Из этого явствует, что совесть вовсе не объективное мерило, что два человека могут один и тот же факт оценивать по-разному. Один почувствует укоры совести, а другой, напротив, будет удовлетворен и полон гордости. Известно также, что совесть — это категория моральная и ни в коем случае не научная. Я считаю гибельным для каждого научного исследования, когда к нему приступают с априорным моральным, политическим или философским предубеждением. Наука не имеет ничего общего с этими понятиями так же, как ее не интересует и религия. Это проблемы иного мира, наука по отношению к ним безразлична. Если ученый будет рассматривать научную идею сквозь очки морали, то он запутается не только как моралист, но и прежде всего как ученый.
Обращаясь к Отцу атомной бомбы:
— Может, вы чего-нибудь выпьете?
— Спасибо, мне нельзя, у меня печень больная.
— Видите ли, я буду говорить долго, и если вы ничем себя не займете, мне трудно будет продолжать. Мне будет казаться, что я уже наскучил.
— Я слушаю вас с интересом.
— Все равно, разрешите что-нибудь предложить вам. Ну хотя бы из еды... Иначе мне будет трудно вас обвинять. Я прошу помочь мне...
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Чего бы вам хотелось? Что вам подать?
— Не беспокойтесь, я сам.
Отец водородной бомбы продолжает:
— Мы имеем дело с великим ученым, но мы часто ошибаемся, считая, что величие в одной сфере деятельности должно означать исключительное дарование и в других областях интеллектуального творчества. Наполеон Бонапарт рисует... Простите, ваше величество, но вы сами учили меня быть откровенным... Отец атомной бомбы пишет стихи. И, к сожалению, не только стихи. Он также вмешивается в политику и, что еще хуже, сваливает в одну кучу политику и физику. Это в конце концов не только его вина. Вы все знаете, что он занимал десятки весьма значительных правительственных постов, руководил атомной комиссией, говорил от имени нашей страны в Организации Объединенных Наций и выступал в качестве эксперта в конгрессе. Его приглашали университеты всего мира, еженедельно он выступал по радио и перед телеобъективами, от него требовали отзыва о вещах, в которых он ничего не понимал. Самые знаменитые люди нашего государства приглашали его и стремились узнать его мнение о Ван Гоге, о стихах, о санскритских переводах; он объяснял им принцип неопределенности Гей-зенберга, комментировал выступления Вышинского, учил Ачессона, давал советы Баруху, говорил и писал... Что же удивительного, что наконец он сам поддался этому обману и почувствовал себя и министром иностранных дел, и даже
амим государем нашей страны. Он в значительной мере счи-ал свои выступления программными. Он до сих пор убеден, что лишь ученые способны управлять миром. Сегодня, огда в руках ученого сосредоточены огромные силы, эта дея становится еще более заманчивой и привлекательной.
чень легко поддаться мысли, что сила, которую ты осво-одил, по праву принадлежит тебе. Весьма соблазни-ельно стать равным правительству, армии и могуществу рироды.
Вновь обращается к Отцу атомной бомбы:
— Не слишком ли быстро я говорю?
— Нет, нет, не беспокойтесь.
— Знаете, что я вспомнил: в школе мне всегда снижали отметку за то, что я говорил слишком быстро и проглатывал слова. Вы ведь помните, не так ли?
— Конечно.
— И в самом деле, мы ведь, кажется, учились вместе?
— Да, если не ошибаюсь, мы с вами были одноклассники.
— Да, да, ну конечно же... Это не вы разве побились однажды об заклад, что спрыгнете со второго этажа?
Отец атомной бомбы, краснея:
— Я.
Отец водородной бомбы продолжает:
— Мой уважаемый коллега присвоил себе своеобразную монополию на моральные оценки. Неизвестно почему, но он счел себя призванным судить других, осуждать ученых, которые отдали свои способности производству водородной бомбы. Дело дошло до того, что он ухватился за метод, который принадлежал мне и который я сам уже считал пройденным этапом. Он горячо пропагандировал этот метод среди ученых. Трудно представить себе большую трагикомедию : я отрицаю свое собственное открытие, а он упорно его отстаивает.
Он не захотел нам помочь. Но, быть может, ученый имеет на это право? Нет, не имеет. От солдата требуется, чтобы он в бою отдавал все — свой энтузиазм, возможности и весь свой моральный потенциал. То же самое мы должны требовать от ученого.
