствующие семьи и делают все для восстановления нарушенного порядка.
Заметив, как помрачнело лицо Боба, председатель несколько смутился, но тут же овладел собой и дружелюбно добавил:
— Ваш пример, между прочим, тоже подтверждает мои слова. На что бы вы существовали, не будь Хиросимы? —Он замолк на мгновение, потом сказал все так же дружелюбно и с улыбкой: — Я обязан был знать вашу биографию, ведь вы же национальный герой.
И вдруг произошло нечто непредвиденное. Жена Боба встала со своего места и громко произнесла:
— Я ему изменила.
— Что? — удивился председатель.
— Я ему изменила, — повторила женщина.
Лицо у председателя передернулось. Он оставил Боба, подошел к женщине и с минуту не знал даже, что делать. Потом снова взял себя в руки и сказал с восхищением:
— Браво, милая, браво! Я всегда говорил: человек интересен именно тем, что в нем живут одновременно и добрый и злой, и богатый и бедный, и черный и белый. И ты это доказала.
— Я изменила ему, — упрямо повторила женщина.
— Мистер Изерли, мы выбрали вам на редкость хорошую жену.
— Я изменила ему.
— Но, милая, когда же это ты успела? — вынужден был поинтересоваться председатель.
— Я изменила ему сию минуту.
— Но как же, как?
— Мысленно, — ответила женщина и посмотрела прямо ему в глаза.
Председатель с трудом подавил в себе ярость. Он потерпел поражение, и притом окончательное, ибо слова женщины были, в сущности, его словами. И во взгляде его выразился укоризненный вопрос: «Это было мое, только мое средство... Какое ты имела право прибегать к моему средству?..»
Зал шумел и требовал, негодуя:
— Развести, развести их!
— Нашим уставом разводы запрещены, — растерянно выкрикнул председатель. — И никаких исключений не допускается.
— Судить изменницу!
— Но ведь вы же знаете, что у нас нет суда, что нам не полагается его иметь.
Боб теперь только внимательно пригляделся к женщине, теперь только разглядел, какая она красивая, и как хорошо сложена, и какое у нее крупное, тугое тело. Она стояла в непринужденной позе, и две верхние пуговицы на ее халате были расстегнуты.
Председатель между тем подозвал своего заместителя и, весь бледный, спросил:
— Что нам делать? Если правительство узнает об этом, нашей организации крышка.
— Мы не имеем права ни выгонять ее, ни держать у себя, — ответил заместитель. — Может, проще замять дело ?
— Не удастся, — с отчаянием сказал председатель. — Она будет упорно твердить свое.
Женщина вышла из-за стола и спокойно покинула зал.
— Можно мне на минутку выйти? — ни на кого не глядя, поднял руку Боб.
Председатель посмотрел на него с подозрительностью.
— А зачем?
— Мне нужно кой-куда...
— Кой-куда?.. Но, помилуйте, мы собрались на торжественный вечер. Неужели вы считаете пристойным, мистер Изерли, говорить о подобных вещах в присутствии столь многочисленного собрания ?
— Но ведь я же в семейной обстановке, со своими детьми и женой. Я могу чувствовать себя свободно и непринужденно.
Эти слова понравились залу, и он ответил аплодисментами и криками:
— Разрешить, разрешить ему!
Председателю пришлось выполнить это требование. Боб вышел со сцены. За кулисами он сорвал с себя, белый колпак, снял ночную рубаху и облачился в свой костюм. Потом отправился искать женщину. Хотел еще раз ее увидеть, пожать ей руку и поблагодарить...
Он попал в коридор со множеством дверей, но, к удивлению Боба, все эти двери, к которой бы он ни подходил, оказались запертыми. Женщины не было, она исчезла.
Возле одной из дверей стоял робот. Боб подошел к нему и спросил:
— Тут тоже заперто?
Робот очень вежливо поклонился и, сделав руками пригласительный жест, сказал:
— Пожалуйста.
Боб осторожно нажал на ручку и, переступив через порог, оказался на улице. Он тут же повернулся обратно, толкнул дверь, но почувствовал, что она заперта. Потом он увидел несколько знакомых лиц. Это были представители других организаций, давно его поджидавшие.
