..
Он снова поднялся в космолет.Дверь кабины тяжко захлопнулась.Люди моментально разбежались с поля.Раздался оглушительный шум, космолет дрогнул и оторвался от земли.
Сидящие в кабине не смотрели друг на друга.Они все трое снова были друг другу чужие.Боб вытащил из кармана утреннюю газету и заставил себя читать.
«...Случаи воровства в столице участились. Уголовные преступления совершаются, как правило, ветеранами войны...»
«Ну что же, стало быть, я сделал свое дело. Я могу быть спокоен, меня поняли»,— подумал Боб, но подумал без радости и даже без волнения. Теперь уже это было ему безразлично, потому что он прочитал это с опозданием на десять минут. Ему надо было прочитать это десятью минутами раньше, на земле, когда еще было время...
Боб опустил газету и посмотрел в иллюминатор.Земля еще не исчезла из виду. И, глядя на нее, на эту землю, на которой он прожил годы, Боб не мог не найти самую большую в своей жизни ошибку. Потому что еще минута — и земли уже не будет видно, земли, той единственно твердой, единственно надежной точки опоры, которой еще можно было довериться. Довериться и сделать признание. Еще минута—и конец, и тогда будет поздно.
Самой большой ошибкой твоей жизни было не то, что ты принял участие в войне, а то, что ты принял в ней участие — не подумав.
Не то, что ты согласился сбросить бомбу, а то, что ты согласился — не подумав. Не то, что ты сбросил эту бомбу, а то, что ты сбросил ее — не подумав.
Ты не подумал.Он увидел в иллюминатор что-то круглое и не сразу догадался, что это такое. Потом улыбнулся вдруг. Вот тебе и на! Стало быть, Земля действительно круглая! Стало быть, его не обманывали?
В этот последний миг захотелось вызвать в памяти что-нибудь определенное. Какое-нибудь дерево, камень, дом, лицо или же слово. И единственное, что ему вспомнилось, была мать, которую он так редко видел. Он спрятал лицо от сидящих рядом чужих людей и заплакал. И в первый раз в жизни не устыдился собственной сентиментальности. Моя мама, моя добрая, моя любимая, моя хорошая мама!
Потом взгляд его упал на большое зеркало в стене кабины, и он увидел в нем себя с головы до ног. Волосы у него были острижены по последней моде, на нем был лучший костюм, лучшие ботинки и модный галстук.
Но одна, почти неприметная мелочь давно уже его выдала. Носки у него были не в тон с костюмом. Носки он выбрал случайно и невнимательно.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава четырнадцатая
Музей «Хиросима»
В вестибюле музея стояли трое мужчин. Двое из них были одеты в белые костюмы: один — хромой, с палкой, другой — толстый и низенький, с короткими руками и с приветливым добрым лицом.
— Я вам тысячу раз говорил, — обратился Гид к третьему мужчине,— в музей можно входить только в белом костюме.
Третий мужчина, не проронив ни звука, повернулся и пошел прочь.
— А мы? — спросил человек с палкой.
— А мы? — подхватил его вопрос толстячок.
— Я очень сожалею, но придется подождать еще немного. Что поделаешь, гости опаздывают.
Гид был человек на редкость благовоспитанный.
— А правда, что они приехали из далекой страны? — спросил гардеробщик. — И что когда-то они были нашими врагами ?
— Не знаю. Они гости.
— А правда, что это они разрушили наш город?
— Не знаю. Они гости.
В это время открылась входная дверь и в вестибюль вошли двое молодых мужчин в белых костюмах и с ними девушка. Все, кроме Гида, посмотрели на вошедших с изумлением.
— Но они очень похожи на нас! — воскликнул гардеробщик.
— Они гости.— И Гид обратился к гостям: — Здравствуйте.
— Здравствуйте,— сказал один из молодых людей.
— Здравствуйте, — сказал другой.
— Здравствуйте,— сказала девушка.
— Здравствуйте, — сказал человек с палкой.
— Здравствуйте, — сказал толстяк.
— Здравствуйте, — сказал гардеробщик.
— Здравствуйте, — сказал кассир.
— Теперь можно начать осмотр музея.
— Вы забыли представиться друг другу, - подсказал Гиду кассир.
— Ах, верно. Извините.- И представился: - Гид. Представились и остальные.
- Боб.
- Джо.
— Лили.
— Человек с палкой.
— Толстяк.
— Гардеробщик.
— Кассир.
— Теперь можно начать осмотр...
— Да, теперь можно начать осмотр.
Посетителям музея запрещалось иметь при себе часы. Они сдали часы кассиру. Им объяснили, что в каждом зале имеется специальный служащий, который непрерывно пишет мелом на обыкновенной доске точное время - час и минуту. Пишет и стирает. Непрерывно.