По Боссюэ, еретиком является каждый, кто имеет свое мнение и руководствуется своими мыслями и личным чувством.Нельзя впадать в сентиментальность, если кто-нибудь твердит, что то или иное наше действие не согласуется с высокими принципами идеальной демократии. Я обеими руками за демократию. Однако наша демократия не должна бояться использовать кулак, ибо в противном случае мы ее потеряем.
Отцу атомной бомбы:
— Вы не обижаетесь на меня?
— Нисколько.
Затем неожиданный вопрос:
— Простите, а вы хорошо учились в школе?
— Не помню. Средне, наверное.
— Кажется, у меня сохранилась школьная фотография, на которой есть и вы...
Выступление Отца атомной бомбы (Хроника. Отчасти дополненная воображением)
(Устало и медленно, не слыша собственного голоса): — Отец водородной бомбы сделал попытку доказать, что производство бомбы является вопросом чисто техническим, что ученого не должно интересовать ничто другое, кроме того, как лучше всего и быстрее всего создать бомбу. Я с этим не согласен. Хотя наука сама по себе безразлична к добру и злу, праву и бесправию, однако ученый не может быть безразличен к ним. Водородная бомба может уничтожить сразу целые нации. Если она будет применена, никто не отделит виновника от жертв, друзей от врагов, матерей от детей, все сольется в одну безликую массу, которая превратится в пепел.
Производство водородной бомбы имело бы смысл лишь в том случае, если бы с ее помощью мы смогли достигнуть мощного политического нажима, то есть если бы мы достигли такого военного преимущества, чтобы без войны принудить противника принять наши требования. Для этого мы должны были бы получить многолетнее преимущество и быть убежденными, что противная сторона не сможет нас догнать. Однако тот факт, что русские в такой короткий период создали атомную бомбу, должен был бы стать для нас предупреждением. Мы могли бы прийти к заключению, что нам не удастся удержать необходимое преимущество.
— Вы хорошо начали, — вставил Отец водородной бомбы. — Я очень рад за вас.
— Самая большая опасность, угрожающая сегодня человечеству, — это слепой фанатизм, который судорожно искажает веру и в который впадают люди и целые общества. Я боюсь этой судороги, этой наизнанку вывернутой веры. Я боюсь шовинистов всех направлений, наций и рас. Фанатизм плюс водородная бомба, плюс безразличие — это самая прямая дорога к гибели человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Обращаясь к Отцу атомной бомбы:
— Может, вы чего-нибудь выпьете?
— Спасибо, мне нельзя, у меня печень больная.
— Видите ли, я буду говорить долго, и если вы ничем себя не займете, мне трудно будет продолжать. Мне будет казаться, что я уже наскучил.
— Я слушаю вас с интересом.
— Все равно, разрешите что-нибудь предложить вам. Ну хотя бы из еды... Иначе мне будет трудно вас обвинять. Я прошу помочь мне...
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Чего бы вам хотелось? Что вам подать?
— Не беспокойтесь, я сам.
Отец водородной бомбы продолжает:
— Мы имеем дело с великим ученым, но мы часто ошибаемся, считая, что величие в одной сфере деятельности должно означать исключительное дарование и в других областях интеллектуального творчества. Наполеон Бонапарт рисует... Простите, ваше величество, но вы сами учили меня быть откровенным... Отец атомной бомбы пишет стихи. И, к сожалению, не только стихи. Он также вмешивается в политику и, что еще хуже, сваливает в одну кучу политику и физику. Это в конце концов не только его вина. Вы все знаете, что он занимал десятки весьма значительных правительственных постов, руководил атомной комиссией, говорил от имени нашей страны в Организации Объединенных Наций и выступал в качестве эксперта в конгрессе. Его приглашали университеты всего мира, еженедельно он выступал по радио и перед телеобъективами, от него требовали отзыва о вещах, в которых он ничего не понимал. Самые знаменитые люди нашего государства приглашали его и стремились узнать его мнение о Ван Гоге, о стихах, о санскритских переводах; он объяснял им принцип неопределенности Гей-зенберга, комментировал выступления Вышинского, учил Ачессона, давал советы Баруху, говорил и писал... Что же удивительного, что наконец он сам поддался этому обману и почувствовал себя и министром иностранных дел, и даже
амим государем нашей страны. Он в значительной мере счи-ал свои выступления программными. Он до сих пор убеден, что лишь ученые способны управлять миром. Сегодня, огда в руках ученого сосредоточены огромные силы, эта дея становится еще более заманчивой и привлекательной.