Боб, недолго раздумывая, бросился бежать. Прохожие сразу его узнавали и, остановившись, с восхищением смотрели вслед. Вскоре остановился и транспорт, и вдоль обоих тротуаров выросли плотные стены из людей. Посыпались аплодисменты и крики: «Ура!» Боб бежал по самой середине улицы. Бежал, ничего вокруг себя не видя. Бежал, напрягая все свои силы. А люди смотрели на него и восхищались. «Посмотрите, — говорили они,— как хорошо он бежит!» И никому даже в голову не приходил вопрос: «А куда это он бежит? И почему бежит?»
Глава восьмая
Наконец-то ты сбежал от них. Ты находишься в скромном городишке, где дома не разукрашены твоими улыбающимися портретами. Ты никому не знаком здесь. И хотя люди иногда на тебя оглядываются, ты вовсе не злишься и даже радуешься — ведь это оттого, что они все тут давно друг друга знают, а ты незнакомец, потому на тебя и смотрят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Вы поняли, не так ли, мистер Изерли?
Боб, с колпаком на голове, в длинной, до пят, ночной рубахе, ответил утвердительным кивком.
— В наших семьях никогда не бывает измен. Все они живут в мире и согласии. У нас нет невоспитанных и непослушных детей. Все они послушные и воспитанные. Наш девиз — любовь, согласие и равенство.
Грянули аплодисменты и крики восторга. Председатель взял Боба под руку и отвел его в сторону.
— Какие у вас впечатления, мистер Изерли?
— Впечатления у меня очень хорошие, но я хочу задать вам один вопрос.
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Почему вы не распространяете ваш замечательный эксперимент по всей стране?
— На этот ваш вопрос мне придется или ответить очень откровенно, или же вообще ничего не ответить.
— Даю слово, что все останется между нами.
— Видите ли, то, о чем вы спрашиваете, нам совершенно невыгодно. Все расходы по нашему эксперименту оплачивает государство. Если же наши принципы воспримет вся страна, то тогда лаборатория утратит смысл и неминуемо будет закрыта. Конечно, мы здесь занимаемся наукой, но наука, в конце концов, наукой, а жизнь жизнью... Ведь чтобы жить, вы сами понимаете, нужны какие-то средства.
— Но неужели вас не заставляют? — помрачнел Боб.
— Заставлять-то заставляют, но мы уклоняемся.
— Каким образом?
— Видите ли, по закону, данному нам от бога и от природы, семьи должны быть и бывают богатые и бедные, черные и белые; должны быть и бывают верные и неверные мужья и жены, послушные и непослушные дети. У нас есть подробнейший их список. Если хотите, я вам покажу, и вы увидите, какая во всем этом удивительная симметрия, какое равновесие. Но если где-то, скажем, богатых становится больше, а бедных меньше, измены в семьях пре-
вытают установленную норму или же наоборот, я сразу же посылаю туда своих специальных агентов. Тем или иным способом они проникают в соответствующие семьи и делают все для восстановления нарушенного порядка.
Заметив, как помрачнело лицо Боба, председатель несколько смутился, но тут же овладел собой и дружелюбно добавил:
— Ваш пример, между прочим, тоже подтверждает мои слова. На что бы вы существовали, не будь Хиросимы? —Он замолк на мгновение, потом сказал все так же дружелюбно и с улыбкой: — Я обязан был знать вашу биографию, ведь вы же национальный герой.
И вдруг произошло нечто непредвиденное. Жена Боба встала со своего места и громко произнесла:
— Я ему изменила.
— Что? — удивился председатель.
— Я ему изменила, — повторила женщина.
Лицо у председателя передернулось. Он оставил Боба, подошел к женщине и с минуту не знал даже, что делать. Потом снова взял себя в руки и сказал с восхищением:
— Браво, милая, браво! Я всегда говорил: человек интересен именно тем, что в нем живут одновременно и добрый и злой, и богатый и бедный, и черный и белый. И ты это доказала.
— Я изменила ему, — упрямо повторила женщина.