Сейчас было три часа ночи, и поэтому, кроме гостей и двоих мужчин, других посетителей в музее не было.
У входа в залы гардеробщик обыскал человека с палкой и толстяка - нет ли у них в карманах других часов. У толстяка действительно оказались.
- На первый раз мы вам прощаем, - сказал Гид.
- Спасибо,- испуганно пробормотал толстяк.
- Позвольте попросить вас еще об одном, - сказал гардеробщик. - В нашем музее надо разговаривать обычным голосом, не слишком тихо и не слишком громко. Просьба, как видите, незначительная и никого не затруднит. И вообще, мы требуем от посетителей немногого.
После чего трое гостей, человек с палкой и толстяк сняли свою обувь, надели тапочки и, сопровождаемые Гидом, вошли в зал.
- Приятного развлечения, - крикнул им вслед гардеробщик.
- Приятного развлечения, - присоединился к нему кассир.
Залы музея были просторные, с высокими потолками и мраморными колоннами, ослепительными, гладкими и холодными. Полы были устланы громадными коврами, заглушавшими звук шагов. Кругом царило молчание, глубокое И тягостное молчание.
Для того чтобы попасть из одного зала в другой, надо было пройти по тесному коридору с очень низким потолком. Пройти же по такому коридору можно было только нагнувшись.Рядом с дверью в первый же такой коридор висела таблица.
— О, это самое большое из наших достижений, — сказал Гид.
В таблице было указано подробнейшим образом, с точностью до мелочей, кому насколько следует нагибаться — в зависимости от возраста, пола, роста и от занимаемого в обществе положения. Внизу таблицы имелось примечание, где было сказано, что дирекция музея прилагает все усилия к тому, чтобы облегчить дело посетителям. Поэтому таблица постоянно усовершенствуется, ибо при нынешнем положении вещей люди еще проводят перед ней слишком много времени и с трудом разбираются, насколько им следует нагнуться. В конце стояла фамилия сотрудника, в течение вот уже Многих лет кропотливо исследующего этот вопрос.
— Вы можете записать его фамилию, если желаете,— сказал Гид. — Потому что ведь иностранную фамилию запомнить довольно трудно.
— А можно, — спросили его, — если кто-нибудь не пожелает продолжать осмотр музея, можно тому выйти из здания до конца осмотра?
Гид ответил, что можно, но необходимо представить подробную объяснительную записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Он снова поднялся в космолет.Дверь кабины тяжко захлопнулась.Люди моментально разбежались с поля.Раздался оглушительный шум, космолет дрогнул и оторвался от земли.
Сидящие в кабине не смотрели друг на друга.Они все трое снова были друг другу чужие.Боб вытащил из кармана утреннюю газету и заставил себя читать.
«...Случаи воровства в столице участились. Уголовные преступления совершаются, как правило, ветеранами войны...»
«Ну что же, стало быть, я сделал свое дело. Я могу быть спокоен, меня поняли»,— подумал Боб, но подумал без радости и даже без волнения. Теперь уже это было ему безразлично, потому что он прочитал это с опозданием на десять минут. Ему надо было прочитать это десятью минутами раньше, на земле, когда еще было время...
Боб опустил газету и посмотрел в иллюминатор.Земля еще не исчезла из виду. И, глядя на нее, на эту землю, на которой он прожил годы, Боб не мог не найти самую большую в своей жизни ошибку. Потому что еще минута — и земли уже не будет видно, земли, той единственно твердой, единственно надежной точки опоры, которой еще можно было довериться. Довериться и сделать признание. Еще минута—и конец, и тогда будет поздно.
Самой большой ошибкой твоей жизни было не то, что ты принял участие в войне, а то, что ты принял в ней участие — не подумав.
Не то, что ты согласился сбросить бомбу, а то, что ты согласился — не подумав. Не то, что ты сбросил эту бомбу, а то, что ты сбросил ее — не подумав.
Ты не подумал.Он увидел в иллюминатор что-то круглое и не сразу догадался, что это такое. Потом улыбнулся вдруг. Вот тебе и на! Стало быть, Земля действительно круглая! Стало быть, его не обманывали?
В этот последний миг захотелось вызвать в памяти что-нибудь определенное. Какое-нибудь дерево, камень, дом, лицо или же слово. И единственное, что ему вспомнилось, была мать, которую он так редко видел. Он спрятал лицо от сидящих рядом чужих людей и заплакал. И в первый раз в жизни не устыдился собственной сентиментальности. Моя мама, моя добрая, моя любимая, моя хорошая мама!
Потом взгляд его упал на большое зеркало в стене кабины, и он увидел в нем себя с головы до ног. Волосы у него были острижены по последней моде, на нем был лучший костюм, лучшие ботинки и модный галстук.