чень легко поддаться мысли, что сила, которую ты осво-одил, по праву принадлежит тебе. Весьма соблазни-ельно стать равным правительству, армии и могуществу рироды.
Вновь обращается к Отцу атомной бомбы:
— Не слишком ли быстро я говорю?
— Нет, нет, не беспокойтесь.
— Знаете, что я вспомнил: в школе мне всегда снижали отметку за то, что я говорил слишком быстро и проглатывал слова. Вы ведь помните, не так ли?
— Конечно.
— И в самом деле, мы ведь, кажется, учились вместе?
— Да, если не ошибаюсь, мы с вами были одноклассники.
— Да, да, ну конечно же... Это не вы разве побились однажды об заклад, что спрыгнете со второго этажа?
Отец атомной бомбы, краснея:
— Я.
Отец водородной бомбы продолжает:
— Мой уважаемый коллега присвоил себе своеобразную монополию на моральные оценки. Неизвестно почему, но он счел себя призванным судить других, осуждать ученых, которые отдали свои способности производству водородной бомбы. Дело дошло до того, что он ухватился за метод, который принадлежал мне и который я сам уже считал пройденным этапом. Он горячо пропагандировал этот метод среди ученых. Трудно представить себе большую трагикомедию : я отрицаю свое собственное открытие, а он упорно его отстаивает.
Он не захотел нам помочь. Но, быть может, ученый имеет на это право? Нет, не имеет. От солдата требуется, чтобы он в бою отдавал все — свой энтузиазм, возможности и весь свой моральный потенциал. То же самое мы должны требовать от ученого.
По Боссюэ, еретиком является каждый, кто имеет свое мнение и руководствуется своими мыслями и личным чувством.Нельзя впадать в сентиментальность, если кто-нибудь твердит, что то или иное наше действие не согласуется с высокими принципами идеальной демократии. Я обеими руками за демократию. Однако наша демократия не должна бояться использовать кулак, ибо в противном случае мы ее потеряем.
Отцу атомной бомбы:
— Вы не обижаетесь на меня?
— Нисколько.
Затем неожиданный вопрос:
— Простите, а вы хорошо учились в школе?
— Не помню. Средне, наверное.
— Кажется, у меня сохранилась школьная фотография, на которой есть и вы...
Выступление Отца атомной бомбы (Хроника. Отчасти дополненная воображением)
(Устало и медленно, не слыша собственного голоса): — Отец водородной бомбы сделал попытку доказать, что производство бомбы является вопросом чисто техническим, что ученого не должно интересовать ничто другое, кроме того, как лучше всего и быстрее всего создать бомбу. Я с этим не согласен. Хотя наука сама по себе безразлична к добру и злу, праву и бесправию, однако ученый не может быть безразличен к ним. Водородная бомба может уничтожить сразу целые нации. Если она будет применена, никто не отделит виновника от жертв, друзей от врагов, матерей от детей, все сольется в одну безликую массу, которая превратится в пепел.
Производство водородной бомбы имело бы смысл лишь в том случае, если бы с ее помощью мы смогли достигнуть мощного политического нажима, то есть если бы мы достигли такого военного преимущества, чтобы без войны принудить противника принять наши требования. Для этого мы должны были бы получить многолетнее преимущество и быть убежденными, что противная сторона не сможет нас догнать. Однако тот факт, что русские в такой короткий период создали атомную бомбу, должен был бы стать для нас предупреждением. Мы могли бы прийти к заключению, что нам не удастся удержать необходимое преимущество.
— Вы хорошо начали, — вставил Отец водородной бомбы. — Я очень рад за вас.
— Самая большая опасность, угрожающая сегодня человечеству, — это слепой фанатизм, который судорожно искажает веру и в который впадают люди и целые общества. Я боюсь этой судороги, этой наизнанку вывернутой веры. Я боюсь шовинистов всех направлений, наций и рас. Фанатизм плюс водородная бомба, плюс безразличие — это самая прямая дорога к гибели человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42