— Блондинки.
— Что любите из фруктов?
— Арбуз.
— Ночью спите хорошо?
— Да.
— Сколько вам было лет, когда вы в первый раз влюбились ?
— Пятнадцать.
Боб поймал себя на том, что он не только не противится внутренне этим вопросам, но даже отвечает на них охотно и где-то в глубине души даже боится, как бы они не кончились слишком скоро.
— В школе я удирал с уроков...- добавил он уже от себя.—Был очень непослушный... Хорошо плаваю... Отпуск проводил всегда на берегу моря... Очень люблю ходить в кино... Никогда в жизни не заявлял, что кино — это обман. Что кино снимается. Снимается аппаратом. На ленту. Я всегда верил...
Его голос охрип и задрожал.
— Я был непослушный, но учился хорошо... Курить начал совсем мальчишкой... Раньше почти не кашлял... Сейчас кашляю много... Наверное оттого, что много курю... Учиться я не любил, но учился хорошо...
Теперь он говорил торопливо, едва переводя дух, словно запыхавшись от долгого бега.
— Я всегда был точным... На свидания приходил за десять минут... Ни разу не опаздывал на поезд или на самолет...
— Благодарим вас, довольно.
— А... а зачем вы все-таки пришли? — уже тихим голосом спросил Боб. - У вас найдется еще время, чтобы объяснить?
— Да, в нашем распоряжении еще пять минут, — посмотрев на часы, сказал один из репортеров,— и мы можем теперь объяснить цель своего прихода. Нам нужны были некоторые данные о вас. Правительство решило поставить вам памятник в центре города.
— Памятник? Мне? — опешил Боб.
— Да. И мы хотели бы написать о вас несколько слов на мраморной мемориальной доске.
— Памятник ? — повторил он машинально. — Мне ?
— Мы могли, разумеется, придумать сами, но предпочитаем, чтобы наше слово соответствовало действительности.
— А это все...— растерянно пролепетал Боб,— а я...
— Вы, наверно, имеете в виду последние ваши поступки и... как бы сказать... и это ваше путешествие? Видите ли, мы охотно упомянули бы и про это, однако, к сожалению,, не хватит места.
Репортеры еще раз выразили ему благодарность и удалились.Боб снова проверил время: шел уже второй час. Точность была нарушена. Ну а если точность нарушена, то, значит, все пойдет по-обычному.
Наконец вдали заклубилась пыль и показалась машина. Боб с нетерпением кинулся ей навстречу. Машина подъехала, остановилась, и из нее вышли мужчина и девушка.
Боб улыбнулся им и хотел было поздороваться, однако мужчина тут же отвел его в сторону и сразу же заговорил деловым тоном.
— Требований у меня немного, — сказал он. — Вы должны меня слушаться и не делать ни шагу без моего разрешения. Ясно?
— Но позвольте...
— Вы обязаны подчиняться мне, — перебил его мужчина, - Я требую этого отнюдь не потому, что мне нравится держать людей в подчинении, а потому, что это необходимо для вашей же пользы.
— Но позвольте мне сказать...
— В отличие от других я считаю вашу болезнь вполне излечимой.
— Как вас называть, доктор?
— Так именно и называйте.
— Быть может, доктор, вы выслушаете меня...
— Мне уже ясно, что я вам не понравился. Однако прошу запомнить: я не придаю этому никакого значения.
Он взял свой чемодан и направился к космолету.А Боб остался стоять на месте как пригвожденный и со страхом подумал, что доктору, по-видимому, ничего не известно. Что он действительно считает его больным. Значит, он не предупрежден. Его обманули. Утаили от него правду.
Боб неторопливо подошел к девушке и молча остановился рядом с ней. Девушка тоже стояла молча. Она была высокого роста, у нее были длинные ноги и руки тоже длинные, и платье на ней было до колен...
— Сколько тебе лет? — спросил наконец Боб.
— Двадцать два.
— А мне двадцать семь.
Девушка смотрела куда-то вдаль. А Боб - на девушку. И платье на ней было до колен.
— Кто у тебя есть?
— Никого.
— Ты где-нибудь работала?
Девушка кивнула, все так же глядя куда-то вдаль.
— Кем?
— Машинисткой.
— А с парнями гуляла?
— Да.
— Со многими?
— Да... со многими.
Они стояли бок о бок, вровень друг с другом, оба высокие ростом.
— А ты?
— Я тоже.
Им обоим сейчас казалось, что только так и можно было начать знакомство.
— Как ты попала сюда?
— Меня вызвали.
— Потом?
— Потом заставили.
Боб достал сигарету из пачки, закурил.
— Дай и мне, — попросила девушка.
— Тебе? Я не хочу, чтобы ты курила.
— Правда? Хорошо, не буду.
Они засмеялись и медленно пошли к космолету.Бобу хотелось сказать девушке: «Я виноват перед тобой. Я только перед тобой и виноват...» Но вместо этого он остановился, протянул руку к ее лицу и нежно провел по нему пальцами.
— Меня зовут Боб.
— Знаю.
— А тебя?
— Лили.
Они продолжали шагать, не замечая, что кружат вокруг космолета.
— Скажи, ты очень меня ненавидишь?
— За что? — удивилась девушка.
— Да так... неважно...— И переменил разговор.— На какой улице ты жила?
— На тысяча четыреста сороковой.
— Не знаю... Не бывал там, наверно...
— Я жила на четвертом этаже,— сказала девушка, считая, вероятно, что сейчас это очень важно.
— А лифт у вас был? Они помолчали.
— Ты знаешь, почему меня отправляют туда?
— Знаю.
— Почему?
— Ты сам этого захотел.
— Что, что?
— Мне сказали, что ты сам захотел туда.
— Как это сам? — остановился Боб.— Почему?
— Мне ничего больше не сказали.
— Но ты сама-то как думаешь? — спросил он почти грубо.
— Мне кажется, с тобой случилось что-то плохое. Что-то очень плохое.
— Почему тебе так кажется?
— Не могу объяснить.
— Попытайся. Я прошу тебя. Мне это очень нужно сейчас.
— Потому... потому что ты хороший парень...
— Поднимитесь и займите свои места, — послышался приказ командира корабля.
Боб и Лили, побледнев, переглянулись друг с другом. Боб чутьем угадал, как он должен вести себя в эту минуту.
— Разреши взять твой чемодан.
Он взял чемодан девушки и, пропустив ее вперед, стал подниматься по трапу. И от этой его элементарной вежливости им обоим стало немного легче.
— Лили... я не виноват...
— Я буду тайком от тебя курить, — улыбнулась девушка. На последней ступеньке она на мгновение остановилась и,
не оборачиваясь, сказала:
— А жалко, что мы уже как хорошие знакомые, правда?
— Не забыли ничего? — крикнули снизу.
Боб вышел вдруг из кабины космолета и поспешно спустился вниз, на землю. Он не знал зачем. Он ничего не забыл внизу.Он постоял с минуту в полной растерянности, огляделся кругом.В нем не было ни сожаления, ни протеста, ни грусти расставания. Это была для него попросту пустая минута. И вместе с тем чрезвычайно важная.
Боб помочился, не стесняясь присутствия множества людей. Для него эти люди уже не существовали. Они были сейчас заняты. Сооружали ему памятник. Боб постеснялся бы, только если бы его видели доктор или Лили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42