Но одна, почти неприметная мелочь давно уже его выдала. Носки у него были не в тон с костюмом. Носки он выбрал случайно и невнимательно.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава четырнадцатая
Музей «Хиросима»
В вестибюле музея стояли трое мужчин. Двое из них были одеты в белые костюмы: один — хромой, с палкой, другой — толстый и низенький, с короткими руками и с приветливым добрым лицом.
— Я вам тысячу раз говорил, — обратился Гид к третьему мужчине,— в музей можно входить только в белом костюме.
Третий мужчина, не проронив ни звука, повернулся и пошел прочь.
— А мы? — спросил человек с палкой.
— А мы? — подхватил его вопрос толстячок.
— Я очень сожалею, но придется подождать еще немного. Что поделаешь, гости опаздывают.
Гид был человек на редкость благовоспитанный.
— А правда, что они приехали из далекой страны? — спросил гардеробщик. — И что когда-то они были нашими врагами ?
— Не знаю. Они гости.
— А правда, что это они разрушили наш город?
— Не знаю. Они гости.
В это время открылась входная дверь и в вестибюль вошли двое молодых мужчин в белых костюмах и с ними девушка. Все, кроме Гида, посмотрели на вошедших с изумлением.
— Но они очень похожи на нас! — воскликнул гардеробщик.
— Они гости.— И Гид обратился к гостям: — Здравствуйте.
— Здравствуйте,— сказал один из молодых людей.
— Здравствуйте, — сказал другой.
— Здравствуйте,— сказала девушка.
— Здравствуйте, — сказал человек с палкой.
— Здравствуйте, — сказал толстяк.
— Здравствуйте, — сказал гардеробщик.
— Здравствуйте, — сказал кассир.
— Теперь можно начать осмотр музея.
— Вы забыли представиться друг другу, - подсказал Гиду кассир.
— Ах, верно. Извините.- И представился: - Гид. Представились и остальные.
- Боб.
- Джо.
— Лили.
— Человек с палкой.
— Толстяк.
— Гардеробщик.
— Кассир.
— Теперь можно начать осмотр...
— Да, теперь можно начать осмотр.
Посетителям музея запрещалось иметь при себе часы. Они сдали часы кассиру. Им объяснили, что в каждом зале имеется специальный служащий, который непрерывно пишет мелом на обыкновенной доске точное время - час и минуту. Пишет и стирает. Непрерывно.
Сейчас было три часа ночи, и поэтому, кроме гостей и двоих мужчин, других посетителей в музее не было.
У входа в залы гардеробщик обыскал человека с палкой и толстяка - нет ли у них в карманах других часов. У толстяка действительно оказались.
- На первый раз мы вам прощаем, - сказал Гид.
- Спасибо,- испуганно пробормотал толстяк.
- Позвольте попросить вас еще об одном, - сказал гардеробщик. - В нашем музее надо разговаривать обычным голосом, не слишком тихо и не слишком громко. Просьба, как видите, незначительная и никого не затруднит. И вообще, мы требуем от посетителей немногого.
После чего трое гостей, человек с палкой и толстяк сняли свою обувь, надели тапочки и, сопровождаемые Гидом, вошли в зал.
- Приятного развлечения, - крикнул им вслед гардеробщик.
- Приятного развлечения, - присоединился к нему кассир.
Залы музея были просторные, с высокими потолками и мраморными колоннами, ослепительными, гладкими и холодными. Полы были устланы громадными коврами, заглушавшими звук шагов. Кругом царило молчание, глубокое И тягостное молчание.
Для того чтобы попасть из одного зала в другой, надо было пройти по тесному коридору с очень низким потолком. Пройти же по такому коридору можно было только нагнувшись.Рядом с дверью в первый же такой коридор висела таблица.
— О, это самое большое из наших достижений, — сказал Гид.
В таблице было указано подробнейшим образом, с точностью до мелочей, кому насколько следует нагибаться — в зависимости от возраста, пола, роста и от занимаемого в обществе положения. Внизу таблицы имелось примечание, где было сказано, что дирекция музея прилагает все усилия к тому, чтобы облегчить дело посетителям. Поэтому таблица постоянно усовершенствуется, ибо при нынешнем положении вещей люди еще проводят перед ней слишком много времени и с трудом разбираются, насколько им следует нагнуться. В конце стояла фамилия сотрудника, в течение вот уже Многих лет кропотливо исследующего этот вопрос.
— Вы можете записать его фамилию, если желаете,— сказал Гид. — Потому что ведь иностранную фамилию запомнить довольно трудно.
— А можно, — спросили его, — если кто-нибудь не пожелает продолжать осмотр музея, можно тому выйти из здания до конца осмотра?
Гид ответил, что можно, но необходимо представить подробную объяснительную записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42