— Мистер Изерли, мы выбрали вам на редкость хорошую жену.
— Я изменила ему.
— Но, милая, когда же это ты успела? — вынужден был поинтересоваться председатель.
— Я изменила ему сию минуту.
— Но как же, как?
— Мысленно, — ответила женщина и посмотрела прямо ему в глаза.
Председатель с трудом подавил в себе ярость. Он потерпел поражение, и притом окончательное, ибо слова женщины были, в сущности, его словами. И во взгляде его выразился укоризненный вопрос: «Это было мое, только мое средство... Какое ты имела право прибегать к моему средству?..»
Зал шумел и требовал, негодуя:
— Развести, развести их!
— Нашим уставом разводы запрещены, — растерянно выкрикнул председатель. — И никаких исключений не допускается.
— Судить изменницу!
— Но ведь вы же знаете, что у нас нет суда, что нам не полагается его иметь.
Боб теперь только внимательно пригляделся к женщине, теперь только разглядел, какая она красивая, и как хорошо сложена, и какое у нее крупное, тугое тело. Она стояла в непринужденной позе, и две верхние пуговицы на ее халате были расстегнуты.
Председатель между тем подозвал своего заместителя и, весь бледный, спросил:
— Что нам делать? Если правительство узнает об этом, нашей организации крышка.
— Мы не имеем права ни выгонять ее, ни держать у себя, — ответил заместитель. — Может, проще замять дело ?
— Не удастся, — с отчаянием сказал председатель. — Она будет упорно твердить свое.
Женщина вышла из-за стола и спокойно покинула зал.
— Можно мне на минутку выйти? — ни на кого не глядя, поднял руку Боб.
Председатель посмотрел на него с подозрительностью.
— А зачем?
— Мне нужно кой-куда...
— Кой-куда?.. Но, помилуйте, мы собрались на торжественный вечер. Неужели вы считаете пристойным, мистер Изерли, говорить о подобных вещах в присутствии столь многочисленного собрания ?
— Но ведь я же в семейной обстановке, со своими детьми и женой. Я могу чувствовать себя свободно и непринужденно.
Эти слова понравились залу, и он ответил аплодисментами и криками:
— Разрешить, разрешить ему!
Председателю пришлось выполнить это требование. Боб вышел со сцены. За кулисами он сорвал с себя, белый колпак, снял ночную рубаху и облачился в свой костюм. Потом отправился искать женщину. Хотел еще раз ее увидеть, пожать ей руку и поблагодарить...
Он попал в коридор со множеством дверей, но, к удивлению Боба, все эти двери, к которой бы он ни подходил, оказались запертыми. Женщины не было, она исчезла.
Возле одной из дверей стоял робот. Боб подошел к нему и спросил:
— Тут тоже заперто?
Робот очень вежливо поклонился и, сделав руками пригласительный жест, сказал:
— Пожалуйста.
Боб осторожно нажал на ручку и, переступив через порог, оказался на улице. Он тут же повернулся обратно, толкнул дверь, но почувствовал, что она заперта. Потом он увидел несколько знакомых лиц. Это были представители других организаций, давно его поджидавшие.
Боб, недолго раздумывая, бросился бежать. Прохожие сразу его узнавали и, остановившись, с восхищением смотрели вслед. Вскоре остановился и транспорт, и вдоль обоих тротуаров выросли плотные стены из людей. Посыпались аплодисменты и крики: «Ура!» Боб бежал по самой середине улицы. Бежал, ничего вокруг себя не видя. Бежал, напрягая все свои силы. А люди смотрели на него и восхищались. «Посмотрите, — говорили они,— как хорошо он бежит!» И никому даже в голову не приходил вопрос: «А куда это он бежит? И почему бежит?»
Глава восьмая
Наконец-то ты сбежал от них. Ты находишься в скромном городишке, где дома не разукрашены твоими улыбающимися портретами. Ты никому не знаком здесь. И хотя люди иногда на тебя оглядываются, ты вовсе не злишься и даже радуешься — ведь это оттого, что они все тут давно друг друга знают, а ты незнакомец, потому на тебя и смотрят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42